Школа национальной науки Несмотря на консервативный характер и определенную ограниченность конфуцианского учения, его распространение в токугавской Японии способствовало известному оживлению интеллектуальной жизни в стране. Пристальное внимание к изучению истории Китая, к эпохе формирования системы ценностных ориентации конфуцианства, характерное для представителей всех направлений конфуцианской науки, пробудило в японском обществе интерес к своему прошлому, к истокам собственной цивилизации. Группа ученых, посвятившая себя изучению этих проблем и сыгравшая важную роль в дальнейшей истории Японии, получила название школы национальной науки (кокугаку}. Представители этого направления обратились к исследований древних японских литературных и исторический источников в поисках основ подлинно японского духа, не затронутого чужеземным влиянием. Камо-но Мабути, один из крупнейших ученых школы национальной науки, считал, что привнесение в страну китайской цивилизации исказило истинные черты духовности японского народа. Хэйанскую культуру он рассматривал как не имевшую национальных корней и целиком искусственную. В целом, Камо-но Мабути провозгласил необходимость вернуться к первоначальному естественному духу японской древности.
Главным трудом его жизни была расшифровка и составление комментария к ставшему в его время уже непонятным тексту «Манъёсю», поэтической антологии VIII в., в которой он нашел сохранившимся в неприкосновенности искомый им дух японской древности. Основой школы национальной науки была филология, и достижения Камо-но Мабути в этой области сохраняют свое значение по сей день.
Еще более сложный труд предпринял его младший современник Камо-но Мабути — Мотоори Норинага, — посвятивший свою жизнь исследованию «Кодзики», самого древнего памятника японской письменности. «Кодзики» был написан китайскими иероглифами, использованными в одних случаях фонетически для передачи звучания японских слов, а в других случаях — идеографически. Кроме того, в нем имелись отдельные вкрапления на китайском языке, особым образом приспособленном к японской специфике. Все это делало расшифровку этого памятника настолько трудной, что она считалась практически невозможной. Осуществленный Мотоори перевод на современный ему японский язык, анализ и комментарий к «Кодзики», занявший у него около 35 лет, по праву признается одним из выдающихся достижений лингвистической и исторической науки Японии.
Б оценке хэйанской культуры Мотоори Норинага не был столь категоричен, как Камо-но Мабути. Изучение «Гэндзи моногатари», «Син кокинсю» и других памятников этой эпохи убедило его в том, что в них проявилась присущая японскому народу способность эстетического восприятия окружающего, нашедшая отражение в одном из основных принципов японской эстетики в так называемом моно-но аварэ — печальном очаровании вещей.
Однако, вполне понятное чувство любви к своей национальной культуре привело многих представителей школы кокугаку к отрицанию достижений других народов в этой области. Камо-но Мабути не признавал достоинств китайской цивилизации и отрицал ее вклад в развитие японской культуры. Чрезмерное преклонение перед национальным культурным наследием лишило Мотоори Норинага возможности объективно оценивать его значение. Это, в частности, привело к тому, что, начав изучение «Кодзики» как исторического памятника, он пришел к тому, что в конце концов стал рассматривать его как своего рода Священное Писание и предпринял попытку возродить на его основе культ изначальных синтоистских богов.
Следующее поколение представителей школы национальной науки стало интересоваться не столько филологией и историей, сколько политикой и возрождением синтоизма. Влиятельным деятелем неосинтоистского направления был Хирата Ацутанэ. Его работы сыграли значительную роль в выработке идеологической и политической платформы сторонников восстановления императорской власти, а его крайние японоцентристские взгляды в дальнейшем нашли многих приверженцев среди позднейших ультранационалистов.