Человек в поисках смысла: Сборник. С англ и нем

фрагментом мира, причем субъективным фрагментом, 
однако этот фрагмент является субъективным фрагмен­
том объективного мира! 
Все человеческое обусловлено. Но собственно челове­
ческим оно становится лишь тогда и постольку, когда 
и поскольку оно поднимается над своей собственной обу­
словленностью, преодолевая ее, «трансцендируя» ее. Тем 
самым человек вообще является человеком тогда и по­
стольку, когда и поскольку он как духовное существо вы­
ходит за пределы своего телесного и душевного бытия. 
К тому, в чем я существую и за пределы чего я одно­
временно выхожу в своем существовании, принадлежат 
все внешние обстоятельства и все внутренние состояния 
моего бытия *, принадлежит, собственно, любая психи­
ческая данность. Но я могу принципиально отстраниться 
от нее в силу того ноопсихического антагонизма, кото­
рый мы из эвристических соображений противопоставили 
психофизическому параллелизму, то есть благодаря тому 
упрямству духа, которое дает человеку возможность ут­
вердить себя в своей человечности наперекор телесно-
психическим состояниям и социальным обстоятельствам. 
Другое дело, что это упрямство не всегда нужно. Мы уже 
говорили, что человек, к счастью, не должен все время пу­
скать это упрямство в ход. Ведь по меньшей мере столь 
же часто, что и вопреки своим влечениям, вопреки своей 
наследственности и вопреки своей среде, человек утвер­
ждает себя также благодаря своим влечениям, благодаря 
своей наследственности и благодаря своей среде. 
Мы все же хотим подчеркнуть тот факт, что человек 
как духовное существо не только сталкивается с тем, что 
он противостоит миру (как внешнему, так и внутреннему), 
но и занимает позицию по отношению к нему. Человек 
всегда может как-то «относиться», как-то «вести себя» по 
отношению к миру. В каждое мгновение своей жизни че­
ловек занимает позицию по отношению как к природному 
и социальному окружению, к внешней среде, так и к ви­
тальному психофизическому внутреннему миру, к внутрен­
ней среде. И то, что может противостоять всему социаль-
* Отказ от личности и экзистенциальности в пользу фактической 
данности — это экзистенциального акта — является сущностной 
характеристикой невроза. Внешние обстоятельства и внутренние состоя­
ния приобретают «вид козла отпущения, на которого перекладывается 
вина за пропавшую жизнь» [9]. 
111 

ному, телесному и даже психическому в человеке, мы и на­
зываем духовным в нем. Духовное, по определению, 
и есть свободное в человеке. Духовная личность — это то 
в человеке, что всегда может возразить! 
К способности человека «вставать над всем» принад­
лежит также его способность встать над самим собой. 
Проще говоря — как мы иногда это объясняем нашим па­
ц и е н т а м , — я не обязан все время терпеть самого себя. 
Я могу отмежеваться от того, что есть во мне, причем не 
только от нормальных психических явлений, но и в опре­
деленных границах от психической патологии во мне. 
Я связан с обстоятельствами не просто как биологический 
тип или психологический характер. Ведь типом или харак­
тером я лишь обладаю; то же, что я е с т ь , — это личность. 
Мое личностное бытие и означает свободу — свободу 
стать личностью. Это свобода от своей фактичности, сво­
бода своей экзистенциальности. Это свобода стать иным. 
Это особенно существенно в связи с невротическим фа­
тализмом: когда невротик говорит о своей личности, 
о своем личном «так-бытии», он склонен его гипостазиро­
вать и представлять дело так, как будто это «так-бытие» 
содержит невозможность иного. В действительности, од­
нако, бытие не исчерпывается каким-либо «так-бытием». 
Существования нет вне его фактичности, однако оно не 
растворяется в собственной фактичности. Существование 
и есть то, что всегда выходит за пределы своей собствен­
ной фактичности. 
Это в конечном счете и составляет неповторимую диа­
лектическую особенность человеческого бытия: два пред­
полагающих друг друга момента — существование и фак­
тичность — и их взаимозависимость. Оба находятся в по­
стоянном переплетении друг с другом, и разделить их мо­
жно только искусственно. 
В свете этого диалектического единства и целостности, 
которую образует сплав психофизической фактичности и 
духовной экзистенции в человеческом бытии, оказывает­
ся, что четкое разделение духовного и психофизического 
может быть лишь эвристическим! Оно не может не иметь 
чисто эвристического характера уже потому, что духовное 
не является субстанцией в традиционном смысле этого 
слова. Оно скорее представляет собой онтологическую 
бытийность, к которой неприложимо то, что говорится об 
онтической реальности. Именно поэтому мы всегда гово­
рим о «духовном» только в этих псевдосубстантивистских 
112 

выражениях, используя субстантивированное прилага­
тельное вместо существительного «дух», которого мы из­
бегаем: ведь настоящим существительным может обозна­
чаться только субстанция. 
И все-таки четкое размежевание духовного и психо­
физического необходимо, хотя бы просто потому, что са­
мо духовное по своей сущности является отграничива­
ющим себя, выделяющим себя. Оно отделяется как су­
ществование от фактичности и как личность от харак­
тера примерно так же, как фигура отделяется от фона. 
Понятно, что в зависимости от точки зрения, с кото­
рой мы будем рассматривать человеческую сущность, 
в наше поле зрения преимущественно попадет либо ее 
единство и целостность, либо ее деление на духовное 
и противоположное ему психофизическое. Соответствен­
но нам будет казаться, что в исследованиях в русле «бы­
тийного анализа» больше подчеркивается момент един­
ства, а наш экзистенциально-аналитический подход боль­
ше акцентирует множественность. Но ведь очевидно, что 
для целей анализа (бытийного или экзистенциального) ва­
жно раскрытие единства человеческого бытия, а для целей 
психо- (или лого-) терапии важна его множественность! 
Ведь одно дело — понять болезнь, и совсем другое — 
вылечить больного. Чтобы вылечиться, больной должен 
как-то внутренне отмежеваться от своей болезни, от свое­
го «сумасшествия». Если же, однако, я с самого начала бу­
ду рассматривать болезнь как нечто, что полностью овла­
девает человеком и преобразует его как целое, как бы диф-
фузно проникая в него, то я никогда не смогу понять и по­
стичь самого больного, стоящую за и над любым (в том 
числе психическим) заболеванием духовную личность. 
Тогда передо мной лишь болезнь, и ничего помимо нее, 
что я мог бы противопоставить болезни, противопоста­
вить фатальной необходимости «быть-в-мире-так» (с ме­
ланхолией, с манией, с шизофренией и т. д.) «и-не-иначе». 
Разве я могу в этом случае способствовать возникнове­
нию той полезной дистанции, которая позволяет больно­
му как духовной личности в силу факультативного ноо-
психического антагонизма занять позицию по отношению 
к психофизическому заболеванию, позицию, которая 
крайне важна в терапевтическом отношении! Ведь эта вну­
тренняя дистанция, занимаемая духовным по отношению 
к психофизическому, на которой базируется ноопсихиче-
ский антагонизм, в терапевтическом отношении представ-
113 

ляется нам чрезвычайно результативной. Любая психоте­
рапия должна в конечном счете строиться на ноопсихиче-
ском антагонизме. 
Нам постоянно приходится слышать, как наши па­
циенты ссылаются на свой характер, который у них стано­
вится козлом отпущения: в тот момент, когда я веду о нем 
речь, я выгораживаю себя, сваливая все на него. Особен­
ности характера никоим образом не являются решающи­
ми; решает всегда в конечном счете позиция личности. «В 
последней инстанции», таким образом, духовная лич­
ность принимает решение о душевном характере, и в этом 
смысле можно сказать следующее: человек решает за 
себя; любое решение есть решение за себя, а решение за 
себя — всегда формирование себя. В тот момент, когда 
я формирую свою судьбу, я как личность формирую ха­
рактер, которым я обладаю. В результате формируется 
личность, которой я становлюсь. 
Что же это, однако, означает, как не то, что я не толь­

жүктеу/скачать 3,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: