Цветы для Элджернона

Абсурд, конечно. Тем не менее, слушая излияния Клингера на тему «Сравнение лабиринтов с
преимущественно 
левосторонними 
поворотами 
с 
лабиринтами 
с 
преимущественно
правосторонними», я поймал себя на том, что непроизвольно поглаживаю пальцами задвижку
клетки.
Потом Барт описал собранию разработанную им методику обучения Элджернона и
достигнутые с ее помощью результаты. За этим должна была последовать демонстрация самого
Элджернона, решающего разнообразнейшие проблемы, чтобы заполучить свой кусочек сыра
(есть вещи, на которые я не перестаю обижаться).
Я никогда не имел ничего против Барта. В отличие от других, он всегда казался мне
прямым и откровенным человеком, но, начав описывать с трибуны белую мышь, которой был
дарован разум, сразу стал таким же выспренным и помпезным, как все остальные. Словно
примерял мантию своих учителей. Я считал Барта своим другом – только это и удержало меня.
Выпустить Элджернона – значит превратить симпозиум в балаган, а это, безусловно, отразится
на репутации Барта, для которого сегодняшнее выступление – первый старт в гонке за
академическими почестями. Мой палец остался лежать на задвижке. Элджернон внимательно
следил за ним своими розовыми глазками и, я уверен, прекрасно понимал, что я хочу сделать.
Но тут Барт поднял клетку для показа. Он объяснил, насколько сложен замок и сколько ума
требуется, чтобы открыть его. Чем умнее становился Элджернон, тем меньше времени ему для
этого требовалось – очевидный и известный мне факт. Но потом Барт сказал нечто такое, о чем
я не знал. Оказывается, достигнув максимума разумности, Элджернон повел себя странно.
Иногда он совсем отказывался работать, даже когда был явно голоден. Иногда же, успешно
решив задачу, он вместо того, чтобы полакомиться, ни с того ни с сего начинал бросаться на
прутья клетки.
Когда из зала спросили, нельзя ли предположить, что это странное поведение прямо
связано с уровнем разумности, Барт уклонился от ответа.
– По моему мнению, – сказал он, – ничто не свидетельствует об этом. Возможно, на
определенном этапе и хаотичное поведение, и уровень разумности являются следствием самой
операции, а не функциями друг друга. Не исключено, что такое поведение – черта характера
Элджернона. У других мышей не наблюдалось ничего подобного, но, с другой стороны, ни одна
из них не достигла уровня Элджернона и не смогла удержаться достаточно долго даже на своем
уровне.
Ясно, что эту информацию держали в тайне от меня, и я даже подозреваю почему.
Естественно, я разозлился, но это оказалось пустяком в сравнении с той дикой яростью, которая
охватила меня при показе фильмов. Я и не подозревал, что все ранние эксперименты со мной
были засняты на пленку. Вот я за столом рядом с Бартом, смущенный и с раскрытым ртом,
стараюсь пройти лабиринт электрической палочкой. При каждом ударе тока выражение моего
лица меняется на испуганное, по потом дурацкая улыбка появляется снова. Каждый раз зал
корчится от смеха, и каждый такой случай кажется им смешнее предыдущего.
Я твердил себе, что они – не пустоголовые ротозеи, а ученые, посвятившие жизнь поиску
истины. Да, кадры оказались весьма забавными, и Барт, уловив общее настроение, стал
вставлять веселенькие комментарии. Меня не покидала мысль, что, если выпустить Элджернона
и все они начнут ползать на коленях и ловить маленького белого перепуганного гения, будет
еще смешнее. Однако я сдержался, и когда на трибуну взобрался Штраус, совсем успокоился.
Штраус говорил в основном о теории и технике нейрохирурги. Он в деталях описал, каким
образом, определив местонахождение гормональных контрольных центров, ему удалось
изолировать и стимулировать их и в то же время удалить участки коры, синтезирующие
гормоны-ингибиторы. Он изложил теорию блокировки энзимов, после чего перешел к

описанию моего состояния до и после операции. Присутствующим были розданы фотографии
(и когда их только успели сделать), и по кивкам и улыбкам я заключил, что большинство
согласны с тем, что «пустое» выражение лица уступило место «внимательному и
интеллигентному».
Я появился здесь как часть научного труда и не сомневался, что меня выставят в витрину,
но все говорили обо мне так, словно я представляю собой нечто едва только созданное. Ни один
из участников симпозиума не думал обо мне как о живом человеке. Постоянное сопоставление
«Элджернона и Чарли», «Чарли и Элджернона» ясно показало, что они рассматривают нас
обоих как подопытных животных, не имеющих права на существование вне стен лаборатории.
Но, не переставая злиться, я никак не мог избавиться от ощущения, что что-то здесь не так.
Наконец пришел черед главы проекта, профессора Немура, обобщить сказанное и получить
свою долю восхищения. Долго же пришлось ему ждать этого дня.
Надо отдать ему должное – он произвел прекрасное впечатление, и я с удивлением
обнаружил, что соглашаюсь с ним и в нужных местах даже киваю головой. Тестирование,
эксперимент, операция, мое последующее развитие – все это он описал в деталях, украшая речь
цитатами из отчетов, в большинстве своем совсем не теми, что хотелось бы услышать мне.
Слава богу, у меня хватило ума не включать в отчеты некоторые детали, касающиеся наших
отношений с Алисой.
…И вот, уже кончая доклад, он сказал это:
– Все мы, участники эксперимента, горды сознанием того, что исправили одну из ошибок
природы и создали новое, совершенно исключительное человеческое существо. До прихода к
нам Чарли был вне общества, один в огромном городе, без друзей и родственников, без
умственного аппарата, необходимого для нормальной жизни. У него не было прошлого, не было
осознания настоящего, не было надежд на будущее, Чарли Гордона просто не существовало…
Не знаю, почему меня разозлила именно эта фраза – для меня не было новостью, что
участники чикагского симпозиума придерживаются того же мнения. Мне захотелось встать и
крикнуть: «Я – человек, я – личность, у меня есть отец и мать, воспоминания, история. Я был и
до того, как меня вкатили в операционную!»
И тут я четко увидел то, что смутно беспокоило меня, когда говорил Штраус, и потом,
когда Немур подводил итоги. Они ошиблись… ну конечно! Статистические оценки периода,
необходимого для доказательства необратимости перемен, основывались на ранних
экспериментах и относились к постоянно тупым или постоянно разумным животным. Но
совершенно очевидно, что для животных, чей интеллект возрос в два-три раза, период ожидания
должен быть неизмеримо большим…
Следовательно, выводы Немура преждевременны. В нашем с Элджерноном случае надо
было ждать дольше, значительно дольше… Профессора совершили ошибку, и никто не заметил
ее! Меня словно парализовало. Не только Элджернон, но и я сижу в клетке, построенной вокруг
меня.
Сейчас посыплются вопросы, и, не дав пообедать, меня заставят развлекать мировую элиту.
Нет! Пора убираться отсюда.
– …в некотором смысле он – результат глубоко продуманного психологического
эксперимента. На месте почти пустой оболочки, обузы для общества, не без оснований
опасающегося его безответственного поведения, мы имеем настоящего человека, готового
внести свою лепту в дело всеобщего прогресса. Мне представляется, что несколько слов,
сказанных самим Чарли Гордоном…
Черт бы его побрал. Он не понимает, о чем говорит. Я с удивлением увидел, как палец,
перестав подчиняться моей воле, отодвигает задвижку на клетке Элджернона. Он внимательно

посмотрел на меня, выскочил из клетки и побежал по длинному столу, за которым восседал
президиум. Сначала его почти не было видно на белоснежной скатерти, но вот одна из женщин
взвизгнула и вскочила на ноги, опрокинув при этом свой стул и графин с водой. Барт закричал:
– Элджернон сбежал!
– Элджернон спрыгнул со стола на сцену, а с нее – в зал.
– Ловите его! Ловите! – пронзительно завопил Немур в аудиторию, превратившуюся в
спутанный клубок рук и ног. Некоторые из женщин (не экспериментаторы) залезали на
неустойчивые складные стулья, а в это время остальные, горя желанием изловить беглеца,
сбивали их оттуда.
– Закройте задние двери! – крикнул Барт, до которого дошло, что Элджернон достаточно
умен и направится именно туда.
– Беги! – услышал я собственный голос. – В боковую дверь!
Через несколько секунд кто-то закричал:
– Он выскочил в боковую дверь!
– Ради бога, поймайте же его! – умолял Немур.
Толпа вывалилась из зала в коридор. Элджернон, резво перебирая лапками, вел охоту. Под
столами в стиле Людовика XIV, вокруг пальм в кадках, по лестницам, в фойе. К погоне
присоединялись встречные. Наблюдая, как они носятся взад и вперед, гоняясь за белой мышкой,
которая была умнее многих из них, я получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Смейся, смейся, – фыркнул Немур, наткнувшись на меня. – Если мы не поймаем его, все
пойдет насмарку.
Изображая усердие, я поднял мусорную корзину и посмотрел, нет ли под ней Элджернона.
– Знаете ли вы, что ошиблись и его поимка уже не имеет никакого значения.
В эту секунду из дамской комнаты с визгом выскочили полдюжины женщин, в отчаянии
прижимая юбки к ногам.
– Он там! – крикнул кто-то, и вся толпа в нерешительности остановилась перед табличкой
«Для дам». Я первым пересек невидимый барьер и вошел в священные врата. Элджернон сидел
на раковине, рассматривая свое отражение в зеркале.
– Пойдем, – сказал я. – Я тебя не брошу. – Он позволил мне взять себя и посадить в карман
пиджака. – Сиди тихо, я сам тебя выну.
Тут ворвались другие. На их физиономиях было написано, что они ожидают встретить
здесь толпу вопящих обнаженных леди. В самый разгар поисков я вышел в коридор и услышал
голос Барта:
– Тут дырка для вентиляции. Может, он шмыгнул туда?
– Посмотри, куда она ведет, – сказал Штраус.
– Беги на второй этаж, – сказал Немур Штраусу, – а я спущусь в подвал.
Силы разделились. Я последовал за батальоном, ведомым Штраусом, на второй этаж, где
все занялись поисками выхода вентиляции. Когда Штраус и Уайт повернули направо в коридор
В, я повернул налево, в коридор Б, и на лифте поднялся в свою комнату.
Закрыв за собой дверь, я легонько похлопал по карману. Розовый носик и белые усы
высунулись наружу.
– Уложу вещи и смоемся отсюда. Только ты и я. Парочка доморощенных гениев ударяется в
бега.
Посыльный отнес чемодан и магнитофон в такси. Я заплатил по счету и вышел на улицу.
Объект охоты уютно устроился в теплом кармане. Обратный билет в Нью-Йорк у меня уже был,
оставалось только проставить дату.
Я не вернусь в свою убогую комнатушку. Поживу немного в отеле и подыщу маленькую

квартирку поближе к Таймс-сквер.
Я диктую это и чувствую себя несравненно лучше, чем раньше, хотя и плохо понимаю, что
делаю на борту самолета с Элджерноном, сидящим под креслом в обувной коробке. Нельзя
впадать в панику. Ошибка Немура не обязательно должна быть серьезной. Просто все вдруг
стало таким неопределенным… Но что же делать?
Первым делом найду родителей. И поскорее. Может, у меня значительно меньше времени,
чем мне казалось…

жүктеу/скачать 1,23 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: