тех пор уже не пылает к ним такой страстной любовью, как прежде. Так что
она не показывала Гарри фотографии кошек, и даже разрешила ему
посмотреть телевизор, но зато угостила шоколадным кексом, который, судя
по вкусу, пролежал у нее в шкафу по крайней мере десяток лет.
В тот вечер Дадли гордо маршировал по гостиной в новой школьной
форме. Ученики «Вонингса» носили темно-бордовые фраки, оранжевые
бриджи и плоские соломенные шляпы, которые называются канотье. Еще
они носили узловатые палки, которыми колотили друг друга за спинами
учителей. Считалось, что это
хорошая подготовка к той взрослой жизни,
которая начнется после школы.
Глядя на Дадли, гордо вышагивающего в своей новой форме, дядя
Вернон ужасно растрогался и ворчливым голосом — ворчал он притворно,
пряча свои эмоции, — заметил, что это самый прекрасный момент в его
жизни. Что же касается тети Петуньи, то она не стала скрывать своих
чувств и разрыдалась, а потом воскликнула, что никак не может поверить в
то, что этот взрослый красавец — ее крошка сыночек, ее миленькая
лапочка. А Гарри даже боялся открыть рот. Он изо всех сил сдерживал
смех, но тот так распирал его, что мальчику казалось, что у него вот-вот
треснут ребра и хохот вырвется наружу.
Когда на следующее утро Гарри зашел на кухню позавтракать, там
стоял ужасный запах. Как оказалось, он исходил из
огромного
металлического бака, стоявшего в мойке. Гарри подошел поближе. Бак был
наполнен серой водой, в которой плавало нечто похожее на грязные тряпки.
— Что это? — спросил он тетю Петунью.
Тетя поджала губы — она всегда так делала, когда Гарри осмеливался
задать ей вопрос.
— Твоя новая школьная форма.
Гарри снова заглянул в бак.
— Ну да, конечно, — произнес он. — Я просто не догадался, что ее
обязательно нужно намочить.
— Не строй из себя дурака, — отрезала тетя Петунья. — Я специально
крашу старую форму Дадли в серый цвет. Когда я закончу, она будет
выглядеть как новенькая.
Гарри никак не мог в
это поверить, но решил, что лучше не спорить.
Он сел за стол, стараясь не думать о том, как будет выглядеть в свой
первый день в «Хай Камеронсе» — наверное, так, словно вырядился в
обрывки полусгнившей шкуры мамонта.
В кухню вошли Дадли и дядя Вернон, и оба сразу сморщили носы —
запах новой школьной формы Гарри им явно не понравился. Дядя Вернон,
как обычно, погрузился в чтение газеты, а Дадли принялся стучать по столу
форменной узловатой палкой, которую он теперь повсюду таскал с собой.
Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в
специально сделанную в
двери щель, и она упала на лежавший в коридоре
коврик.
— Принеси почту, Дадли, — буркнул дядя Вернон из-за газеты.
— Пошли за ней Гарри.
— Гарри, принеси почту.
— Пошлите за ней Дадли, — ответил Гарри.
— Ткни его своей палкой, Дадли, — посоветовал дядя Вернон.
Гарри увернулся от палки и пошел в коридор. На коврике лежали
открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на
острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счет, и
письмо для Гарри.
Гарри поднял его и начал внимательно рассматривать, чувствуя, как у
него внутри все напряглось и задрожало, как натянутая тетива лука. Никто
ни разу никогда в жизни не писал ему писем. Да и кто мог ему написать? У
него не было друзей, у него не было других родственников, он даже не был
записан в
библиотеку, из которой ему могло бы прийти по почте грубое
послание с требованием немедленно вернуть книги. Однако сейчас он
держал в руках письмо, и на нем стояло не только его имя, но и адрес. Так
что сомнений, что письмо адресовано именно ему, не было.
Достарыңызбен бөлісу: