писатель. Так что в нашей семье никто за словом в карман не лезет.
Никто, за исключением младшего сына.
Все, что нормальные дети усваивают слету – грамматику, намеки,
иронию и язык жестов, – Кейси надо было внушать долго и упорно,
словно трудно дающийся второй язык, который в его случае был
первым. Мы скрупулезно и
методично начали его учить. При этом
учиться пришлось и нам самим. К нам на дом два раза в неделю
приходил логопед и в течение часа объяснял то, что все мы до этого
воспринимали как должное, – основы изучения языка. Медленно, шаг за
шагом логопед соединял воедино разрозненную информацию, которая,
как мы надеялись, со временем поможет нашему сыну свободно
выражать свои мысли и чувства.
Мы впряглись в бесконечную череду посещений врачей и самых
разных терапевтов. По мере того как Кейси начинал обретать голос, я
поняла, что теряю свой.
Любой писатель и одновременно родитель маленького ребенка
знает, как сложно выкроить время, чтобы побыть в одиночестве и
поработать. У меня был ребенок, требовавший больше времени и
внимания, чем обычный, поэтому я практически потеряла возможность
писать. Все время уходило на посещение с Кейси специалистов,
изучение литературы про аутизм и отделение научных фактов от
выдумок. Мне приходилось лавировать в лабиринтах необъятной
системы государственного здравоохранения и законодательства о
страховании и налогообложении семей с детьми-инвалидами. Кроме
этого, надо было, чтобы наш второй ребенок не чувствовал себя
обделенным вниманием.
Мой партнер, с которым я жила, оказался на высоте и проявил себя с
самой лучшей стороны. Он прошел курсы и стал сертифицированным
специалистом прикладного поведенческого анализа. Тем не менее
воспитание и забота о детях отнимали все наши силы.
Но они были потрачены не зря – Кейси развивался. Он ходил в
особый детский сад, где с ним занимались прекрасные специалисты. По
вечерам и в выходные мы возили его к терапевтам и дополнительным
учителям.
Через
год
напряженной
работы
Кейси
начал
говорить
предложениями из пяти и иногда даже восьми слов. Порой его можно
было назвать болтливым. Грамматика у него хромала и продолжает
их сверстникам, и мы можем только изумляться их открытости и
жизнерадостности.
Возможно, я лишь на время потеряла свой голос и он становится
более глубоким, звучным и сильным благодаря боли сочувствия.
Постепенно проявляется голос Кейси, он меняет мой собственный, и это
мне нравится. Любопытно, что процесс моего творчества сейчас очень
напоминает кривую развития Кейси. Когда у меня появляются идеи, то
они не развиваются и зреют, а выливаются на страницу уже готовыми
произведениями или их частями.
Я принимаю жизнь такой, какая она есть. Я буду и впредь помогать
Кейси, одновременно понимая, что не стоит подгонять мою
собственную музу. Надо дать ей возможность развиваться естественным
путем.
Кэтлин О’Грейди
Достарыңызбен бөлісу: