Ббк 63. 5 +904 г 75 Редколлегия

202
Сиротским  судом  назначалась  опека  над  малолетними  сиро-
тами  купеческого  и  мещанского  звания»  [Там  же:  214].  А.В. 
Петров, начинавший работать учеником в типографии, писал, 
что среди учеников был создан хор, «на организацию которого 
отпускались средства покровительницей Стрекаловой, которая 
во время больших праздников любила послушать песнопения 
“своего  собственного  хора”  и  вручить  из  собственных  ручек 
опекаемым детям “гостинцы” – по 20 копеек деньгами и ме-
шочек с конфетами» [Там же: 374]. Купцы братья Ляпины пе-
реоборудовали  принадлежащее  им  складское  помещение  под 
жилой дом и открыли там бесплатное общежитие для студен-
тов. «Ляпинка» была для многих студентов счастьем… Были и 
«вечные» ляпинцы,… которые по 10–15 лет жили в «Ляпинке» 
и оставались в ней долгое время уже по выходе из училища 
[Гиляровский, 1956: 64]. И подобных примеров была немало.
С  1894  г.  стали  открываться  «городские  попечительства  о 
бедных»  для  помощи  неимущим  на  дому.  В  ведении  нового 
учреждения  находились  приюты,  ночлежные  дома  и  другие 
благотворительные заведения. Помощь беднякам должна была 
оказываться денежными пособиями, медицинскими и юриди-
ческими услугами, едой, одеждой, обувью, трудоустройством 
и т.п. Нуждающиеся всегда могли найти защиту, стол и кров в 
московских храмах.
Занятие благотворительностью считалось в порядке вещей 
и для большинства жителей Москвы, что неоднократно отме-
чали в своих произведениях писатели того времени. Формы ее 
проявления  были  самыми  разными.  По  воспоминаниям  И.С. 
Шмелева, его отец раз в году на Рождество одаривал бедных 
деньгами. Получив выручку, он раскладывал деньги «на запи-
сочки – каким беднякам, куда и сколько. У него… есть особая 
книжечка, и в ней вписаны разные бедняки, и кто раньше слу-
жил у нас. Сейчас позовет Василь-Василича, велит заложить 
беговые санки и развести по углам-подвалам. Так уж привык, 
а то и Рожество будет не в Рождество» [Шмелев, 2012: 278]. 
В семье И.С. Шмелева было принято также раздавать бедным 

203
оставшиеся после праздников пироги и куличи [Там же: 241]. 
А вот московский барин из рассказа И.С. Шмелева «Росста-
ни» и его родственница, живя в подмосковной деревне, раздают 
милостыню всем, кто ни попросит. «И стал день за днем рас-
крывать свой большой кошелек и раздавать пятаки… И дивил-
ся, сколько их, останавливающихся под окошками!... Сколько 
всяких!  Всех  приючала  Арина,  давала  хлеба,  протягивала  из 
окошка ломоть и никогда не смотрела, кто там, слушая два го-
лоса – тот, что шел с воли, и другой, что говорил в ней: дай, 
не смотри… Приходили силачи – парни в драных картузах, с 
буйными лицами, с налитыми глазами, пропойные, с пустыми 
корзинами и взглядами исподлобья, гудели: – Бабушка Арина, 
подай хлебца проходящему! И к ним протягивалась рука ее» 
[Там же: 344–345].
Если  бы  москвичи  были  менее  радушными,  в  городе  не 
скапливалось бы столько нищих и бродяг. Вот, что писал И.А. 
Слонов: «По московским улицам бродило множество нищих, 
калек, юродивых, странников и разных проходимцев, на все го-
лоса выпрашивающих милостыню» [Ушедшая Москва, 1964: 
191].  И  многие  горожане  давали  им  подаяние.  «Как  раз  на-
против нас, – вспоминал П.И. Богатырев, – сердобольная до-
мовладелица  ранним  утром  оделяла  в  окно  нищих,  которых 
собиралось не один десяток. Эти нищие вопили у окна на все-
возможные голоса… Вообразите, что за какофония стояла на 
нашей улице… Посторонний человек мог бы ошалеть, да у нас 
посторонних и не бывало» [Там же: 134]. Особенно радушно 
раздавали милостыню по праздникам, а также в связи с различ-
ными семейными событиями, в обязательном порядке жертво-
вали на похоронах, естественно, прежде всего, из религиозных 
соображений.  «Похоронную  процессию  всегда  сопровождала 
толпа  нищих;  родственники  покойного  везли  с  собой  целые 
мешки медной монеты и всю дорогу до кладбища раздавали 
их нищим. Богатые же купцы устраивали поминки, заказывали 
обеды для бедных в ночлежных домах или раздавали подаяние 
на дому» [Там же: 368]. 

204
Помимо  нищих  в  Москве  было  принято  проявлять  мило-
сердие к заключенным. «Как в старину цари московские в из-
вестное время сами посещали тюрьмы и раздавали подаяние 
заключенным, так и в купечестве сохранился обычай к боль-
шим праздникам посылать в тюрьмы и места заключения по-
даяния – чай, сахар, калачи; эти подаяния привозились целыми 
возами» [Там же: 293]. 
«Испокон веку был обычай на большие праздники – Рож-
дество, Крещение, Пасху, масленицу, а также в дни поминове-
ний, в “родительские субботы” посылать в тюрьмы подаяние 
арестованным,  или,  как  говорили  тогда  “несчастненьким”… 
Огромные куши наживали булочники перед праздниками, про-
давая лежалый товар за полную стоимость по благотворитель-
ным заказам на подаяние заключенным» [Там же: 294]. 
В зоне внимания сердобольных москвичей были и солдаты, 
в особенности караульные. «Ходить в караул считалось вооб-
ще трудной и рискованной обязанностью, но перед большими 
праздниками солдаты просились, чтобы их назначили в кара-
ул. Для них, никогда не видавших куска белого хлеба, эти дни 
были  праздниками.  Когда  подаяние  большое,  они  приносили 
хлеб даже в казарму и делились с товарищами» [Гиляровский, 
1956: 161]. 
Главными жертвователями были представители купечества, 
считавшие  необходимостью  «для  спасения  душ  своих  жерт-
вовать  “несчастненьким”  на  пропитание,  чтобы  они  в  своих 
молитвах  поминали  жертвователя,  свято  веруя,  что  молитвы 
заключенных  скорее  достигают  своей  цели»  [Там  же:  162]. 
Подавали арестантам и простые обыватели, и не только из-за 
желания  спасти  свою  душу,  но  и  из  искреннего  чувства  ми-
лосердия. Особую жалость вызывали ссыльные. Когда их от-
правляли из Бутырской тюрьмы в Сибирь, вдоль дороги стояли 
люди и что-нибудь передавали осужденным. Вот как описывал 
это  В.А.  Гиляровский:  «…Жертвовали  кто  чем  мог,  стараясь 
лично передать подаяние, для этого сами жертвователи отвоз-
или иногда воза по тюрьмам, а одиночная беднота с парой ка-

205
лачей или испеченной дома булкой поджидала на Садовой, по 
пути следования партии и, прорвавшись сквозь цепь, совала в 
руки арестантам свой трудовой кусок, получая иногда затре-
щины от солдат» [Там же: 163].
Медные деньги бросали на эшафот, на котором находился 
осужденный  во  время  обряда  «публичной  казни».  «Этим  де-
нежным дождем, сыпавшимся на эшафот, московский люд вы-
ражал жалость и милость хотя и преступному, но все же не-
счастному человеку» [Ушедшая Москва, 1964: 34]. 
В.А. Гиляровский отмечал и отдельных известных жителей 
Москвы, которые занимались благотворительностью исключи-
тельно ради желания помочь. Таким был булочник Филиппов, 
который,  «во-первых,  никогда  не  посылал  “завали”  арестан-
там, а всегда свежие калачи и сайки; во-вторых, у него велся 
особый счет, по которому видно было, сколько барыша давали 
эти заказы на подаяние, и этот барыш он целиком отвозил сам 
в тюрьму и жертвовал на улучшение пищи больным арестан-
там» [Гиляровский, 1956: 165]. Или винодел Лев Голицын, ко-
торый  «…бросал  деньги  направо  и  налево,  никому  ни  в  чем 
не отказывал, особенно учащейся молодежи». Когда во время 
одной политической демонстрации жандармы стал расстрели-
вать толпу студентов, он вышел из своего магазина «в одном 
сюртуке, с развевающейся седой гривой… кричал на полицию 
и требовал, чтобы раненых несли к нему на перевязку» [Там 
же: 204]. 
Было и немало тех, кто оказывал поддержку представите-
лям творческой интеллигенции, бедным художникам, актерам, 
музыкантам. О многих из них давно известно. В.А. Гиляров-
ский писал, например, о князе Петре Мещерском. «И, правда, 
бедноте он был друг, и к концу поста, когда актеры прожива-
лись до копейки, он многим помогал деньгами из своих очень 
небольших средств» [Там же: 282]. 
Однако  московская  благотворительность  в  те  годы  имела 
противоречивый, и, можно сказать, выборочный характер, и на 
общем  светлом  фоне  вырисовывалось  немало  черных  пятен. 

206
Впрочем,  это  можно  отнести  и  ко  всей  московской  жизни,  о 
чем уже говорилось выше. «В бытовой жизни старой Москвы 
то  и  дело  встречались  резкие  контрасты,  противоречия;  ря-
дом с блеском и роскошью – грязь и нищета; рядом с высокой 
культурой с огромными талантами – нравственное убожество 
и пошлость, подъем и падение. Например, величественная Тре-
тьяковская галерея… с ее замечательными коллекциями картин 
первейших русских мастеров и среди них знаменитое полотно 
одного  из  выдающихся  художников-пейзажистов,  академика 
Алексея  Кондратьевича  Саврасова  “Грачи  прилетели”…  И  в 
той же Москве, в то же самое время, когда картиной любуют-
ся тысячи зрителей, сам автор, художник и академик, голодный, 
больной, погибающий, с опухшими от мороза руками, ютится 
где-то  в  грязной,  промозглой  ночлежке  по-своему  знаменитой 
Хитровки… Умер он в нищете… и похоронен на Ваганьковском 
кладбище. Там же лежат многие талантливые русские люди, и 
вряд ли кто найдет теперь их могилы» [Телешов, 1987: 258–259].
Почти  такими  же  словами  описывал  ситуацию  в  Москве 
и  В.А.  Гиляровский:  «Много  талантов  погибло  от  бедности. 
Такова судьба Волгужева… Его волжские пейзажи были пре-
красны. Он умер от чахотки: заболел, лечиться не на что…» 
[Гиляровский, 1956: 105]. 
Судя по мемуарной литературе тех лет, в Москве XIX в. не-
редко было проще прожить профессиональному нищему, чем 
трудовому человеку, стоящему на низшей ступеньке социаль-
ной лестницы или безработному. Приведем рассказ В. Гиляров-
ского о подобном случае: «Крестьянин одного из беднейших 
уездов Вологодской губернии… отправился в Москву на зара-
ботки… В Москве долгое время добивался он какого ни на есть 
местишка, чтобы прохарчиться до весны, да ничего не вышло. 
Обошел  фабрики,  конторы,  трактиры,  просился  в  “кухонные 
мужики” – не берут, рекомендацию требуют, а в младшие двор-
ники и того больше. – Нешто с ветру по нонешнему времени 
взять можно? Вон, гляди, в газетах пропечатывают, что с фаль-
шивыми паспортами беглые каторжники нарочно нанимаются, 

207
чтобы обокрасть! – сказали ему в одном из богатых купеческих 
домов. – Разь я такой? Отродясь худыми делами не занимал-
ся, вот и пашпорт… – Пашпортов-то много! Вон на Хитровом 
рынке по полтине пашпорт… И твой-то, может, оттуда, вон и 
печать-то слепая… Ступай с Богом!... А ночлежный хозяин все 
требовал  за  квартиру,  угрожая  вытолкать.  Просил  подаяния, 
но не подавали, еще и обругали, что, мол, здоровяк, а работать 
ленится»  [Гиляровский,  1987:  251].  После  нескольких  недель 
мытарств обессиленный и голодный крестьянин украл из сто-
рожки дворника кусок хлеба, за что был арестован и, надо ду-
мать, наконец-то в тюрьме получил подаяние от сердобольных 
москвичей. Назвал этот свой рассказ В.А. Гиляровский «Один 
из многих» [Там же: 252].
«Профессиональным нищим», которые знали, как себя ве-
сти и что сказать для того, чтобы им дали милостыню, было 
легче добыть себе пропитание. В Москве почти постоянно от-
мечались какие-либо праздники, семейные даты, во время ко-
торых устраивались обеды для нищих, давалось подаяние. Не 
зря среди нищих было и немало «фальшивых». Так, по замеча-
нию В.А. Гиляровского, из некоторых подмосковных губерний, 
особенно из Богородского и Верейского уездов, в Москву еже-
годно  отправлялись  нищие,  выдававшие  себя  за  погорельцев 
[Гиляровский, 1956: 158]. 
В то же время нищие были, естественно, одними из самых 
не защищенных слоев населения. И.А. Слонов писал, что по 
торговым рядам Москвы «ходило множество нищих и юроди-
вых, среди них было много прогоревших купцов, спившихся и 
выгнанных приказчиков, чиновников и других. Их степенства 
Тит Титычи (богатые купцы) часто заставляли бывших людей 
петь и плясать около своих лавок… Приказчики и мальчики за-
бавлялись прикалыванием на спину нищим и юродивым юмо-
ристических  фигур,  вырезанных  из  бумаги,  и  к  ним  разных 
надписей, с которыми и без того обиженные судьбой ходили по 
рядам, повсюду возбуждая смех своим видом» [Ушедшая Мо-
сква, 1964: 222].

208
Чтобы им лучше подавали, нищие частенько использовали 
детей, которых при надобности покупали. «На последней не-
деле  Великого  поста  грудной  ребенок  “покрикастее”  шел  по 
четвертаку в день, а трехлеток – по гривеннику… Нищенствуя, 
детям  приходилось  зимой  снимать  обувь  и  отдавать  ее  кара-
ульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около 
выходов из трактиров и ресторанов». Чем больше становились 
дети,  тем  меньше  они  могли  «заработать».  Особенно  тяжело 
приходилось  девочкам-подросткам.  «Им  оставалось  одно  – 
продавать себя пьяным развратникам» [Гиляровский, 1956: 44]. 
Нередко нищие в силу своего ремесла лишались здоровья и 
жизни. Обратимся опять к творчеству В.А. Гиляровского, кото-
рый описал эпизод, случившийся в связи со смертью миллио-
нера Губкина. «…Об этом пронюхали нищие и стали толпить-
ся у ворот. Управляющий раздал им по двугривенному и велел 
приходить завтра. – Завтра по рублю оделять будем!... Весть о 
миллионере-покойнике вмиг разлеталась по всем ночлежкам и 
нищенским притонам… Сотни нищих бежали со всех рынков, 
ночлежек и окраин…Ворота [дома умершего – Л.О.] зашата-
лись  от  напора  десятитысячной  толпы,  просившей,  кричав-
шей, ругавшей хозяина… Просунутые сквозь решетку в руки 
нищих несколько горстей двугривенных окончательно взорва-
ли голодных нищих. Каждый стремился пролезть вперед, а по-
лучивший стремился вырваться назад… Жуткие вопли, рев и 
предсмертные стоны задавленных слились в звериный вой… В 
результате… увезли ранним утром две пожарные фуры трупов, 
задушенных,  изломанных.  Сотни  изувеченных  расползались 
по  соседним  улицам  и  падали,  падали»  [Гиляровский,  1956: 
67–68]. 
В данном случае, вероятно, не стоит обвинять дарителей в 
том, что случалось. Однако среди жертвователей было немало 
тех, кто не особенно думал о милосердии, а больше о своих 
грехах, которые желательно было искупить, жертвуя подаяние. 
Вот как, например, писал о благотворительности московских 
купцов  И.А.  Белоусов:  «Вообще  старые  обычаи  от  отцов  и 

209
дедов в московском купечестве держались крепко. Купцы лю-
били  покутить  –  съездить  к  цыганам,  сытно  поесть,  выпить, 
строго соблюдая посты, и в то же время обсчитать, обмерить, 
прижать кого-нибудь, как говорится, “к стенке”, “выворотить 
кафтан”, то есть не заплатить долгов. И хотя купцы, с религи-
озной точки зрения, все это считали грехом и таких грехов у 
них накапливалось много, но для того, чтобы откупиться перед 
Богом от этих грехов, у них было много и средств: они умели 
вовремя и попоститься и помолиться, а капиталы дозволяли им 
делать “добрые дела”. Вот отсюда и возникла широкая купе-
ческая благотворительность…» [Ушедшая Москва, 1964: 327].
Нередко  пожертвования  купцов  делались  по  принужде-
нию.  Чиновники  заставляли  купцов  давать  «добровольные» 
взносы  на  различные  государственные  и  благотворительные 
нужды, напр., для «кормления» солдат, которые размещались 
в Москве, на военные нужды, на организацию угощений для 
народа  в  связи  с  государственными  праздниками  и  т.п.  Н.П. 
Вишняков, который сам был выходцем из купцов, вспоминал: 
«Оказалось, что сбор добровольных пожертвований произво-
дился в канцелярии генерал-губернатора следующим манером: 
чиновник спрашивал имя, глядел в реестр и объявлял сумму, 
надлежащую к уплате… Кто были побойчее, добивались скид-
ки, кто потише и боязливее, уплачивали беспрекословно» [Там 
же: 292].
Особенно не любили купцы заниматься, так называемыми, 
опеками над имуществом малолетних сирот. «Не могло быть 
ничего возмутительнее и нелепее, как возложение ответствен-
ности  за  чужое  имущество  на  совершенно  посторонних  лю-
дей! Когда опека касалась сирот неимущих или малоимущих, 
она  имела  еще  известный  смысл,  как  особый  вид  благотво-
рительности… Все дело сводилось к выдаче бедному семей-
ству  небольшой  помесячной  субсидии…  Но  были  опеки  над 
большими состояниями, запутанными и тяжебными, где тре-
бовалось  внимание,  хождение  по  канцеляриям,  издержки  из 
собственного кармана… Нередко такие опеки кончались тем, 

210
что от большого хорошего состояния не оставалось ничего, и 
опекаемые пускались по миру». Купцы старались избавиться 
от такой «опеки» и за это давали взятки чиновнику, купец «… 
обращался к нему с покорнейшей просьбой избавить его от та-
кой сложной опеки, за что обещал поблагодарить чиновника; 
последнему только это и нужно было. Он брал с купца взятку 
от двадцати до пятидесяти рублей и менял опеку сложную на 
более легкую» [Там же: 327].
Не удивительно, что в созданных на деньги меценатов боль-
ницах, приютах, богадельнях, ночлежных домах, учебных за-
ведениях условия были далеки от совершенства, не всегда со-
блюдались даже правосла гигиены. Вот что писал об условиях 
жизни  в  общежитии  Мещанского  училища  П.И.  Богатырев: 
«Одевали нас в какие-то грубого сукна казакины и толстейшие 
синие халаты, когда мы шли гулять… Кормили нас очень пло-
хой пищей, да и то впроголодь; кто побойчей, выпрашивал у 
буфетчика хлеба» [Там же: 111]. Так же, а то и еще хуже, жили 
учащиеся многих других училищ, не говоря уже об обитателях 
ночлежек. 
Таким образом, опираясь на литературные источники, мож-
но сказать, что при всех вариациях мотивов, стимулов, форм, 
масштабов  и  конкретных  проявлений  благотворительности 
москвичей,  посыл  к  милосердию,  несомненно,  существовал. 
Представители всех социальных и имущественных слоев чет-
ко  осознавали,  что  благотворительность  и  милосердие  –  это 
неотъемлемая часть их культуры, системы ценностей, образа 
жизни. Другой вопрос, как каждый реализовал этот посыл. Но 
нищему, просящему кусок хлеба, было не важно, какими мо-
тивами  руководствуется  человек,  дающий  его.  И,  во  многом 
благодаря именно московской благотворительности, несмотря 
на сложные социально-экономические условия того времени, 
выжили  и  стали  знаменитыми  многие,  вышедшие  из  низов 
писатели, композиторы, художники, изобретатели и т.п., да и 
просто сумели продолжить свой род наши прапрапрадедушки 
и прапрапрабабушки. 

211
Заключение
Завершая этот обзор, нельзя не отметить, что он, конечно, не 
полон. Без этнографических материалов, работ специалистов 
по вопросам русского быта картина московского гостеприим-
ства не может быть завершенной. Однако те немногие литера-
турные источники, которые были использованы, все же дают 
определенное представление о бытовании у москвичей обычая 
гостеприимства, формах и особенностях его проявления, вза-
имоотношениях между хозяевами и гостями и т.п. и помогают 
ответить на поставленные в начале статьи вопросы. Можно с 
уверенностью  констатировать,  что  обычай  гостеприимства 
действительно был важным элементом бытовой культуры жи-
телей  Москвы  XIX  в.,  мало  того,  москвичами  признавалась 
его высокая значимость и важность, ставился знак равенства 
между  словами  гостеприимство  и  благородство,  добросерде-
чие, благочестие, нравственность и т.п., а от щедрости хозяина 
во многом зависел его авторитет в обществе. Гостеприимство 
кроме своих прямых функций – предоставление гостям пищи 
и крова, привечание их, развлечение и т.п., выполняло и массу 
побочных, в том числе носящих социальный характер – реше-
ние деловых вопросов, важные знакомства, получение инфор-
мации,  формирование  общественного  мнения,  что  повышало 
его общественную ценность. И подобная ситуация прочно со-
хранялась  благодаря  существовавшим  тогда  объективным  и 
субъективным факторам: с одной стороны, – неразвитости об-
щественной системы связи, индустрии досуга и развлечений, 
бытового и медицинского обслуживания, образования и т.п., с 
другой, – огромному влиянию религии, общественного мнения 
и традиций. В то же время отношение к обычаю гостеприим-
ства у разных людей и в разных обстоятельствах было неодно-
значным. Огромную роль играли статусные позиции человека, 
что ограничивало состав гостей людьми «своего круга», вли-
яло на характер отношений между хозяевами и гостями. Но и 
при  взаимодействии  представителей  одних  социальных  сло-

212
ев отношения между ними во время взаимовизитов не всегда 
были полностью дружелюбными. В некоторых случаях обычай 
гостеприимства использовался лишь для демонстрации состо-
ятельности и статуса хозяина или гостя, а отношения хозяин-
гость были лишены искренности и доверительности. Но, хотя 
не все москвичи следовали этому обычая по велению сердца, 
а их радушие было временами показанным и наигранным, не-
обходимость следовать принятому этикету, религиозным пред-
писаниям, семейным традициям вовлекало в его орбиту доста-
точно много людей. 
Автор  специально  не  проводил  аналогий  с  сегодняшним 
днем, предоставляя читателю самому найти общие черты между 
тем временем и нынешним. А их, на наш взгляд, было немало. 
Но  важно  подчеркнуть  одно  существенное  различие  –  отсут-
ствие сегодня тех питающих обычай гостеприимства условий, 
какие имелись в прошлом. Современная Москва, в сравнении с 
другими российскими городами и, тем более, с прошлым вре-
менем, перенасыщена различными развлекательными и быто-
выми  учреждениями,  магазинами,  ресторанами,  средствами 
связи и т.п. Несмотря на массовое строительство храмов, уро-
вень религиозности населения невысок, а роль общественного 
мнения на бытовом уровне минимальна. У людей отсутствует 
особо острая необходимость вступать между собой в личные 
непосредственные контакты, в том числе приглашать кого-то 
к себе или ходить в гости. Жизнь в нашем мегаполисе чрез-
вычайно  сложна  и  очень  интенсивна,  не  хватает  времени  на 
решение важных проблем, которыми обременен практически 
каждый  столичный  житель.  Москвичи,  загруженные  работой 
и делами, заботой о заработке (а Москва – один из наиболее 
дорогих городов не только России) стараются отгородиться от 
вечного шума и суеты, пытаются «уйти в себя», и меньше нуж-
даются в прямом общении. 
Конечно, по праздникам и семейным датам москвичи про-
должают ходить друг другу в гости, но все чаще гостей при-
глашают  не  домой,  а  в  ресторан  или  кафе,  которых  в  городе 

213
огромное множество на любой вкус и кошелек. И это происхо-
дит не только потому, что хозяева стремятся потратить меньше 
сил, времени и эмоций на обслуживание гостей, но и из-за того, 
что в суетной, шумной, опасной Москве, где много обмана, за-
висти и озлобленности, дом становится настоящей крепостью 
для москвича, его панцирем, под которым хочется укрыться и 
в который может быть допущен лишь самый близкий человек. 
Но все же вряд ли москвичи стали более черствыми и хо-
лоднокровными,  хотя  их  склонность  к  милосердию  и  благо-
творительности в последние годы серьезно пострадала, в том 
числе из-за волны неконтролируемой миграции в город чуждо-
го по культуре, языку и менталитету населения. Однако име-
ется множество примеров того, что жители столицы с готов-
ностью откликаются на чужое горе, чужую беду, спонсируют 
детские дома, дома престарелых, хосписы, храмы, приюты для 
животных,  участвуют  в  акциях  «Доброе  сердце»,  становятся 
донорами, помогают материально жителям, пострадавшим от 
стихийных бедствий и катастроф, жертвуют деньги на лечение 
больных  и  т.п.  А,  судя  по  количеству  нищих  на  улицах  Мо-
сквы, продолжают культивировать это явление, как и их пред-
шественники. 
И,  конечно,  надо  иметь  в  виду,  что  среди  нынешних  мо-
сквичей осталось очень мало потомков тех, кто жил в Москве 
в XIX в. и мог бы продолжить старые традиции. 
Автор  выражает  большую  признательность  за  участие 
в  подборе  материалов,  консультации  и  ценные  замечания 
д.и.н. С.В. Лайне, к.т.н. О.Г. Носову, к. филол. н. Л.Ю. Су-
рововой.

жүктеу/скачать 3,48 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: