Жанысбекова эльмира тулегеновна



Pdf көрінісі
бет37/59
Дата07.01.2022
өлшемі2,96 Mb.
#18421
түріДиссертация
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   59
Байланысты:
Disser


часть реальности, которую он тоже отрицает» [167, с. 99].  
Согласно У. Биону, мифологическое мышление – это «нападение на связи», 
следствием  чего  становится  «разорванность  тел»  персонажей,  их 
диссоциированность  [169]:  «После  четвертого  выстрела  произошло  нечто 
замечательное:  левая  нога  отделилась  от  правой,  обретя  совершенно 
независимое  скакание,  хвост  также  отделился,  продолжая  самостоятельно 
махать, распалась единое тело, и обнаружилось, что оно до сих пор было ничем 
иным, как союзом независимых членов!» [166, с. 191]. «Одинокая задняя нога 
Пуду,  когда-то  раненная  стрелой  и  теперь  отделившаяся  от  него,  резво 
подскочила к нему по лужайке и стала льнуть нежно, словно соскучившаяся по 
хозяину собака. Оглушенный падением кентавр, тщетно пытавшийся подняться 
на  ноги,  сначала  просто  отстранил  ее  рукою,  затем,  когда  нога  вновь  полезла 
ласкаться,  Пуду  схватил  свою  чимбо  танопото  за  мохнатую  бабку  и  далеко 
отшвырнул лошадиную ногу от себя» [166, с. 192]. 
По  У.  Биону,  причина  продуцирования  подобного  дискурса  — 
мифологическое  (психотическое)  «нападение  на  системность»  [169], 
проектирующее  и  телесное  увечье  персонажей:  «По  представлению  диких 
лошадей,  четвероногое  существо,  потерявшее  хоть  одну  конечность,  уже  не 
могло  считать  себя  принадлежащим  к  миру  радостных  елдорайцев,  бодро 
скачущих  на  пастбищах  жизни.  Несчастного  должен  был  обязательно  добить 
кто-нибудь из сильных и здоровых...» [166, с. 205]. «Связь, система – это символ 
организма,  живого,  а  безумие  –  это  символ  и  одновременно  возврат  к  смерти, 
которая является распадением всего» [166, с. 16].  
Мифологическая реальность галлюцинаторна, алетична, там возможно все, 
как  и  в  сновидении,  основанном  на  механизме  метаморфозы.  Поэтому 
«всеобщее  обротничество»  (А.Ф.  Лосев),  «полифоническое  тело»  кимовских 
персонажей-чудовищ,  составленное  из  разных  фрагментов  психики  (прежде 
всего,  сознания  (отца)  и  бессознательного  (матери),  остается  базовым  и  для 
современного неомифологического текста.  
Хаотичный  мир  правополушарных  переживаний  и  образов  наполнен 
фрагментами  «разбитых»  компонентов  психики,  прежде  всего  холерической 
агрессии.  Поэтому  в  эротико-философском  романе-гротеске  «Поселок 
кентавров» так много крови, насилия и смертей: вождь Пуду насмерть задавил 
пятерых  кентавров,  поотрывал  многим  головы  и  руки,  «И  забурлил  бешеный 
водоворот на площади – кентавры дрались и кусали, уже не разбирая, кто кого. 


 
67 
 
Ржали, как дикие кони, вскидывались на дыбы, таскали друг друга за волосы, 
крушили ребра, лягались задними ногами» [166, с. 170]. Как пишет Г. Гачев про 
цивилизацию  древних  кочевников,  «Небо  =  гильотина,  <…>  поэтому  головы 
легко отсекают в истории и литературе <...>, и крови там много течет» [170].  
В  мифе  человек  еще  слишком  близок  к  животному  миру,  к  своему 
природному,  инстинктивному  началу,  которым  не  управляет  и  которого 
страшится.  А  экстраекция  (вытеснение  травмы)  позволяет  писателю-творцу 
сохранно существовать в некоем безопасном пространстве.  
Мифологический дискурс наполнен тарабарским языком («Мен юн ламлам, 
рекеле!  Чиндо  кугай,  Кутереми-колипарек,  бельберей  малмарай!  Коровапунде 
сулакве,  чирони  мерлохам  текусме.  Мяфу-мяфу!»  [166,  с.  209])  неологизмами 
(кентаврскими  словами),  выполняющими  у  Кима  функцию  эвфемизмов
табуированных  образов  из  бессознательного  –  Танатоса  (Серемет  лакай  – 
Быстрая  смерть),  и  Эроса  (сексуальной  лексики),  антропоморфизма  –  «Мау 
стрела  укусила  (как  обычно  говорили  кентавры:  стрела  укусила,  меч  укусил)» 
[166,  с.  173].  Разорванная  отступлениями  композиция  «Поселка  кентавров» 
становится  паттерном  для  странных  (мифологических)  персонажей,  странных 
поступков  и  явлений,  среди  которых  автор  пребывает,  находясь  в  бредово-
галлюцинаторном состоянии мифотворчества.   
Депрессия  и  обсессия  тесно  связаны.  Обсессия  –  следующий  этап 
становления  психики  ребенка/человека  с  мифологическим  мышлением. 
Обсессивные образы в романе А. Кима особенно многочисленны – пыль, грязь, 
лошадиные  моча  и  экскременты.  «Грязь/полная  захваченность  прошлым 
ассоциируется  также  со  смертью,  с  «мертвым».  Это  соответствует  и 
стадиальности инициации, когда подросток как бы отправляется в хтоническую 
мертвую зону, где, как правило, благодаря действию наркотических препаратов, 
«встречается»  с  душами  предков,  где  время  останавливается  и  собственно 
совершается подготовка к статусному рывку» [172, с. 243].  
 Поскольку  любая  психическая  конституция,  как  пишет  В.П.  Руднев, 
представляет 
собой 
определенный 
нарратив, 
можно 
выстроить 
взаимозависимую  схему:  -  психотип  автора  -  психическая  акцентуация 
персонаж 

мотив 

сюжет. 
По 
наблюдению 
А.Е. 
Поповой, 
«Жанровое содержание  повестей  А.  Кима  -  изображение  «истории  духа»  - 
определяет соответствующий тип характера, особенности сюжета» [163, с. 14].  
Постмодернистская (мозаичная) авторская позиция в романе А. Кима, как 
уже  отмечалось,  характеризуется  разорванной  композицией,  неологизмами, 
тарабарским языком, «хохотом над утопающим сородичем» - гебефреническим 
смехом:  «Удивленные  томсло  (люди)  наблюдали  за  кентаврской  Быстрой 
смертью и не могли взять в толк, почему серемет лагай сопровождается столь 
бурным  весельем,  боковым  дурашливым  поскоком  прыгающих  кентавров, 
умирающих  под  ударами  кизиловой  балды  с  широко  разинутой  от  смеха 
зубастой пастью» [166, с. 190].     


 
68 
 
По  З.  Фрейду,  бессознательное  –  это  в  первую  очередь  «сборник» 
вытесненных,  негативных  содержаний.  В  шизотипическом  мире  романа  А. 
Кима представлен обширный вытесненный истероидный компонент (холерики 
вытесняют  негатив),  акцентирована  телесность  и природность  персонажей: по 
А.  Киму,  кентавр-животное,  которое  хочет  только  спать,  есть,  размножаться  и 
«склонно к ничегонеделанию» (Г. Гачев). У кочевников опора и модель-образец 
–  не  растение,  а  животное,  горизонталь,  а  к  животному  началу  в  человеке  А. 
Ким относится резко отрицательно. В романе А. Кима описаны брачные игры и 
фиксация  фаллическая  (фаллические  объекты  –  оружие  кентавров, 
одновременно порождающий и разрушающий механизм).  
Истероидный  (холерический)  сюжет  –  это  тоже  схема  qui  pro  quo 
(буквально  «одно  вместо  другого»;  путаница,  недоразумение).  Истероидный 
компонент очень часто сочетается со своей противоположностью  – обсессией, 
модальности  которой  противостоит,  как  бы  является  «судьей»,  СуперЭго  для 
хаотичной,  инстинктивной  истерической  части  личности.  Как  пишет  А.Р. 
Хайрутдинова, «Анализ показал, что частотным является употребление автором 
таких  лексем,  как:  жизнь,  смерть,  любовь,  ненависть.  Они  позволили  нам 
выделить  две  главные  и  смыслообразующие  оппозиции  для  всего  творчества 
писателя  –  это  оппозиции  «жизнь-смерть»,  «любовь-ненависть»,  которые,  по 
нашему  мнению,  находятся  в  отношениях  корреляции  в  художественной 
картине  мира  писателя»  [158].  «Бинарные  оппозиции  в  текстах  произведений 
отражают  индивидуально-авторское  мировосприятие;  способы  языковой 
объективации  оппозиций  устанавливают  эстетические  связи  компонентов 
текста  с  его  концептуальной  целостностью  и  определяют  особенности 
идиостиля художника слова» [158]. 
А.В.  Попова,  говоря  о  творчестве  А.  Кима  замечает:  «в  зарубежном 
литературоведении  его  прозу  принято  рассматривать  в  контексте  направления 
магического  реализма»,  вкупе  с  постмодернистской  поэтикой («Поселок 
кентавров», «Сбор грибов под музыку Баха» и даже с маргинальной культурой 
(«Поселок  кентавров»)  [162].  Именно  постмодернистским  расщеплением 
(деконструкцией) 
первоначально 
положительного 
образа 
кентавров 
(полулюдей-полубогов)  и  объясняется  мозаичность  психических  радикалов 
персонажного  ряда  кимовских  образов,  вместе  образующих  искомую 
личностную  целостность,  к  которой  автор последовательно  стремится  в  своем 
творчестве.  
А.  Ким  как  бы  все  время  экспериментирует,  пытаясь  объединить  Запад  и 
Восток, небо и землю, кочевников и земледельцев: «По отцу (небо, верх) запад 
и  восток  одинаковы,  только  по  утробам  матерей  (низ,  земля)  разные»  [170,  с. 
360].  Но  опыты  его  не  увенчиваются  успехом,  манифестируя  некую  ошибку 
Творца,  и  бесконечное  возвращение  к  началу,  первотворению.  У  древних 
кочевых племен еще нет «Я» личности и свободы воли, тенденции пробиваться 
сквозь жизнь, самому строить свою судьбу  - они делают то, что назначено им 


 
69 
 
сверху  (Г.  Гачев).  Поэтому  кимовские  кентавры  совершенно  беспомощны  в 
поединке: «нападать и защищаться в одиночку никто не умел» [166, с. 202].  
Толпа  кентавров  –  это    единое  тело  [166,  с.  158],  а  личность  в  у  древних 
кочевников на всех одна, она небесная, отцовская (Г. Гачев). Отсюда тяготение 
ко всеобщим категориям, к Единому, к общим принципам бытия и познания: не 
рассказывание  случая/происшествия,  а  приведение  случая  к  общему 
знаменателю  и  обуславливает  жанровое  тяготение  восточной  литературы  к 
жанру притчи, выделившейся из мифа. На вечность, вечные ценности нацелен 
рассказчик  с  восточным  менталитетом,  так  как  для  Востока  фундаментальна 
идея  предвечной  статики,  предрешенности  бытия,  мотив  обратного  знания, 
ценности Неба [170, с. 381].    
«Карнавальный гротеск  выполняет  жанрообразующую  функцию  в  романе 
«Поселок 
кентавров», 
что 
воплощается 
в 
«поэтике 
телесного 
низа», гротескных образах тела» [164, с. 55]. Оскопленный Пассий, культурный 
герой романа эротико-гротескного романа А. Кима, вынужден жить умом. «Но 
тот,  кто  не  елдарайствует,  тот  не  живет»  [166,  с.  258].  А.Е.  Попова, 
рассматривая  особенности  изображения  героев  А.  Кима  в  пограничных 
ситуациях,  приходит  к  выводу,  чтот  «типу  героя  рефлексирующего, 
дисгармоничного, воплощающего «коллизию познания», противопоставлен тип 
«естественного человека», внутреннюю силу и цельность которого составляют 
простота, смирение, связь с природой» [164, с. 12].  
Сознание,  отделенное  от  жизни  сердца,  по  А.  Киму,  это  тоже  ложная 
личность.  Миф  именно  потому  есть  «бегство  в  здоровье»,  что  он  дает 
целостную  картину  человека  и  реальности,  в  этом  и  состоит  функция 
обращения  к  неомифу  восточного  автора.  В  аннотации  к  своей  книге  А.Ким 
пишет  следующее:  «В  романе-гротеске  «Поселок  кентавров»  в  буффонаде 
мифологической фантасмагории поведано о том, почему бездуховный кентавр, 
исповедующий сугубо материальное, грубо материальное и безбожное, обречен 
на  историческое  исчезновение.  В  кентаврах  легко  угадывается  советский 
обыватель» [166, с. 4]. 
 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   59




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет