Книга миллионов людей во всём мире. В юности люди не боятся мечтать, всё кажется им возможным

тамариндов превратятся в воспоминание, но в этот миг они означали
прохладу,  воду  и  безопасность.  И  так  же,  как  крик  верблюда  в  ночи
мог означать приближение врага, цепочка тамариндов возвещала чудо
избавления.
«Мир говорит на многих языках», — подумал Сантьяго.
* * *
«Когда  время  летит  быстрее,  караваны  тоже  прибавляют
шагу», — подумал Алхимик, глядя, как входят в оазис сотни людей и
животных.  Слышались  крики  жителей  и  вновь  прибывших,  пыль
стояла  столбом,  застилая  солнце,  прыгали  и  визжали  дети,
рассматривая  чужаков.  Алхимик  понимал,  что  вожди  племени
приблизились к вожатому и завели с ним долгий разговор.
Однако  всё  это  его  не  интересовало.  Много  людей  приходили  и
уходили,  а  оазис  и  пустыня  пребывали  вечными  и  неизменными.  Он
видел, как ноги царей и нищих ступали по этому песку, который, хоть
и менял всё время по воле ветра свою форму, тоже оставался прежним
—  таким,  каким  с  детства  помнил  его  Алхимик.  И  всё-таки  ему
передавалась радость, возникающая в душе каждого путешественника
при виде того, как на смену синему небу и жёлтому песку появляются
перед  глазами  зелёные  кроны  тамариндов.  «Быть  может,  Бог  и
сотворил  пустыню  для  того,  чтобы  человек  улыбался  деревьям»,  —
подумал он.
А  потом  решил  сосредоточиться  на  вещах  более  практических.
Он знал — знаки подсказали ему, — что с этим караваном прибудет
человек,  которому  следует  передать  часть  своих  тайных  знаний.
Алхимик,  хоть  и  не  был  знаком  с  этим  человеком,  был  уверен,  что
опытным взглядом сумеет выделить его из толпы, и надеялся, что тот
будет не хуже, чем его предшественник.
«Непонятно только, почему всё, что я знаю, надо прошептать ему
на ухо», — думал Алхимик. Вовсе не потому, что это тайны, ибо Бог
щедро являет их всем своим чадам.
Алхимик  находил  этому  одно  объяснение:  то,  что  подлежало
передаче,  есть  плод  Чистой  Жизни,  которую  трудно  запечатлеть  в

словах или рисунках. Потому что люди имеют склонность, увлекаясь
словами и рисунками, забывать в конце концов Всеобщий Язык.
* * *
Новоприбывших  немедля  привели  к  местным  вождям.  Сантьяго
глазам  своим  не  верил:  оазис  оказался  вовсе  не  колодцем  с  двумя-
тремя  пальмами,  как  написано  в  книжках  по  истории,  —  он  был
гораздо  больше  иных  испанских  деревень.  И  колодцев  там  было  три
сотни,  а  пальм  —  пятьдесят  тысяч,  а  между  ними  стояли
бесчисленные разноцветные шатры.
—  «Тысяча  и  одна  ночь»,  —  сказал  англичанин,  которому  не
терпелось поскорее встретиться с Алхимиком.
Их  тотчас  окружили  дети,  с  любопытством  глазевшие  на
лошадей, верблюдов и людей. Мужчины расспрашивали, случалось ли
путникам  видеть  бои,  а  женщины  хотели  знать,  какие  ткани  и
самоцветы  привезли  с  собой  купцы.  Безмолвие  пустыни
воспринималось теперь как далёкий сон — стоял неумолчный говор,
слышался  смех  и  крики,  и  казалось,  что  путники  были  раньше
бесплотными  духами,  а  теперь  вновь  становятся  людьми  из  мяса  и
костей. Они были довольны и счастливы.
Погонщик  объяснил  Сантьяго,  что  оазисы  всегда  считались  как
бы ничейной землёй, потому что населяли их в основном женщины и
дети.  Считалось,  что  они  не  за  тех  и  не  за  этих,  и  воины  сражались
между собой в песках пустыни, оставляя оазисы как убежище.
Вожатый  не  без  труда  собрал  всех  и  объявил,  что  караван
останется в оазисе до тех пор, пока не стихнет межплеменная рознь.
Путники  найдут  приют  в  шатрах  местных  жителей,  которые  окажут
им гостеприимство, как велит Закон. После чего он попросил всех, у
кого есть оружие, сдать его. Исключением не стали и те, кто охранял
караван по ночам.
—  Таковы  правила  войны,  —  объяснил  он.  —  Оазис  не  может
принимать солдат или воинов.
Сантьяго  очень  удивился,  когда  англичанин  вытащил  из  кармана
хромированный револьвер и отдал его сборщику.
— Зачем тебе револьвер? — спросил юноша.

—  Чтобы  научиться  доверять  людям,  —  ответил  англичанин:  он
был очень доволен тем, что совсем скоро отыщет то, за чем пустился в
путь.
А  Сантьяго  продолжал  размышлять  о  своём  сокровище.  Чем
ближе он был к осуществлению своей мечты, тем больше трудностей
оказывалось  на  его  пути.  То,  что  старый  царь  Мелхиседек  называл
«новичкам  везёт»,  перестало  действовать,  а  действовали,  как  он
понимал, упорство и отвага человека, отыскивающего Свою Стезю. А
потому он не мог ни торопиться, ни потерять терпение, иначе знаки,
которые  Господь  расставил  на  его  пути,  могут  так  и  остаться
неувиденными.
«Господь  расставил»,  —  повторил  он  про  себя,  удивляясь  этой
мысли. До сих пор ему казалось, что эти знаки — часть мира, то же,
что голод или жажда, поиски любви или работы. Он не думал, что это
язык, на котором говорит с ним Бог, показывая, чего хочет от него.
«Не  торопись,  —  сказал  он  себе.  —  Как  говорил  погонщик
верблюдов, ешь в час еды, а придёт час пути — отправляйся в путь».

жүктеу/скачать 0,56 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: