Человек в поисках смысла: Сборник. С англ и нем

искать смысл, я должен быть уверен, что смысл есть. Если 
же, с другой стороны, я не могу быть уверен в том, что 
я найду его, я должен быть терпимым. Это никоим обра­
зом не подразумевает какого бы то ни было индифферен­
тизма. Быть терпимым — не значит присоединяться к ве­
рованию другого. Но это значит, что я признаю право 
другого верить в его собственную совесть и подчиняться 
ей. 
Из этого следует, что психотерапевт не должен навя­
зывать ценностей пациенту. Пациент должен быть на­
правлен к своей собственной совести. И если меня спро­
сят — как часто с п р а ш и в а ю т , — следует ли поддерживать 
такой нейтралитет даже по отношению к Гитлеру, я отве­
чу утвердительно, потому что я убежден, что Гитлер ни­
когда не стал бы тем, чем он стал, если бы он не подавил 
в себе голос совести. 
Само собой разумеется, что в случае крайней опасности 
психотерапевт не должен быть привязан к своему нейтра­
литету. Перед лицом суицидального риска вполне закон­
но вмешаться, потому что только ошибающаяся совесть 
может приказать человеку совершить самоубийство. Это 
утверждение согласуется с моим убеждением, что только 
ошибающаяся совесть может приказать человеку совер­
шить убийство, или, если снова упомянуть Гитлера, гено­
цид. Но и помимо такого предположения, сама клятва 
Гиппократа заставит врача удерживать пациента от со­
вершения самоубийства. Я лично с радостью принимаю 
на себя ответственность за то, что был директивным, 
предлагая жизнеутверждающее мировоззрение, когда ра­
ботал с суицидальным пациентом. 
Как правило же, психотерапевт не будет навязывать 
пациенту ту или иную мировоззренческую позицию. Ло-
готерапевт не составляет исключения. Никакой логотера-
певт не будет утверждать, что у него есть ответы. Ведь не 
логотерапевт, а «змей» «сказал женщине: „Вы будете как 
Бог, знающий добро и зло"». Никакой логотерапевт не 
будет притворяться, что он знает, что ценно, а что нет, что 
имеет смысл, а что нет. 
Редлих и Фридман [18] отвергают логотерапию как по­
пытку придать смысл жизни пациента. В действительно­
сти справедливо противоположное. Я, например, не 
устаю повторять, что смысл должен быть найден и не мо­
жет быть дан, менее всего — врачом [19], [20]. Пациент 
297 

должен найти его спонтанно. Логотерапия не раздает 
предписаний. Несмотря на то что я постоянно объясняю 
это, логотерапию вновь и вновь обвиняют в «придании 
смысла и цели». Никто не обвиняет психоаналитиков-
фрейдистов, занимающихся сексуальной жизнью пациен­
та, в предоставлении пациенту девочек. Никто не обви­
няет адлерианскую психологию, занимающуюся социаль­
ной жизнью пациента, в подыскивании ему работы. Поче­
му же тогда логотерапию, занятую экзистенциальными 
стремлениями и фрустрациями пациентов, обвиняют 
в «наделении смыслами»? 
Такие обвинения логотерапии тем менее понятны, что 
даже поиск смыслов — проблема, ограниченная областью 
ноогенных неврозов, которые составляют лишь 20 про­
центов случаев, проходящих через наши клиники и прием­
ные. И едва ли какие-либо проблемы смыслов и ценност­
ных конфликтов затрагиваются в технике парадоксальной 
интенции — аспекте логотерапии, созданном для работы 
с психогенными неврозами. 
Не логотерапевт, а психоаналитик, вновь цитируя Ме­
ждународный журнал психоанализа [21], «является мора­
листом прежде всего» — в том смысле, что «он оказывает 
влияние на людей в отношении их морального и этическо­
го поведения». Я лично полагаю, что моралистическая ди­
хотомия эгоизма и альтруизма устарела. Я убежден, что 
эгоист может лишь выиграть, если будет считаться с дру­
гими, и наоборот, альтруист — хотя бы ради других — 
должен заботиться о себе. Я убежден, что моралистиче­
ский подход в конце концов уступит место онтологическо­
му, в котором хорошее и плохое определяются с точки 
зрения того, что способствует, а что мешает осуществле­
нию смыслов, независимо от того, мой ли это собствен­
ный смысл или чей-либо еще. 
Действительно, мы, логотерапевты, убеждены и при 
необходимости убеждаем наших пациентов, что е с т ь 
смысл, ждущий осуществления. Но мы не делаем вида, 
что мы знаем, в чем состоит смысл. Читатель может заме­
тить, что мы пришли к третьему принципу логотерапии — 
наряду со свободой воли и стремлением к смыслу — к смыс­
лу жизни. Иными словами, мы убеждены в том, что 
у жизни есть смысл — тот, который человек все время 
и щ е т , — и также что человек обладает свободой предпри­
нять осуществление этого смысла. 
Но на чем основано наше предположение, что жизнь 
298 

является и остается осмысленной в любом случае? Осно­
вание, которое я имею в виду, не моралистично, а совер­
шенно эмпирично в самом широком смысле слова. Нам 
достаточно обратиться к тому, как человек с улицы в дей­
ствительности переживает смыслы и ценности, и переве­
сти это на научный язык. Я бы сказал, что это как раз та 
работа, которую должна выполнить так называемая фе­
номенология. Логотерапия же имеет обратную задачу — 
перевести то, что обнаружено таким путем, в простые сло­
ва, чтобы мы могли научить наших пациентов, как и они 
могут найти смысл в своей жизни. Не нужно предпола­
гать, что это основывается на ведении философских ди­
скуссий с пациентами; есть другие способы довести до них 
убеждение, что жизнь, безусловно, осмысленна. Я хорошо 
помню, как после публичной лекции, которую меня при­
гласили прочесть в Университете Нового Орлеана, ко мне 
подошел человек, хотевший лишь пожать мою руку 
и поблагодарить меня. Это был действительно «человек 
с улицы»: он был дорожным рабочим, который провел 
одиннадцать лет в тюрьме, и единственное, что внутренне 
поддерживало его, была книга «Человек в поисках смы­
сла», которую он нашел в тюремной библиотеке. Так 
что логотерапия — это не просто интеллектуальное заня­
тие. 
Логотерапевт — не моралист и не интеллектуал. Его 
работа основывается на эмпирическом, то есть феномено­
логическом, анализе, а феноменологический анализ про­
цессов переживания ценностей простым человеком с ули­
цы показывает, что человек может найти смысл жизни 
в создании творческого продукта, или совершении дела, 
или в переживании добра, истины и красоты, в пережива­
нии природы и культуры; или — последнее по порядку, но 
не по значению — во встрече с другим уникальным чело­
веком, с самой его уникальностью, иными словами — в 
любви. Однако наиболее благороден и возвышен смысл 
жизни для тех людей, кто, будучи лишен возможности 
найти смысл в деле, творении или любви, посредством са­
мого отношения к своему тяжелому положению, которое 
они выбирают, поднимаются над ним и перерастают со­
бственные пределы. Значима позиция, которую они выби­
р а ю т , — позиция, которая позволяет превратить тяжелое 
положение в достижение, триумф и героизм. 
Если говорить в этом контексте о ценностях, можно 

жүктеу/скачать 3,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: