Сорок правил любви Пролог
жүктеу/скачать 401,41 Kb.
|
| 4 сентября 1245 года, Конья
Будучи старшим братом Аладдина, я всегда беспокоился за него, однако никогда не тревожился так сильно, как теперь. Даже малышом он был не по возрасту вспыльчив, а потом и вовсе стал легко раздражаться и даже приходить в ярость. Готовый поспорить из-за пустяка, буквально из ничего, в последнее время он до того всем недоволен, что при его появлении даже дети на улице разбегаются в страхе. Ему всего семнадцать лет, а у него морщины вокруг глаз оттого, что он все время хмурится и щурится. Сегодня утром я обратил внимание, что у него возле рта, который он постоянно сжимает, появилась новая морщинка. Я писал на пергаменте, когда услышал за спиной слабый шорох и, обернувшись, увидел мрачного Аладдина. Один Бог знает, как долго он простоял, наблюдая за мной неподвижным взглядом. Аладдин спросил, чем я занимаюсь. — Переписываю старую лекцию нашего отца, — ответил я. — Хорошо бы иметь лишнюю копию их всех. — Какой в этом смысл? — громко выдохнул Аладдин. — Отец перестал читать лекции и проповедовать. Если ты не заметил, то он больше не бывает в медресе. Разве тебе не ясно, что он забыл обо всех своих обязанностях? — Это временно, — возразил я. — Скоро он опять начнет заниматься с учениками. — Не обманывай себя. Не видишь разве, что у нашего отца ни на что и ни на кого нет времени, кроме как на Шамса из Тебриза? Интересно, правда? Он — странствующий дервиш, а, похоже, навсегда поселился в нашем доме. Аладдин фыркнул, помолчал, выжидая, не соглашусь ли я с ним. Но я не ответил, и он принялся мерить шагами комнату. Даже не глядя на него, я видел злой блеск в его глазах. — Люди сплетничают, — угрюмо продолжал он, — и все задаются одним вопросом: как могло случиться, что уважаемый ученый стал игрушкой в руках еретика? Репутация нашего отца тает, как снег под солнечными лучами. Если он не возьмется за ум, то ему больше не найти учеников в нашем городе. Никто не захочет у него учиться. И не мне винить людей за это. Я отложил пергамент и посмотрел на брата. Он был еще совсем мальчишкой, хотя его жесты и слова уже выдавали в нем будущего мужчину. За последний год он очень переменился, и я подумал, уж не влюбился ли он в кого-нибудь. Впрочем, это было всего лишь мое предположение. — Брат, я понимаю, тебе не нравится Шамс, но он наш гость, и нам надо уважать его. Не слушай, что говорят люди. Не стоит делать из мухи слона. Аладдин мгновенно вспыхнул. — Из мухи? — фыркнул он. — Ты так называешь свалившуюся на нас беду? Как ты можешь быть настолько слеп? Я взял пергамент и нежно провел по нему ладонью. Мне всегда доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие переписывать отцовские слова и думать о том, что таким образом я продлеваю им жизнь. Даже через сто лет люди будут читать наставления моего отца и вдохновляться ими. И я гордился своей миссией, какой бы ничтожно малой она ни казалась кому-нибудь. Аладдин стоял рядом и мрачно смотрел на пергамент. На мгновение в его глазах мне почудилась тоска, и я увидел в нем мальчишку, жаждущего отцовской любви. У меня сжалось сердце, так как я понял, что на самом деле ненавидит он не Шамса. Он злился на отца. Аладдин злился на отца за то, что тот недостаточно его любил. Каким бы уважаемым и знаменитым ни был отец, он оказался совершенно беспомощным перед смертью, которая оставила нас без матери в очень юном возрасте. — Говорят, Шамс наложил чары на нашего отца, — произнес Аладдин. — Говорят, его прислали убийцы, ассасины. — Ассасины? — удивился я. — Ерунда. Ассасинам приписывали множество таинственных убийств, которые они совершали с использованием всевозможных ядов. Преследуя влиятельных людей, они убивали своих жертв на публике, чтобы сеять страх и ужас в людских сердцах. Они дошли до того, что оставили отравленный пирог в шатре Саладина[25] и приложили записку: «Ты в наших руках». И Саладин, великий мусульманский полководец, который храбро сражался с крестоносцами и захватил Иерусалим, не посмел сразиться с ассасинами и предпочел заключить с ними мирный договор. Как могли люди подумать, что Шамс связан с этим ужасным обществом? Я положил ладонь на плечо Аладдину и заставил его повернуться, чтобы заглянуть ему в глаза. — Неужели тебе не известно, что в наши времена оно стало совсем другим. Одно название осталось. Аладдин долго не раздумывал. — Правильно, но говорят, у них было три военачальника, верных идеям Хасана Саббаха. Они покинули крепость Аламут, чтобы сеять ужас там, где появляются. Люди думают, что теперь их вождем стал Шамс. Я начал терять терпение. — Бог мой! Зачем, скажи на милость, ассасинам убивать нашего отца? — Затем, что они ненавидят всех влиятельных людей и им нравится сеять хаос, вот зачем. Аладдин был до того возбужден своей теорией заговора, что у него пылали щеки. И я понял, что мне надо быть с ним осторожнее. — Послушай, люди всякое болтают. Тебе не следует серьезно относиться ко всему, что ты слышишь. Выбрось из головы дурные мысли. Они отравляют тебе жизнь. Аладдин недовольно заворчал, но я тем не менее продолжал говорить: — Ты можешь не любить Шамса. Ты не обязан. Но ради отца относись к нему с уважением. Во взгляде Аладдина я прочитал горечь и презрение. Мне стало ясно, что мой младший брат не только злится на отца и Шамса. Он еще и разочаровался во мне. Он счел мое отношение к Шамсу признаком слабости. По-видимому, ему показалось, что я стал бесхребетным и подобострастным ради отцовского расположения. Это было всего лишь предположение, однако оно глубоко задело меня. Все же я не мог сердиться на него. Как-никак, Аладдин был моим младшим братишкой. Для меня он навсегда останется мальчиком, который гонялся за бездомными кошками, который любил топать по лужам и целый день мог жевать хлеб с йогуртом. Не мог я не видеть в нем ребенка. Он опустил голову, словно был в чем-то виноват, закусил нижнюю губу и молчал. Лучше бы он заплакал. — Помнишь, как ты подрался с соседскими ребятами и с плачем прибежал домой? — спросил я. — У тебя был разбит нос. Помнишь, что сказала мама? Аладдин прищурился, словно вспоминая, но молчал. — Она сказала, что, рассердившись на кого-нибудь, следует мысленно заменить лицо обидчика лицом любимого человека. Ты пытался заменить лицо Шамса маминым лицом? Возможно, ты найдешь в нем что-нибудь хорошее. На губах Аладдина мелькнула улыбка, и меня поразило, как вдруг смягчилось его лицо. — Наверно, ты прав, — произнес он, и в его голосе больше не было злости. Я растаял. Не зная, что сказать, я обнял брата. Он ответил мне тем же. Я подумал, что теперь он изменит свое отношение к Шамсу и в нашем доме вновь воцарится гармония. Однако я сильно ошибался. Керра жүктеу/скачать 401,41 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|