очеловечение (подчёркнуто три раза). От этого его изумительное, потрясающее открытие не
становится ничуть меньше.
Тот сегодня впервые прошёлся по квартире. Смеялся в коридоре, глядя на
электрическую лампу. Затем, в сопровождении Филиппа Филипповича и меня, он
проследовал в кабинет. Он стойко держится на задних лапах (зачёркнуто)… на ногах и
производит впечатление маленького и плохо сложенного мужчины.
Смеялся в кабинете. Улыбка его неприятна и как бы искусственна. Затем он почесал
затылок, огляделся и я записал новое отчётливо произнесённое слово: «буржуи». Ругался.
Ругань эта методическая, беспрерывная и, по-видимому, совершенно бессмысленная. Она
носит несколько фонографический характер: как будто это существо где-то раньше слышало
бранные слова, автоматически подсознательно занесло их в свой мозг и теперь изрыгает их
пачками. А впрочем, я не психиатр, чёрт меня возьми.
На Филиппа Филипповича брань производит почему-то удивительно тягостное
впечатление. Бывают моменты, когда он выходит из сдержанного и холодного наблюдения
новых явлений и как бы теряет терпение. Так, в момент ругани он вдруг нервно выкрикнул:
– Перестань!
Это не произвело никакого эффекта.
После прогулки в кабинете, общими усилиями Шарик был водворён в смотровую.
После этого мы имели совещание с Филиппом Филипповичем. Впервые, я должен
сознаться, видел я этого уверенного и поразительно умного человека растерянным. Напевая
по своему обыкновению, он спросил: «Что же мы теперь будем делать?» И сам же ответил
буквально так: «Москвошвея, да… От Севильи до Гренады. Москвошвея, дорогой
доктор…». Я ничего не понял. Он пояснил:
– «Я вас прошу, Иван Арнольдович, купить ему бельё, штаны и пиджак».
Достарыңызбен бөлісу: