Большая книга психоанализа. Введение в психоанализ. Лекции. Три очерка по теории сексуальности. Я и Оно (сборник)

вытеснением в динамическом смысле и тот случай, когда психический акт задерживается на 
более низкой ступени бессознательного. Вытеснение – именно топически-динамическое 
понятие, регрессия же – чисто описательное. Но то, что мы до сих пор называли регрессией и 
приводили в связь с фиксацией, мы понимали исключительно как возврат либидо на более 
ранние ступени его развития, то есть как нечто совершенно отличное, по существу, от 
вытеснения и совершенно независимое от него. Мы не можем также назвать регрессию 
либидо чисто психическим процессом и не знаем, какую локализацию указать ей в душевном 
аппарате. Если она и оказывает на душевную жизнь сильнейшее влияние, то все-таки 
органический фактор в ней наиболее значителен. 
Разъяснения, подобные этим, уважаемые господа, должны казаться несколько сухими. 
Обратимся к клинике, чтобы показать применение наших данных, которое произведет 
большее впечатление. Вы знаете, что истерия и невроз навязчивых состояний – два основных 
представителя группы неврозов перенесения. Хотя при истерии и встречается регрессия 
либидо к первичным инцестуозным объектам, и она закономерна, но регрессии на более 
раннюю ступень сексуальной организации совершенно не бывает. Зато вытеснению в 
механизме истерии принадлежит главная роль. Если мне позволено будет дополнить наши 
теперешние достоверные сведения об этом неврозе одной конструкцией, я могу описать 
фактическое положение вещей следующим образом: объединение частных влечений под 
приматом гениталий завершилось, но его результаты наталкиваются на сопротивление 
предсознательной системы, связанной с сознанием. Генитальная организация значима для 
бессознательного, но не для предсознательного, и это отрицание со стороны 
предсознательного создает картину, имеющую определенное сходство с состоянием до 
господства гениталий. Но все же это нечто совсем иное. Из двух регрессий либидо гораздо 
более примечательна регрессия на более раннюю ступень сексуальной организации. Так как 
она при истерии отсутствует, а все наше понимание неврозов находится еще под сильным 
влиянием предшествовавшего по времени изучения истерии, то значение регрессии либидо 
станет нам ясно намного позднее, чем значение вытеснения. Приготовимся к тому, что наши 
взгляды еще более расширятся и подвергнутся переоценке, когда мы подвергнем 
рассмотрению, кроме истерии и невроза навязчивых состояний, еще другие, нарцисстические 
неврозы. 
При неврозе навязчивых состояний, напротив, регрессия либидо на предварительную 
ступень садистско-анальной организации является самым замечательным и решающим 
фактом симптоматического выражения. Любовный импульс должен тогда маскироваться под 
садистский. Навязчивое представление: я хотел бы тебя убить, в сущности, означает, если 
освободить его от определенных, но не случайных, а необходимых добавлений, не что иное, 
как: я хотел бы насладиться тобой в любви. Прибавьте к этому еще то, что одновременно 
произошла регрессия объектов, так что эти импульсы относятся только к самым близким и 
самым любимым лицам, и вы сможете себе представить тот ужас, который вызывают у 
больного эти навязчивые представления, и одновременно ту странность, с которой они 
выступают перед его сознательным восприятием. Но и вытеснение принимает в механизме 
этих неврозов большое участие, которое, правда, нелегко разъяснить в таком беглом вводном 
экскурсе, как наш. Регрессия либидо без вытеснения никогда не привела бы к неврозу, а 
вылилась бы в извращение. Отсюда вы видите, что вытеснение – это тот процесс, который 
прежде всего свойствен неврозу и лучше всего его характеризует. Но может быть, у меня 
когда-нибудь будет случай показать вам, что мы знаем о механизме извращений, и тогда вы 
увидите, что и здесь ничто не происходит так просто, как хотелось бы себе представить. 
Уважаемые господа! Я полагаю, что вы, скорее всего, примиритесь с только что 
услышанными рассуждениями о фиксации и регрессии либидо, если будете считать их за 
подготовку к исследованию этиологии неврозов. Об этом я сделал только одно-единственное 
сообщение, а именно то, что люди заболевают неврозом, если у них отнимается возможность 
удовлетворения либидо, то есть от «вынужденного отказа» (Versagung), как я выражаюсь, и 
что их симптомы являются заместителями несостоявшегося удовлетворения. Разумеется, это 

означает вовсе не то, что любой отказ от либидозного удовлетворения делает невротиком 
каждого, кого он касается, а лишь то, что во всех исследованных случаях невроза был 
обнаружен фактор вынужденного отказа. Положение, таким образом, необратимо. Вы, 
наверное, также поняли, что это утверждение не раскрывает всех тайн этиологии неврозов, а 
выделяет лишь важное и обязательное условие заболевания. 
В настоящее время неизвестно, следует ли при дальнейшем обсуждении этого 
положения обратить особое внимание на природу вынужденного отказа или на своеобразие 
того, кто ему подвержен. Вынужденный отказ чрезвычайно редко бывает всесторонним и 
абсолютным: чтобы стать патогенно действующим, он должен затронуть тот способ 
удовлетворения, которого только и требует данное лицо, на который оно только и способно. В 
общем, есть очень много путей, чтобы вынести лишение либидозного удовлетворения, не 
заболев из-за него. Прежде всего, нам известны люди, которые в состоянии перенести такое 
лишение без вреда, они не чувствуют себя тогда счастливыми, страдают от тоски, но не 
заболевают. Затем мы должны принять во внимание, что именно сексуальные влечения 
чрезвычайно пластичны , если можно так выразиться. Они могут выступать одно вместо 
другого, одно может приобрести интенсивность других; если удовлетворение одного 
отвергается реальностью, то удовлетворение другого может привести к полной компенсации. 
Они относятся друг к другу как сеть сообщающихся, наполненных жидкостью каналов, и это – 
несмотря на их подчинение примату гениталий, что вовсе не так легко объединить в одном 
представлении. Далее, частные сексуальные влечения, так же как составленное из них 
сексуальное стремление, имеют способность менять свой объект, замещать его другим, в том 
числе и более легко достижимым; эта способность смещаться и готовность довольствоваться 
суррогатами должны сильно противодействовать патогенному влиянию вынужденного 
отказа. Среди этих процессов, защищающих от заболевания из-за лишения, один приобрел 
особое культурное значение. Он состоит в том, что сексуальное стремление отказывается от 
своей цели частного удовольствия или удовольствия от продолжения рода и направляется к 
другой [цели], генетически свянной с той, от которой отказались, но самой по себе уже не 
сексуальной, а заслуживающей название социальной. Мы называем этот процесс 
«сублимацией» (Sublimierung), принимая при этом общую оценку, ставящую социальные цели 
выше сексуальных, эгоистических в своей основе. Сублимация, впрочем, является лишь 
специальным случаем присоединения сексуальных стремлений к другим, не сексуальным. Мы 
будем говорить о нем еще раз в другой связи. 
Теперь у вас может сложиться впечатление, что благодаря всем этим средствам, 
помогающим перенести лишение, оно потеряло свое значение. Но нет, оно сохраняет свою 
патогенную силу. В целом средства противодействия оказываются недостаточными. 
Количество неудовлетворенного либидо, которое в среднем могут перенести люди, 
ограниченно. Пластичность, или свободная подвижность, либидо далеко не у всех 
сохраняется полностью, и сублимация может освободить всегда только определенную часть 
либидо, не говоря уже о том, что многие люди лишь в незначительной степени обладают 
способностью к сублимации. Самое важное среди этих ограничений – очевидно, ограничение 
подвижности либидо, так как оно делает зависимым удовлетворение индивида от очень 
незначительного числа целей и объектов. Вспомните только о том, что несовершенное 
развитие либидо оставляет весьма многочисленные, иногда даже многократные фиксации 
либидо на ранних фазах организации и нахождения объекта, по большей части не способные 
дать реального удовлетворения, и вы признаете в фиксации либидо второй мощный фактор, 
выступающий вместе с вынужденным отказом причиной заболевания. Схематически кратко 
вы можете сказать, что в этиологии неврозов фиксация либидо представляет собой 
предрасполагающий, внутренний фактор, вынужденный же отказ – случайный, внешний. 
Здесь я воспользуюсь случаем предостеречь вас, чтобы вы не приняли какую-либо 
сторону в совершенно излишнем споре. В науке весьма принято выхватывать часть истины, 
ставить ее на место целого и бороться в ее пользу со всем остальным, не менее верным. Таким 
путем от психоаналитического движения откололось уже несколько направлений, одно из 

которых признает только эгоистические влечения, но отрицает сексуальные, другое же отдает 
должное только влиянию реальных жизненных задач, не замечая индивидуального прошлого, 
и т. п. И вот здесь возникает повод для подобного противопоставления и постановки 
проблемы: являются ли неврозы экзогенными или эндогенными заболеваниями, 
неизбежным следствием определенной конституции или продуктом определенных вредных 
(травматических) жизненных впечатлений, в частности, вызываются ли они фиксацией 
либидо (и прочей сексуальной конституцией) или возникают под гнетом вынужденного 
отказа? Эта дилемма кажется мне в общем не более глубокомысленной, чем другая, которую я 
мог бы вам предложить: появляется ли ребенок в результате оплодотворения отцом или 
вследствие зачатия матерью? Оба условия одинаково необходимы, справедливо ответите вы. 
В причинах неврозов соотношение если не совсем такое, то очень похожее. Все случаи 
невротических заболеваний при рассмотрении их причин располагаются в один ряд, в 
пределах которого оба фактора – сексуальная конституция и переживания или, если хотите, 
фиксация либидо и вынужденный отказ – представлены так, что одно возрастает, если другое 
уменьшается. На одном конце ряда находятся крайние случаи, о которых вы с убеждением 
можете сказать: эти люди заболели бы в любом случае вследствие своего особого развития 
либидо, что бы они ни пережили, как бы заботливо ни щадила их жизнь. На другом конце 
располагаются случаи, о которых следовало бы судить противоположным образом: [эти люди] 
определенно избежали бы болезни, если бы жизнь не поставила их в то или иное положение. В 
случаях, находящихся внутри ряда, большая или меньшая степень предрасположенности 
сексуальной конституции накладывается на большую или меньшую степень вредности 
жизненных требований. Их сексуальная конституция не привела бы к неврозу, если бы у них 
не было таких переживаний, и эти переживания не подействовали бы на них травматически, 
если бы у них были другие отношения либидо. Я, пожалуй, мог бы признать, что в этом ряду 
большую роль играют предрасполагающие моменты, но и это зависит от того, как далеко вы 
растянете границы неврастении. 
Уважаемые господа! Предлагаю назвать подобного рода ряды дополнительными рядами  
(Ergänzungsreihen) и предупреждаю вас, что у нас будет повод образовать и другие подобные 
ряды. 
Упорство, с которым либидо держится за определенные направления и объекты, так 
сказать, прилипчивость либидо, кажется нам самостоятельным, индивидуально изменчивым, 
совершенно неизвестно от чего зависящим фактором, значение которого для этиологии 
неврозов мы, конечно, не будем больше недооценивать. Но нельзя и переоценивать глубину 
этой связи. Такая же «прилипчивость» либидо – по неизвестным причинам – встречается при 
многих условиях у нормального человека и считается определяющим фактором для лиц, 
которые в известном смысле противоположны страдающим неврозом, – для извращенных. 
Еще до психоанализа (Binet, 1888) было известно, что в анамнезе извращенных весьма часто 
встречается очень раннее впечатление ненормальной направленности влечения или выбора 
объекта, на котором либидо этого лица застряло на всю жизнь. Часто нельзя сказать, что 
сделало это впечатление способным оказать на либидо столь интенсивное притягательное 
действие. Я расскажу вам случай такого рода из собственного опыта наблюдений. Один 
мужчина, для которого гениталии и другие прелести женщины уже ничего не значили, 
который мог прийти в непреодолимое сексуальное возбуждение только от обутой ноги 
определенной формы, вспоминает одно переживание в шестилетнем возрасте, ставшее 
решающим для фиксации его либидо. Он сидел на скамеечке возле гувернантки, у которой 
брал уроки английского языка. У гувернантки, старой, сухой, некрасивой девы с водянистыми 
голубыми глазами и вздернутым носом, в тот день болела нога, и поэтому она вытянула ее, 
обутую в бархатную туфлю, на подушке; при этом верхняя часть ноги была закрыта самым 
скромным образом. Такая худая жилистая нога, которую он видел тогда у гувернантки, после 
робкой попытки нормальной половой деятельности в период половой зрелости стала его 
единственным сексуальным объектом, и он был неудержимо увлечен, если к этой ноге 
присоединялись еще и другие черты, напоминавшие тип гувернантки-англичанки. Но 

вследствие этой фиксации своего либидо этот человек стал не невротиком, а извращенным, 
как мы говорим, фетишистом ноги.39 Итак, вы видите, хотя чрезмерная, к тому же еще и 
преждевременная фиксация либидо является непременной причиной неврозов, однако круг ее 
действия выходит далеко за область неврозов. Само по себе это условие является таким же 
мало решающим, как и ранее упомянутое условие вынужденного отказа. 
Итак, проблема причин неврозов, по-видимому, усложняется. В самом деле, 
психоаналитическое исследование знакомит нас с новым фактором, не принятым во внимание 
в нашем этиологическом ряду, который лучше всего наблюдать в тех случаях, когда хорошее 
самочувствие неожиданно нарушается невротическим заболеванием. У таких лиц всегда 
находятся признаки столкновения желаний, или, как мы привыкли говорить, психического 

жүктеу/скачать 3,38 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: