ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ

165 
шир, Ара-Ташир в Селенгинском районе Республике Бурятия. Ср. также названия 
с. Ташагай в Селенгинском районе, Ташеланка в Заиграевском районе РБ. 
Признак ‘ровный (о скате)’ отражен в монг. дөл ‘высокий и ровный скат, спуск 
(горы); покатость, некрутой склон’; монг. дөлөөн ‘высокий и ровный скат, спуск 
(горы); отлогий склон’, калм. дөлəн ‘ровный скат горы’. Бур. налюур ‘склон, пока-
тость; спуск’ представляет собой результат субстантивации прилагательного на-
люур ‘покатый, отлогий’. К данному термину авторы ТСЭБ возводят название села 
Люры, расположенного в Баяндаевском районе Иркутской области [8, с. 97].
В языке ойратов западной Монголии функционирует лексема хэв (kew) ‘косо-
гор; подножие’. В халха-монгольском языке представлены производные от корня 
*keb ‘покатый’: хэвий- ‘наклоняться’, хэвгий ‘покатость; покатый’, в бурятском – хэ-
бэд ‘склон, скат, сторона’. В топонимии представлены названия: Алтан гадасны хэв 
‘склон полярной звезды’, Намаржааны хэв ‘косогор весеннего стойбища’ и др. 
К корням *dab/deb/tab восходят термины монг. давцан, тавцан, дэвцэн ‘склон; 
скат горы, уступ’, монг. дэвсэг ‘плато, терраса, уступ, склон, скат’. Форма давцан 
имеет распространение в гоби, а дэвцэн – в западной Монголии [6, с. 18]. Термин 
дэвсэг участвует в образовании 407 топонимов: Алтан дэвсэг ‘золотая терраса’, Ду-
гант дэвсэг ‘уступ с дуганом’, Харганат дэвсэг ‘склон, поросший караганой’ и пр. 
В других монгольских языках подобных терминов нами не зафиксировано, однако 
значения бур. табсан ‘низенький столик (перед божницей или для посуда); ступень-
ка, помост; ступень’ позволяют выделить в качестве основного признака терминов 
признак ‘плоский’ (ср. бур. тэбхы- ‘быть ровным’), т.е. значение ‘уступ’ было пер-
вичным, ‘ступенчатый, террасированный склон’ – вторично. То же можно сказать и 
о монг. тэгтэрэг ‘уст. отвес, скат, наклон, плоскогорье’, ср. кирг. тегтир ‘ровное место 
в горах’. Значение корня *teg(t) ‘плоский’ сопоставимо с рассмотренным выше тер-
мином taг ‘плоская вершина горы’. Террасы на склонах горы именуют с помощью 
термина монг. мөргөцөг ‘уступ (террасы)’ и ширээ ‘стол; ровный плоский участок 
на склонах гор и хребтов’. 
В данном пласте представлены также термины, связанные с процессом движе-
ния вверх и вниз по склону. Связь монг. өгсүүр, бур. үгсүүр, калм. өгсүр ‘постепенно 
возвышающийся; подъём горы’ с глагольной основой өгс- ‘идти вверх; подниматься на 
гору’ достаточно прочна и не затемнена словообразовательными, фонетическими и 
другими модификациями. У В. А. Казакевича представлен термин монг. буур ‘склон; 
скат; спуск горы возле самого подножия’ [6, с. 17], который, очевидно, происходит 
от глагола буу- ‘спускаться’. Лексема монг. бойр ‘спуск, склон, скат горы’ представля-
ет собой фонетический вариант термина буур. Об этом свидетельствует параллель-
ное использование лексем буйр и буурь в значении ‘место, с которого перекочевали; 
место на которое собираются кочевать; стойбище, стоянка’, которые также связаны 
переносным значением глагола буу- ‘останавливаться, располагаться на жительство’. 
В бурятском языке термин функционирует в форме боори ‘возвышенное место; под-
ножие горы’, боорихон ‘маленький склон’. Улус Боря в бассейне Голумети расположен 
у крутого склона возвышенности, которая также называется Боря. 
Для обозначения выступа горы в языке ойратов Синьцзяна используется тер-
мин торца ‘мыс, выступ горы’: уулиин торцада ‘у мыса горы’, который также со-
относится с глагольной основой тор- ‘натыкаться на что-л., задевать; спотыкаться, 
зацепиться’. По всей видимости, на ровном склоне горы выступ рассматривается 
как ‘нечто, за что можно зацепиться, обо что можно споткнуться’. В других мон-
гольских языках подобного термина нами не обнаружено.
В миропонимании кочевников существенным представляется противопостав-
ление южных и северных склонов в связи с особым сакральным статусом простран-
ственной оси юг – север: монг. өвөр ‘пазуха; южный склон, южная, внутренняя сто-

166
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
рона (горы)’ и монг. ар ‘задняя, теневая сторона горы; северный склон’. Термин ebur 
участвует в образовании 57 монгольских топонимов: Дэвсэгийн өвөр ‘южный склон 
плато’,  Давааны өвөр ‘южный склон перевала’. Однако, по замечанию Э. Равдана, в 
90 % случаев термин номинирует не отдельный склон, а весь объект, поскольку мон-
голы редко дают отдельное имя южному склону. В качестве указания на сторону 
света он встречается 2364 раза [3, с. 50]. Также широко он представлен и в современ-
ной топонимии Бурятии: Хуцо-Убур ‘березовый южный склон’ (Окинский район), 
Хундулун-Убэр ‘поперечный южный склон’ (Селенгинский район), Шугын-Убэр 
‘южный склон рощи’ (Хоринский район). 
Кроме того, в нашем материале зафиксированы бурятские термины: майла 
‘прогалина; солнцепёк; южная сторона сопки, горы’ и маряан ‘южные, на солнцепёке, 
склоны в Прибайкалье и Забайкалье, занятые своеобразной разнотравной раститель-
ностью, без леса’ (от бур. маряан ‘пёстрый; полосатый’). склоны южных и восточных 
экспозиций в микроклиматическом отношении, главным образом в распределении 
тепла и влаги, резко отличаются от склонов северной и западной экспозиций. Южные 
сильно прогреваются, больше испаряют почвенную влагу, становясь более засушли-
выми, чем склоны противоположные. Все это отражается на почвах и растительном 
покрове, определяет большую пестроту природных комплексов.
В монгольских языках подножие, подошва горы именуется с помощью лексе-
мы монг. ёроол, бур. оёор, калм. йорал,  даг. xigōr, ж.-уйг. horūl ‘дно, днище; осно-
вание; глубь’, которая сопоставима с «нан., ульч., орок. пэрэг, нан., орок. пэрэл, 
ма., нан. фэрэ, эвенк. hэрэ, эрэ, эвен. hэр, сол. эри ‘дно; днище; низ; основание, 
фундамент’» [9, с. 69]. Бур. оёор выступает как основание не орографического, а ги-
дрографического объекта со значениями ‘дно, донышко, днище; глубина, глубь’: го-
лой оёор ‘дно реки’. В Бурятии функционируют следующие топонимы: село Оёр 
(Джидинский район), урочище Ундэр-Оёр (бур. үндэр оёор) ‘высокое подножие 
горы’ (Мухоршибирский район) и гора Оёр-Шана (бур. оёор шанаа) ‘подошва и 
склон горы’ (Тункинский район). О размытости границ между подножием и на-
чалом склона свидетельствуют значения бур. боори ‘подножие горы’ и боорихон 
‘маленький склон’.
В калмыцком языке лексема сүүр имеет не только основное значение ‘основание, 
база, фундамент’, но и переносное: хадын сүүр ‘подошва скалы’. Примечательна фор-
ма в языке ойратов Синьцзяна: суу ‘подножие, основание (горы)’, которая, возможно, 
возникла в результате выпадения конечного согласного р в лексеме суурь, равно как и 
в термине ойр. Синьцз. өгсүү ‘подъём горы’. В халха-монгольском и бурятском языке 
развитие значения происходило не в сфере орографии, а в сфере ойкографии: суурь 
‘место, на котором можно жить, поселение; стан, помещение, жилище; гурт’. Та же 
линия развития семантики в ойр. Синьцз. уңги ‘основание; подошва горы’.
Таким образом, монгольские языки располагают богатым спектром орогра-
фической лексики, номинирующей морфологические элементы отдельных возвы-
шенностей. Проведенный анализ терминов позволил в определенной степени вос-
становить образ, лежащий в основе внутренней формы и отображающий исходные 
воззрения человека на мир.
Возможность привлечения топонимов позволяет исследовать орографические 
термины в диахроническом аспекте, поскольку в топонимах зафиксированы не толь-
ко фонетико-морфологические особенности термина, но и география его распро-
странения. В  силу особой устойчивости географических названий отражение в них 
терминов свидетельствует об их древности, архаичности. Историко-географическая 
характеристика объекта, который называет топоним с орографическим термином, 
позволяет уточнить семантику этого термина и показать возможности его семанти-
ческого развития.

167 
1. Starostin S. Etymological Dictionary of the Altaic Languages / S. Starostin, A. Dybo, 
O. Mudrak (with assistance of Ilya Gruntov and Vladimir Glumov).–Leiden; Boston : 
Brill, 2003. 
2. Ramstedt G. J. Kalmukishes Wцrterbuch. Helsinki, 1935.
3. ʇʲʵʹʲˑ ʝ. Монгол орны газар нутгийн нэрзүй. Улаанбаатар, 2008.
4. ʆ˓˔˔ʺ ʃ. ʃ. Монгольский словарь Мукаддимат ал-Адаб.–Ч. I–II / Труды Инсти-
тута востоковедения [АН СССР], XIV.–М.-Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1938.
5. ʝ˘ˆː˓ˏ˓ʶˆˣʺ˖ˊˆˇ ˖ˏ˓ʵʲ˕˪ ˘˭˕ˊ˖ˊˆˠ ˮ˄˩ˊ˓ʵ. Общетюркские и межтюркские лек-
сические основы на буквы «В», «Г», «Д» / Автор словарных  статей Э. В. Севортян. М. 
: Наука, 1980.
6. ɼʲ˄ʲˊʺʵˆˣ ɪ. ɧ. Современная монгольская топонимика. Л.: АН СССР, 1934.
7.  ɮ˓ʶ˖˙˕˫ˑ, ʕ. Оронимические термины в современном монгольском языке // 
Монгольский лингвистический сборник. М., 1985.–С. 48–53.
8. ʊ˓˔˓ˑˆːˆˣʺ˖ˊˆˇ ˖ˏ˓ʵʲ˕˪ ˫˘ˑˆˣʺ˖ˊ˓ˇ ɩ˙˕ˮ˘ˆˆ / Сост. И. А. Дамбуев, Ю. Ф. Ман-
жуева, А. В. Ринчинова. Улан-Удэ, 2007.
9. ʔˆˑˢˆ˙˖ ɪ.ɸ. Этимологии алтайских лексем с анлаутными глухими придыха-
тельными смычными губно-губным п и заднеязычным к // Алтайские этимологии: 
сб. науч. тр. М. : Наука, 1984. С. 17–129.

168
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
ɩɧɩɧʠʇʅɪ ɫʲˇʴ˙ˏˏʲ ɩʲˏˏ˩ʺʵˆˣ
ɸˑ˖˘ˆ˘˙˘ ʵ˓˖˘˓ˊ˓ʵʺʹʺˑˆˮ ɧʃ ʇʍ˄
˖˘ʲ˕˦ˆˇ ˑʲ˙ˣˑ˩ˇ ˖˓˘˕˙ʹˑˆˊ
ˊʲˑʹˆʹʲ˘ ˆ˖˘˓˕ˆˣʺ˖ˊˆˠ ˑʲ˙ˊ
ɼʍɩɧʊɸʃ ɧˑʹ˕ʺˇ ɪˆˊ˘˓˕˓ʵˆˣ
ɸˑ˖˘ˆ˘˙˘ ʵ˓˖˘˓ˊ˓ʵʺʹʺˑˆˮ ɧʃ ʇʍ˄
ːˏʲʹ˦ˆˇ ˑʲ˙ˣˑ˩ˇ ˖˓˘˕˙ʹˑˆˊ
ɮʇɯɪʃɯʊʟʇɼʈɼɸɯ ʊʅʆʅʃɸʂʛ
 ʕɧʕʈɼʅɫʅ (ʊɧʘɼɯʃʊʈɼʅɫʅ) ʅɧɶɸʈɧ
  
Чачский (Ташкентский) оазис, основную территорию которого составляют до-
лины рек Чирчик и Ахангаран, благодаря своему географическому рассположению 
являлся регионом, где происходили активные взаимоотношения между оседло-
земледельческими и кочевыми скотоводческими этносами. Эта характерная осо-
бенность оазиса являлась фактором того, что он занимал важное место в истории 
народов Центральной Азии. 
Как известно топонимы имеет важное значение для внесения ясности в некото-
рые вопросы, связанные с этническими процессами. Особенно это характерно для 
дописьменного периода истории. Так как крупные топонимы имеют тенденцию к 
сохранению, даже если население на территории, где распространен топоним, в 
этническом отношении изменяется. Это в свою очередь позволяет, выявив топони-
мические слои, определить территорию распространения того или иного этноса на 
определенных исторических этапах. Сведения относительно топонимов Чачского 
оазиса эпохи древности и раннего средневековья в основном сохранились в китай-
ских и арабо-персидских источниках. Некоторые сведения по этому поводу заняли 
место в источниках на согдийском и других языках. 
Имеется ряд исследований, в которых в той или иной степени рассматрива-
лась топонимия оазиса. Среди них особо выделяются труды В.В. Бартольда, М.Е. 
Массона, Х. Хасанова и С. Караева. Особого внимания заслуживают исследования 
археолога Ю.Ф. Бурякова, в которых исследователь дает локализацию ряда древних 
и раннесредневековых городов и селений Чача. Среди исследований последних лет, 
касающихся топонимов Чача, следует отметить труды А. Мухаммеджанова, Ш. Ка-
малиддина и др., в которых дана научная интерпретация ряда топонимов. 
Изучение топонимов Чачского оазиса показывает, что их значительную часть 
составляют тюркские названия, которые исходя из словообразования можно раз-
делить на чисто тюркские, тюрко-согдийские и согдийско-тюркские. Вместе с тем, 
весомую часть топонимов оазиса эпохи средневековья составляют согдийские топо-
нимы, которые были исследованы П.Б. Лурье.  
Таким образом, к древнетюркским топонимам Чачского оазиса можно отне-
сти следйющие:
Чач. Одно из самых древних Ташкентского оазиса. Как известно, название 
Ташкентского оазиса в китайских источниках V века н.э. встречается в форме «Ши-
го», что означает «каменное государство». Исходя из этого, Э. Шаванн приходит к 
выводу, что данный топоним связан с тюркским словом таш «камень»[66, P.140]. С 
мнением о связи китайского термина Ши и значения «камень» соглашаются такие 
исследователи, как E. Пуллейблэнк, A. Аальто, К.E. Босворт и др. [80, P.246-248; 65].  
Не отрицает мнения Шаванна, что китайский термин являлся калькой, и М. Ком-
паретти [67, C. 180]. Однако другая группа ученых считает неприемлемым тожде-
ство терминов Чач – Ши («камень») – др. тюрк. таш (K. Ширатори, Й. Маркварт [75, 

169 
Р.154-155, n.49; 82, Р.132]), основываясь на факте, что китайцы культуру Ташкент-
ского оазиса считали согдийской, т.е. восточно-иранской. До настоящего времени 
исследователями не прослежена этимологическая связь термина Чач со значением 
«камень» не только в согдийском, но и в других языках иранской группы. Несмотря 
на это, до сих пор в литературе встречается мнение, что якобы имеется генетическое 
родство этого термина со значением «гора» и «камень» на местном (согдийском) 
языке [40, С. 25, 52, 56].  
Напротив, в западной историко-лингвистической литературе чаще встре-
чается мнение о происхождении названия Чач от одноименного прототюркского 
термина, означающего «камень». В. Бангом предложено, что слово čaš восходит к 
тюркскому taš через дистанционную (удаленную) ассимиляцию, и он ссылается на 
чувашское t’šul<*čašсти гунно-булгарских и восточнотюркских языков, О. Прицак реконструирует за-
фиксированное в китайских хрониках слово čе-šе, относящееся к языку сюнну и 
означающее «камень» (по Вэй-шу), как *ča[l]č. Таким образом, древнейшая форма 
<*čalč в прототюркском языке видоизменилась в чувашском на слово čul, а в других 
тюркских – на taš “камень”[79, S.509]. Аналогичную лингвистическую трансформа-
цию можно наблюдать и на примере прототюркского слова *balč>bal/bač>baš в зна-
чении «голова»[47, С.30]. 
Следует отметить, что для реконструкции слова *čalč, на наш взгляд, надо по-
лагать наличие пратюркского диалекта булгарского типа, для которого как и для 
последнего была характерной палатализация зубных согласных, напр.*tiaλ > *čal > 
čol [21, C.47], при этом данное слово еще осложнено суффиксом -č, и соответственно 
пратюркское сочетание –λč получило в последующих не булгарских тюркских язы-
ках языках-потомках стандартное развитие –λč > š [47, С.30].
Некоторые исследователи из Узбекистана видят в термине Чач связь с древ-
нетюркским čäč/čеč в значении «бирюза, бирюзовый камень». Так, если Г. Бабаяров 
основывается на древнетюркских (т.н. уйгурских) документах IХ-Х вв. и сведениях 
«Дивану лугатит-тюрк» Махмуда Кашгари, где слово чэч/чäш встречается в значе-
нии «драгоценный камень, бирюза»[10, Б.123-124], то Ю.Ф. Буряков приводит факты 
об открытии крупнейшего бирюзового рудника Унгурликан в южной подобласти 
Чача – Илаке, разработка которого началась «...по крайней мере с первой половины 
I тыс. н.э.»[16, C.8-9]. Он считает, что драгоценный камень сэ-сэ, производимый на 
большой горе к юго-востоку от столицы Чача (Танская хроника) и переданный Н.Я. 
Бичуриным как «жемчужный камень», на самом деле был «бирюзой». Обобщая ма-
териалы геолого-археологического изучения Чача и сведения средневековых пись-
менных источников, информирующих о том, что бирюза Илакского рудника высоко 
ценилась ювелирами на восточных рынках (по Бируни), Ю.Ф. Буряков предлагает 
рассматривать название владения Чач не как «Каменная крепость», а как «драгоцен-
ный камень». Это мнение имеет своих сторонников [2, С.18,101]. Более того, Ю.Ф. 
Буряков предполагает, что активное горнорудное производство с добычей бирюзы 
в период развития Каунчинской культуры (III-II вв. до н.э. – IV-V вв. н.э.), вероятно, 
дало имя государству от древнетюрк. Чач – čе-čе [17, C.63].
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что китайцы все-таки 
калькировали название этого оазиса (Ши), где «камень» являлся производным сло-
вом. В свое время К. Шаниязов также отмечал, что более раннее китайское название 
Ташкентского оазиса в форме Юени/Юйни/Юни (Цян Хан шу, 206 г. до н.э – 25 гг. 
по Бичурину) означало «камень», с корнем «юй», которое использовалось по отно-
шению к таким драгоценным камням, как нефрит, яшма и т.д. [55, Б.43-44], хотя это 
еще требует своего подтверждения. 

170
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
По-видимому, китайские летописи, с одной стороны, переводили (т.е. каль-
кировали) местное название оазиса Чач на китайский язык (Юни, Ши), а с другой, 
иногда старались передать его фонетически (Чжэ-чжи/Чжэ-чжэ/Чжэ-ши /Чжэ-
цзе) [53, C.118-119]. Здесь заслуживает внимания то, что даже при фонетическом 
подражании в китайских летописях в первой части названия «чжэ» использовался 
составной иероглиф, в составе которого имеется иероглиф со смысловой нагрузкой 
«камень, каменный, имеющий отношение к камню»[13, С. 426 (1788)]. Уместно от-
метить, что по мнению некоторых исследователей, топоним Кангюй китайских ис-
точников, являвшийся древнейшим известным государством Ташкентского оазиса 
и территориальным преемником которого является топоним Ши, производится от 
слова kak, что в переводе с тохарского также означает «камень»
¹ . 
В отличие от китайских хроник, название области, более близкое в фонетиче-
ском отношении к местному названию (Чач), передается источниками, написанны-
ми на других языках. Оно упоминается как Кух-и Чач (Горы Чача) в победоносной 
надписи сасанидского шаха Шапура I (262 г. н.э.), высеченной на Каабе Зороастра, а 
также на монетах, выпущенных правителем т.н. Кангюя в III-IV вв. и в надписи, на-
несенной на серебряном блюде IV в. в форме c’c’n n’pc [33. C.171]. Топоним Чач за-
фиксирован также в так называемых тюрко-согдийских монетах VI–VIII вв. – c’cynk, 
а также в древнетюркской рунической надписи, нанесенной на керамическом сосу-
де VI–VIII вв., найденном на городище Канка – čač [15, C.11]. В источниках исламско-
го времени топоним Чач передается в форме Шаш/Джадж/Чач.
Сравнительно недавно, на поселение Культобе в долине реки Арысь (Чим-
кентская область) открыты согдийские надписи, имеющие немаловажное значение 
в реконструкции истории Чача. В частности, здесь встречается выражение c’c’nn’pc 
«Чачская община/народ/страна», прочитанное Н. Симсом-Вильямсом и Ф. Грене. 
Надпись датируется II веком н.э. и является наиболее ранним упоминанием Чача в 
письменных памятниках [81, P.16-17]. 
Несколько иную интерпретацию слова c’c’n, встречаемого на монетах, вы-
пущенных Чачскими правителями в III–IV вв., в надписи, нанесенной на серебря-
ном блюде IV в., и в надписях на кирпичах из Культобе того же времени дает Э.В. 
Ртвеладзе, рассматривая его как «...полное древнее название данной области...». Он 
справедливо обосновывает это тем, что древнеиранский суффикс -аn в слове c’c’n 
устойчиво и без всяких изменений повторяется в вышеприведенных источниках, 
но, к сожалению, им не приводится этимологическая интерпретация [43, C.68-69]. 
Однако, исходя из этого, он предполагает, что имело место существование топони-
ма Чачан, а не Чач. Для обоснования новой версии топонима Э.В. Ртвеладзе приво-
дит прочтенную им форму c’c’nynk, употребленную на монетах VIII века, которая, 
по его мнению, образована путем «...присоединения суффикса ynk = ’n’k’ к топони-
му «chachan», а не к топониму «c’c» [43, C.69]. Думается, что такая интерпретация 
не совсем корректна, так как форма c’c’nynk на доисламских монетах и согдийских 
документах не встречается, но известна в форме c’cynk [45, C.82-83; 54; 4]. К тому же, 
употребление топонима Чач в различных источниках (Чжэ-чжэ – кит.; Кух-и Чач, 
Чачстан (орфогр. š’šstan ) – ср.иран.; с’c(w), c’c(+ynk) – согд.; čаč – др. тюрк.; Шаш – 
араб.; Чадж/Джадж/Шаш – перс.; Чач/Шаш – чагат.), на наш взгляд, исключает воз-
можность существования топонима Чачан. 
Наряду со многими исследователями мы также считаем, что словосочетание 
c’cynk (коренная основа c’c + согдийский суффикс -ynk) является относительным 
прилагательным, буквально переводимым как «чачский». Согдийский суффикс, об-
   
¹ В так называемом «тохарском» языке (диалект А) слово ka k (ka ka) означает «камень». 

171 
разующий прилагательное и посессивное значение, встречается в следующих фор-
мах: -’n, -’nу, -ynk, -’nk, -’nyk, -nyk, -nk [34, С.270; 24, P.211]. Таким образом, словосо-
четание с’с’n состоит из двух частей: коренной основы c’c и суффикса -’n и означает 
«чачский» [81, Р.97].  
С иной интерпретацией, предлагаемой А. Ходжаевым, опубликовавшим не-
сколько работ по этимологии наименования Чач, также нельзя согласиться. Так, он 
считает, что Ши в китайских летописях было местным названием Шаш, а Чжэчжи, 
Чжэчжэ, Чжэши относилось к названию Чач, так как они обозначались разными 
иероглифами. Отсюда он делает вывод, что топоним «...Шаш (Ши) был названием 
государства, а Чач – названием столичного города» и поэтому «...путать название 
государства и название столичного города ... будет не совсем точно» [53, C.118]. Если 
предположить, что автор прав, возникает вопрос, почему в различных источниках 
название государства передается в форме Чач. Форма Шаш встречается только в 
средневековых мусульманских источниках. Здесь уместно отметить, что слово Чач 
передается в форме Шаш, так как в арабском языке не имеется звука «ч», и обычно 
в иноязычных словах в большинстве случаев он передается через букву «ш» (шин), 
а иногда через «дж» (джим) или «с» (сад). Поэтому многие исследователи пришли 
к выводу, что фонетическая трансформация Чач – Шаш образовалась в результате 
особенностей арабского языка, где для написания слова Чач использовалась соглас-
ная буква «ш» (шин) [39, С.26].
Предлагаемая нами версия этимологической интерпретации топонима Чач, 
производимая из прототюркского čаč (камень), позволяет пересмотреть ряд вопро-
сов этнической истории Ташкентского оазиса. Упоминание этого термина в древних 
письменных источниках в качестве топонима уже начиная со II в. н.э., возможно, 
свидетельствует о наличии прототюркских этнических элементов в рассматривае-
мый период в данной историко-культурной области. При следует отметить мнение 
А.В. Дыбо относительно распада пратюркского языка и отделения булгарской вет-
ви от общетюркской, соответствующий узел которого на глоттохронологическом 
дереве датируется около  100 – 0 г. до н.э., и связывается ей с миграцией части сюнну  
из Западной Монголии на запад, через Северный Синьцзян в Южный Казахстан, на 
Сырдарью в 56 г. до н.э [ 21, С.66, 75].
 Как было отмечено выше, слово čаč в значении «камень» происходит от про-
тотюркского ча[л]ч, которое перешло в виде чал и чач в разные группы прототюрк-
ских племен. Так, если в аналогичном значении в современном чувашском языке 
сохранилась форма чул/чол, то в языках карлукской, огузской, кыпчакской и др. 
групп данный термин приобрел форму таш «камень». Форма чäч/чäш в значении 
«бирюзовый камень» встречается в древнетюркских письменных источниках: чäч 
– в текстах на древнеуйгурском письме [20, С. 143], чäш/чаш – в «Дивану лугатит 
тюрк» Махмуда Кашгари [29, Б.63, 83]. При этом надо отметить, что у современных 
сарыг-югуров чес (jеs) – это «большая зеленая (нефритовая, бирюзовая) бусинка в 
четках»[48, С.177]. 
В письменных источниках форма чач используется только до определенного 
времени (VII–VIII вв. н.э.), а позже встречается в виде таш (начиная с эпохи Бируни 
- Х века н.э.). Исходя из этого, можно предположить, что переход от формы чач к 
таш, возможно, был связан с появлением в Ташкентском оазисе новых этнических 
групп, говорящих на других диалектах древнетюркского языка. Это вполне прием-
лемо, если учесть вышеупомянутое мнение А.В. Дыбо, согласно которому в I в. до 
н.э. на Сырдарью переселилась первая, отделившаяся от пратюркского языка груп-
па сюнну с языком булгарского типа, то соответственно, последующие группы тюр-
ков, переселившиеся сюда позднее имели язык с общетюркскими особенностями, 

172
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
присущими языкам карлукской, огузской, кыпчакской групп и т.д.  Употребление 
прототюркского термина Чач в качестве топонима Ташкентского оазиса позволяет 
рассматривать данный регион как место обитания прототюркских племен в первых 
веках нашей эры. 
По китайским источникам известно, что в III-II вв. до н.э. – III веке н.э. в среднем 
бассейне Сырдарьи существовало государство Кангюй. По поводу этнической при-
надлежности и языка населения Кангюя среди исследователей существуют разно-
гласия. Так, одна группа ученых считает язык кангюйцев тохарским, вторая – одним 
из восточноиранских языков, которые принадлежат к индоевропейской языковой 
семье, третья группа полагает, что кангюйцы говорили на прототюркском языке, 
а четвертая группа считает, что кангюйцы подвергались интенсивной тюркизации 
начиная с первых веков н.э. [55, Б. 8-25]. По мнению некоторых исследователей, 
Кангюй в период наивысшего расцвета предстает в виде тюркского государства [37, 
С.201; 50, Б.23]. 
Допуская сосуществование племен различной этнической и языковой принад-
лежности в этом регионе в рассматриваемый период, мы считаем, что термин Чач в 
значении «камень» начал распространяться с миграцией племен сюнну в последних 
веках первого тысячелетия до н.э. Китайские источники информируют, что сюнну 
первоначально распространили свое господство на Кангюй в III-II вв. до н.э., однако 
после поражения в борьбе с Китаем были вынуждены просить убежище в Кангюе, 
являвшимся в то время их союзником [11, С.93]. По-видимому, именно в это время, 
т.е. с массовым переселением сюнну из северо-восточных районов Центральной Азии 
в Семиречье и Средний бассейн Сырдарьи, широко распространяется термин Чач 
в значении «камень/бирюзовый камень» применительно к названию Ташкентского 
оазиса, а также и для других мелких топонимов Средней Азии
² . Возможно, прото-
тюркское слово «чач» было калькировано от слова «канк/канг» (*kâńk), происхожде-
ние которого выведено из тохарского А-языка исследователем Г.У. Бэйли, что означало 
«камень» или, как считает Е. Герцфельд, «...какую-то породу камня» [63, P.195]. Тради-
ция названия Ташкентского оазиса со смысловой нагрузкой «камень = драгоценный 
камень = бирюзовый камень» (Канг, Чач, Таш[кент]) подтверждается также китайски-
ми источниками (Юе-ни, Чже-чжи/Чжэ-чжэ, Ши) начиная со II в. до н.э. 
ʊʲ˦ˊʺˑ˘. Данный топоним начал упоминаться в источниках начиная с ХI в., 
однако вопрос о том, когда он появился и с какими историческими реалиями это 
было связано, до сих пор остается открытым. Французский исследователь Э. Шаванн, 
исходя из того, что название Ташкентского оазиса в китайских источниках V в. встре-
чается в форме «Ши-го», что означает «каменное государство», приходит к выводу, что 
данный топоним связан с тюркским названием оазиса – Ташкентом [66, Р.140]. Несмо-
тря на это, некоторые исследователи по разному интепретируют название Ташкент, 
даже считая, что он не связан с тюркским словом “таш” – “камень” [56, Б.132]. 
Здесь уместно отметить, что до сих пор не утратили своей ценности сведения 
таких великих мыслителей средневековья, как Абу Райхан Беруни (973-1048) и Мах-
муд Кашгари (1008-1105), которые зафиксировали название Ташкента в близкой к 
сегодня фонетической форме. 
Так Беруни в своих произведениях “Индия” и “Канон Масу‘да” приводит сле-
дующие ценные сведения о Ташкенте:
«... а названия изменяются быстро, когда-либо местностью овладевают ино-
племенники с чуждым языком. Их органы речи часто коверкают названия, и в та-
ком виде они переносят их в свой язык, как это в обычае греков. Разве ты не видишь, 
 
² Кан-и Чач (горы Гиссар), Джаджруд – Чачруд (в средневековом Кеше), Чач/Чачи (этноним и топоним в  
Сев. Индии).

173 
что “Шаш” взято из названия этого города на тюркском, а именно Ташканд, то есть 
“Каменное селение”; и тожно также в книге “Джаография” он называется “Камен-
ной башней” [8, С. 271];
“Бинкат, столица аш-Шаша; по тюркски: “Ташканд”, а по-гречески “Каменная 
башня”[9, C.471].
Важно то, что Беруни приводит название Ташкента в качестве образца, когда 
он останавливается на названиях населенных пунктов, городов и других географи-
ческих объектах Индии, выражая свое мнение относительно их лексического значе-
ния и  происхождения.  При этом он без сомнения интерпретирует его как чисто 
тюркское. 
Почти схожее сведение относительно названия Ташкента приводит и совре-
менник Беруни Махмуд Кашгари в своем произведении “Диван Лугат ат-Турк”: 
“Ташкан – [другое] название аш-Шаш. Это родной город Абу Бакра ал-Каффала 
аш-Шаши, основа [этого названия] – Ташканд «город из камня»”. 
“Доказательством, что весь Ма-вара’-ан-нахр на восток от Байканда относится 
к тюркским владениям, является то, что города Самарканд – Самизканд, Шаш – 
Ташканд, Узканд, Тунканд все они являются тюркскими. Канд – это “город” у тю-
рок” [38, С.413, 857; 30, Б. 64; 68, S. 483-487].
Схожесть между вышеупомянутыми сведениями поразительна, как будто они 
взяты из одного источника. Сходство между сведениями Беруни и Кашгари наблюда-
ется не только на примере Ташкента, но и на примере Самарканда, который трактует-
ся как тюркский Семизкенд – “Тучный город”. Возможно, данные сведения непосред-
ственно не связаны с названиями городов на их раннем этапе, но наличие подобных 
сведений говорить, о том, что в то время имелась подобная традиция трактовки на-
званий данных городов таким образом. Это свидетельствует о том, что на том этапе 
значительную часть населения региона составляли тюркоязычные этносы. 
 
Несмотря на отсутствие прямых указаний в «Диван Лугат ат-Турк», боль-
шинство исследователей считают, что Кашгари заимствовал свои сведения у своего 
старшего современника Беруни, который был старше него на 35 лет [60, Б.70-74; 31; 18б 
С.194]. Следует отметить, что хотя это мнение кажется обоснованным, но не исклю-
чено, что данные сведения отражали исторические реалии своего времени. Как из-
вестно, именно в период деятельности Беруни и Кашгари в Центральной Азии власть 
переход в руки таких тюркских династий, Караханиды, Газневиды и Сельджукиды. 
Однако, это не говорит о том, что сведения об упомянутых городах появились именно 
в ту эпоху. Потому что, формирование топонима занимает определенное время, и он 
появляется намного раньше его фиксации в письменных источниках. К тому же, как 
отмечалось выше, Ташкент за пятьсот лет до эпохи Беруни и Кашгари упоминался в 
китайских хрониках, как Ши “камень”, а местных источниках почти за тысячу лет до 
этого под названием Чач “бирюза, драгоценный камень” [36, С.203 205].
Следует также остановиться также еще на одном вопросе, непосредственно 
связанном со словом Ташкент. Название оазиса в арабском оригинале “Диван Лу-
гат ат-Турк” зафиксировано в форме Tаркан (
ɀǜȼżɀǍȼů), которую большинство исследо-
вателей рассматривали в качестве одного из названий Ташкента и предлагали для 
него различные этимологии. Турецкий исследователь Б. Аталай, издавший первым 
«Диван» в переводе на турецкий язык, приводит его в форме Terken [68, S.443], а в 
узбекском переводе С. Муталлибова в форме Тäркäн [28, Б.414]. Исследователи, ко-
³ академик А. Мухаммаджанов в своей последней монографии, посвященной истории Ташкента, пишет, 
что согласно сведениям Махмуда Кашгари в то время Ташкент именовался  как “Таркан” и имел значение 
город на берегу “Текущей воды”, что являлось указание на его расположение на берегу каналов Калькавуз 
и Анхар [41, Б.104]. Однако, приведенные нами аргументы показывают ошибочность данного мнения. 

174
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
торые в основном пользовались этими переводами, по-разному интерпретировали 
термин Таркан³ , но никто из них не дал надежной этимологии.
В английском переводе «Диван»а, изданном в 1984 году американским иссле-
дователем Робертом Данкофф, были исправлены ряд ошибок, допущенные в турец-
ком и узбекском издании, в частности термин Таркан был исправлен на TAŠKAN 
– Taškän [74, Р.333]. В русском переводе «Диван»а, выполненном З.-А. М. Ауэзовой 
и изданном в 2005 году, данный топоним также приведен в форме Taшкан ((
ǜ ȼƳƪȼů 
38], С.413(2557)]. Но к сожалению ряд исследователей, неосведомленные об этих из-
даниях, продолжают издавать свои труды по этимологии термина Таркан [26, С.82; 
27, С.47; 56, Б.132; 41, Б.104]. Мы согласны с вышеупомянутыми исследователями в 
опросе о том, что термин Tarkan следует восстанавливать в форме Taškän. Однако, 
на наш взгляд, это сделано немного некорректно. Этот термин в арабском оригина-
ле произведения зафиксирован в форме 
ɀǜȼżɀǍȼů и мы считаем что его следует восстанав-
ливать не в форме 
ǜ ȼƳƪȼů‚ а в форме ɀǜȼżɀǼȼů – Tažkän, так как превращение буквы š (шин) 
в букву r (ра) в результате опущения трех точек сверху очень спорно. Скорее всего, 
мы имеем здесь дело с опиской, когда переписчик, переписывая слово Täžkän, про-
пустил три точки над буквой ž (же), которая автоматически превратилась в букву r 
(ра) и таким образом данное слово приняло форму Tarkan. Учитывая, что звук ž (ж) 
по существу является звонким вариантом звука š (ш), для термина Taškent вполне не 
исключается наличие фонетических вариантов Täžkän, Täškän. К тому же, местное 
городское население современного Ташкента, которое говорить на своем отдельном 
диалекте, название города произносить также близко к вышеупомянутым формам, 
как Tåškän. При этом следует учитывать, что «Диван»е Кашгари звук ž (
ɉ) в качестве 
присущего тюркским языкам согласного встречается в некоторых словах [68, S.55, 
71, 99, 127, 130]. 
ɸˏʲˊ – средневековое название реки Ахангаран и ее долины, а также один из 
топонимов, использовавшийся для значительной части Ташкентского оазиса вплоть 
до монгольского завоевания региона. Считается, что данный топоним впервые на-
чал упоминаться в трудах арабских географов. Однако, по мнению некоторых ис-
следователей его упоминание относиться к более раннему периоду, в частности, с 
термином Чач Илак связывается термин Ши ло, упомянутый в труде китайского па-
ломника Хой Чао (726 й.) [7, С.188]. Относительно этимологии слова Илак сўзининг 
луғавий маъноси ҳақида турлича фикрлар билдирилган: 1) тюркское илак – айлак 
«летнее  местопребывание»,  «летовка»,  «горное  пастбище» [15, С.14]; 2) по М.С. 
Андрееву слово илак имело значение «кузнец», как и современное название реки – 
Ахангаран, имеющее в таджикском языке то же значение [3, С.16-28; 55, Б.52, 59-изоҳ]; 
3) Илак – в турецком языке илик, в татарском илəк используется в значении «за-
стойная, медленно текущая вода» [44, С.346; 22, С.115]. На наш взгляд, более логично 
считать, что данный топоним первоначально был гидронимом.  В подтверждение 
этого мнения можно привести такие гидронимы, как Илек – левый приток Урала,  
сай Аб-и Илак (сейчас Элак) на северо-востоке от города Душанбе (Таджикистан). 
К тому же, река Или, расположенная в Джунгарской низменности, упоминается в 
«Диван Лугат ат-Турк» Махмуда Кашгари и других средневековых источниках, как 
Ила [30, С.253; 19, С.109, 131]. Эти сведения позволяют предполагать, что названия 
Илак, Илек, Ила образованы от одной основы и использовались в древнетюркском 
языке по отношению к рекам и притокам. На наш взгляд, все они является произ-
водным от глагола йыл- ‘ползти, двигаться, катиться’ [57, С. 277]. В нашем случае 
при помощи суффикса -q который образует от глаголов существительные и при-
лагательные [20, С.660]. 
ʊ˙ˑˊʺ˘ – упоминается в качестве названия главного города Илака (долина 
Ахангарана) в трудах средневековых арабских географов (IХ–ХI асрлар). Э.В. Ртве-

175 
ладзе отмечает, что данный топоним в форме Тунуканд занял место в легендах 
монет Чача VI-VIII веков [42, С.46-47]. Однако, последние исследования в области 
Чачской нумизматики показали, что на раннесредневековых монетах топоним Ту-
нуканд или Тункет не имеется [4, С.83]. Мы считаем, что местной формой термина 
Дуньцзе или Туньцзе, упомянутого в хронике Тан шу в связи с событиями 658 года 
в качестве города, который являлся местом пребыванием правителя Ши (Чач) Ган 
тудуна (в действительности Тун тудун), было Тункет [4, С.59.]. Так как, в китайских 
хрониках термин “тун” или “тон” предавался в форме дунь/тунь, а слово  “кет” (го-
род), который в согдийском и древнетюркском языках являлся активным топофор-
мантом, через цзе.
Данный город упомянут в переводе Н.Я. Бичурина под именем Ганьгэ, а в пе-
реводе Э. Шаванна как K’an-kie [12, С.313; 66, Р.140],  что явилось причиной наличия 
различных мнений по поводу того, какой была местная форма данного топонима, 
а также он не связывался с Тункетом. Только А.Г. Малявкин в свое время отметил, 
что термин Ганьгэ следует читать как Дуньцзе [37, С.166–167, к.246], и отождествлял 
его с Бинкетом, чем в определенной степени допустил ошибку. По-видимому, это 
объясняется тем, что исследователь не учел то факт, что главный город оазиса той 
эпохи не назывался Бинкетом и в качестве столицы оазиса он начал упоминаться 
только начиная с IХ века, в китайских хрониках столица владения Чач VII-VIII веков 
упоминается в форме Чжеши (Чач), а кроме того, между словами Бинкет и Дуньцзе 
не наблюдается схожести. 
Если некоторые исследователи связывают название упомянутого города с Кан-
гюем (Канг), а другие восстанавливают его в форме *khamkiat или *kamkar, то ряд 
исследователей на основании того, что Н.Я. Бичурин в своем переводе приводит 
название города как Ганьгэ, отождествляют его с одним из древних городищ оазиса, 
как Канка. В частности, Э. Пулейблэнк восстанавливает его как *khamkįat и интер-
претируя его как топоним, связанный с древним Кангюем [1, С.102], Ю.Зуев восста-
навливает его в форме Qang-ket [23, С.101], а А. Ходжаев приводит название горо-
да в форме Каньцзе и пишет, что древнекитайское чтение иероглифов, которыми 
передано это название, является Kam+kiat и его можно восстановить как Кемкент 
[52, С.9-10]. Однако, к подобным интерпретациям трудно присоединиться. Вариант 
Qang-ket, предложенный Ю.А. Зуевым, трудно принят из-за отсутствия аргумента-
ции. К тому же, нет оснований для того, чтобы связывать упомянутый в связи с со-
бытиями 658 года город Каньцзе
¹  (в действительности Туньцзе) с Кангюем. К тому 
же, как известно, термин Кангюй обозначал не определенный город, а государство 
и этнос, создавший его. Если название городища Канка, не изменяясь, существовало 
как в древности, так и в средних веках, а также в такой или схожей форме было упо-
мянуто в источниках, то к этому вопросу следовало подходить по-другому. Однако, 
в трудах мусульманских географов, при перечислении названий городов и селений 
оазиса, название Канка не встречается. Восстанавливать в форме Кемкент название 
города Ганьгэ, упомянутого в китайских хрониках, как это делает Ф. Ходжаев, также 
дискуссионно. Так как в письменных источниках не имеется сведений наличии и 
расположении города или населенного пункта с таким названием в Чачском оазисе 
эпохи раннего средневековья.
В подтверждение того, что Дуньцзе или Туньцзе/Тункэ являются китайской 
транскрипцией названия города Тункет, можно привести тот факт, что распола-
гался близко к Ферганской долине. В частности, согласно Тан шу, Танская империя 
 
¹  Первая часть данного топонима в Тан-шу передана иероглифом Гань (Кань),  который схож по написанию 
с иероглифом Дунь (Тунь). По-видимому, прав А.Г. Малявкин, который отметил, что переписчики до-
пустили ошибку при транскрипции названия города, употребив иероглиф Гань вместо иероглифа Дунь, 
подобно другим случаям при транскрибировании тюркского слова “тон” [см. 37, С.166-167, к.246].

176
 
ʊɧʇɸʒɸ-ʂʞɮɯʃɸ ʂʌʇɧ ɳʞʃɯ ɶɧʂɧʃɧʍɸ ʂʞɮɯʃɸɯʊ
превратила Ши (Чач) в Даваньскую губернию (Давань дудуфу) и Гань тутун (Тун ту-
дун) был назначен ее наместником [12, С.313; 53, С.119]. Как известно, веками ранее 
термин Давань являлся китайским названием Ферганской долины. Возможно, соз-
данная в 658 году Даваньская губерния включала в себя Чач и частично Ферганскую 
долину, и по этой причине получила название Давань, а правителя Чача, в качестве 
наместника Китая, избрал в качестве правленческого центра город Тункет, удобный 
для управления обеими регионами.  
Указание на то, что слово Тункет является тюркским словом, имеется также в 
средневековых источниках. В частности, в «Диван Лугат ат-Турк» Махмуда Кашга-
ри Тункет упоминается среди названий городов, которых он относить к тюркским 
[30, Б.164]. По мнению Э. Умарова, истинной фонетической формой названия Тун-
кет было Тонкет, которое состоит древнетюркского слова тон «первый, первенец» + 
кат (кант) «город» и имело значение «первый город» [49]. К тому же, город Тункет 
являлся главным городом Илака и здесь в IХ-ХI вв. чеканились монеты. Вместе с 
тем, данный топоним можно также связать с термином *ton’  в значении ‘военный 
лагерь; ставка, резиденция’. При этом следует учесть, что название этого города, в 
основном, дошло до нас в арабографичных источниках и его вполне возможно вос-
станавливать как Tunket, так и Ton’ket [32, С. 88]. 
ɮʾʲʴʶ˙ˊʺ˘ – средневековый город, расположенный в 2 фарсахах (13-15 км) на-
верху от Бинкет (Ташкент)а, который упоминается в  «Худуд ал- Алам» (л. 24б) и «Ахсан 
ат-такасим фи ма рифат ал-акалим» («Лучшее разделение для познании климатов») 
Мукаддаси  (Х в.) [76, Р.264]. По предположению В. В. Бартольда, город располагался 
на месте бывшей крепости Ниязбек и его название связано с тюркским титулом ябғу, 
т.е. означал «город Джабгу» [6, С.230; 59, Б.52]. Археолог Ю.Ф. Буряков отождествляет 
город Джабгукет с городищем Ак-ата, расположенном на северо-востоке Ташкента в 
4 км. к югу от селения Дурман [14, С.74-75]. Считается, Джабгукет появился в качестве 
ставки тюркских правителей, после вхождения Чачского оазиса в состав Тюркского 
каганата (VI-VII вв.) [51, С.9-10]. Наличие среди монет, чеканенных именно в этот пери-
од западно-тюркскими каганами в Чачском оазисе, монет с титулами żpγw – “жабгу”, 
cpγw x’γ’n – “джабгу-каган”, также может служить подтверждением того, что Джаб-
гукет появился в связи каганатом [4, С.9-15].
ʒʲ˘˙ˑˊʺ˘ – средневековый город, расположенный в 2 фарсахах (13-15 км) на-
верху от Бинкет (Ташкент)а и который отождествляется с городищем Тугайтепа, 
расположенном на северо-востоке Ташкента в 4 км. к югу от селения Дурман. Го-
род упоминается в трудах арабских географов, как «Китаб масалик ва-л-мамалик» 
(«Книга путей и стран») Истахри (Х в.), «Китаб сурат ал-ард» («Книга картин мира») 
Ибн Хаукаля (Х в.) и «Ахсан ат-такасим фи ма рифат ал-акалим» Мукаддаси [72, 
Р.330, 345; 71, Р.386, 405; 76, Р. 48b, 264]. По мнению исследователей, название горо-
да связано с древнетюркским титулом хатун «царевна, главная супруга кагана» [59, 
Б.140]. Данный город также появился в период вхождения Чачского оазиса в состав 
Тюркского каганата (VI-VII вв.) в качестве ставки тюркских каганов, точнее царевны 
из правящей династии [51, С.11-12].  Хатункет упоминается в «Тан шу» в связи с 
обытиями 40-х гг. VII века. Так, в нем имеется сведение о том, что западно-тюркский 
каган  Дулу (Тулу; 638–642) в 641–642 годах, после того как он получил поражение от 
Ху-лу-ву полководца Нишу Чжо (*Незук-чор), бежал в Ши (Чач) в город Ко-хо-тун 
(Хатун) [11, С.288; 66, Р.58; 23, С.165].
ʈʲʴˏ˩ˊ – название гор в Шашском оазисе. В произведении Ибн Хаукаля упо-
минаются расположенные на северо-востоке Шаша горы Саблык [71, Р.388]. Это на-
звание в форме Сафлыг упоминается в «Масалик ва-л-мамалик» [19, С.29]. В. В. Бар-
тольд, учитывая, что в данной местности и сейчас имеется селение Сайлык, считает, 
что название Саблык следует читать как Сайлык [6, С.229; 59, Б.113]. По-видимому, 

177 
первоначально данный имел форму Саблык, в какой он зафиксирован в источни-
ках, затем принял форму Сафлык, а позже Сайлык: Саблык~Сафлык~Сайлык. Это 
подтверждается взаимозаменяемостью звуков б~в~й, характерного для древнетюрк-
ского языка, например, эб~эв~уй «дом», суб~сув~суй «вода», теба~тева~туйа «вер-
блюдя» и др. Кроме того, схожий топоним зафиксирован в «Диван Лугат ат-Турк» 
Махмуда Кашгари, где один из городов тюркских племен Семиречья тухси и чиги-
лей упоминается в форме Саблыг [30, Б.187]. 
ɼʲˏʲ˖ (Келес) – название правого притока Сырдарьи и степи. У Истахри, Ибн 
Хаукаля и в «Худуд ал- Алам» (л. 9б) упоминается степь Калас, расположенная на 
северной границе Шаша [72, Р.336; 71, Р.388]. По мнению казахстанского топони-
миста Е. Койчубаева название Келес образовано от тюркских келе-«язык» и –с, яв-
ляющегося сокращенным вариантом слова су «вода», т.е. Келес – досл. «язык вода» 
или «река, похожая на язык» [22, Б.80; 59, Б.65-66]. Мы считаем, что название Келес 
было образовано по принципу других древнетюркских гидронимов как Талас, Ир-
тыс (Иртыш), Арысь. Т.е., Калас «Кала+су», Талас «Тала+су», Арысь «Ары+су». 
ʕʲ˘ˊʲˏ – самый крупный приток Чирчика и горы в Ташкентском оазисе. У Ис-
тахри, Ибн Хаукаля и Мукаддаси имеется упоминание о реке и области 
ǚŹNjƆ (Джад-
гал) [72, Р. 346; 71, Р.388, 392, 395, 396; 76, Р.48, 262]. Шейх Сулейман Бухари в своем 
чагатайско-османском словаре дает слову чаткал толкование, как «неровное место, 
ущелье». Близкое к этому значению данное слово имеет и в современном киргиз-
ском языке, где имеется слово чаткал в значении «впадина между двух гор, ущелье» 
[58, С.851]. Значит, топоним Чаткал можно интерпретировать, как «ущелье, русло 
сая». Это слово в свою очередь состоит из двух компонентов: чат – «пространство 
между реками перед их слиянием», кал – какое-то древнее слово, возможно фоне-
тический вариант слова qol «сай, горный поток» [59, Б.142-143]. Тюркское проис-
хождение данного топонима подтверждается тюркским названием гор на западе 
Монголии – Чаткалтаг [61, Б. 111].
ʃʲˠ˕-ˆ ʊ˙˕ˊ (Тюрк) – название реки Чирчик в произведениях арабских гео-
графов Истахри, Ибн Хаукаль [72, Р.344-345; 71, Р.383, 404-405; 15, С.16]. У Мукаддаси 
и в «Худуд ал- Алам» (лл. 9б, 24б) оно встречается в форме Парак [76, Р.52, 423, 454]. 
Исходя из этого, В. В. Бартольд считал, чтение Тюрк, принятое де Гуе ошибочно и 
название реки следует читать как Парак [6, С.220, пр. 1]. С. Караев, не присоединя-
ясь к этому мнению. Пишет, что и в «Шахнаме» Фирдоуси название реки Чирчик 
также пишется в форме 
ǙǍƄ Т.р.к и в произведении Истахри оно приведено еще в 
более точной форме, как Нахр-и Туркистан [72, Р.344; 59, С.97]. По его мнении, река 
Чирчик в древности и в последующее время называлась Парак и Турк (Тюрк).
ɧˏːʲˏ˩ˊ – селение. В согдийском документе Б1 из архива согдийских доку-
ментов с горы Муг, относящихся к первой четверти VIII века, встречается в форме 
’δmδwk (Almalyk) [46, С.44, 45, 101]. О. И. Смирнова считает, что оно связано с тюрк-
ским словом алмалык - «яблочный» [46, С.101]. Не исключено, что данный топоним 
происходит от двух тюркских слов ал “алый, красный” + балык “город”‚ т.е. имеет 
значение “Красный город”. 
ɧʴ˕ˏˆʸ/ɧ˕˔ʲˏˆʸ [70, Р.356]   город в Илаке. Некоторые исследователи связыва-
ют его с др.тюрк. арпа – «ячмень», т.е. «место богатое ячменем». Возможно, вторая 

жүктеу/скачать 4,82 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: