К. Н. Балтабаева Судьба репрессированной казахской семьи из Ойротии

Исторический курьер. 2020. № 5 (13)
113
Historical Courier. 2020. No. 5 (13)
было чрезвычайно сложно. Скотоводство – труд невероятно тяжелый вне зависимости от 
времени года. Климат здесь резко-континентальный, а зима длится более семи месяцев. 
В своем рассказе Пионер Султанович с благодарностью говорит о разносторонней помощи 
родственников.
«В 1942 году нашу мать с тремя сыновьями перевезли в горы, на зимовку Кенгирбай, 
чтобы она освоила работу помощника чабана колхозного стада под руководством аксакала 
(уважаемого старца. – К. Б.) Нуримана. Отец Нуримана приходился родным братом отцу 
Мухтасыра. В 1916 году Нуриман с братом и сестрами откочевал из Катон-Карагая в Китай, 
где прожил четыре года. В 1920 году мой дед Мухтасыр получил известие, что его брат 
Нуриман возвращается из Синьцзяна через Монголию, поэтому он выслал подводу для 
встречи и приютил своих родственников в Чуйской степи».
В конце 30-х гг. прошлого века, в экстремальных условиях жизни в стойбищах, 
затерявшихся высоко в горах, без сыновей и мужей остались морально подавленные матери, 
вдовы, беременные женщины. Причем многие семьи были многодетными. «Советская 
власть рассчитывала, что одинокие женщины и дети-сироты просто не выживут. Женщины 
были вынуждены спасать от голода и холода своих и чужих детей, пожилых родителей. 
Кости погибших в горах от голода людей, или беженцев в Китай, ставших на горных пере-
валах пищей для собак и пернатых хищников, были грозным предостережением судьбы». 
«Наша мать стала ночным сторожем, а днем с детьми пасла колхозное стадо. Дети живот-
новодов рано взрослеют, становясь помощниками по хозяйству. Секреты чабанской 
профессии дедушка Нуриман передавал своей невестке. После кончины своей супруги он 
отходит от дела. Поэтому в 46-м мать переводят в центральную усадьбу колхоза, под пред-
логом того, что одинокая женщина не сможет организовать зимовку и сохранность колхоз-
ного скота в горах, да и дети школьного возраста не охвачены учебой. Она строила планы, 
что устроится в школу кочегаром. Пока ею был сдан колхозный скот и устроена семья на 
новом месте, наступил конец октября. Школа оказалась закрытой, в народе свирепствовал 
тиф. Сестра Кумисай, услышав о нашем тяжелом положении, организовала переезд в Кош-
Агач. С ней уже жили бабушка Кайыржан и брат Октябрь. Сестра была мастерицей по 
пошиву верхней одежды. Тогда в комендатуре проходили военную службу около 600 
солдат. Большинство офицеров жили с семьями. Для жен офицеров Кумисай шила 
добротные дохи из меха сурка. К этой работе и была привлечена мать. Бабушка шила для 
мужчин и женщин красивые меховые шапки из лисицы и сурка. Благодаря знакомству с 
такими заказчицами, братья тоже получили работу. Они стали заготавливать дрова для 
семей офицеров. Валили лес, собирали, кололи, складировали дрова в устойчивую 
поленницу. Я был рядом с ними и домой забирал продукты, которые выдавали супруги 
офицеров за работу (картофель, хлеб, крупы), в том числе и остатки их еды со стола. 
Комендатура была огорожена железной сеткой. На входе стоял караул и без пропуска 
невозможно было зайти. Сестра и с пропуском помогла. Так прошло несколько месяцев. 
В это же время рядом с нами жили земляки, положение которых было еще хуже. Когда мы 
своим трудом зарабатывали на пропитание в комендатуре, то за ее пределами ходили 
голодные дети, которые вместе с бродячими собаками подбирали объедки, кости, кожуру 
картофеля. В марте 1947 года мы переехали в Жумалы для пастьбы отар комендатуры. 
Жумалы относился к подсобному хозяйству в Калгуте и находился в 80–90 километрах от 
Кош-Агача. На этот раз Октябрь, по настоянию матери, поехал вместе с нами. Только тогда 
я узнал, что он мне доводится родным старшим братом. Согласно казахскому обычаю, 
Октябрь рос в семье деда Мухтасыра и свою родную мать Камалию называл по имени. 
Теперь мы все были на его иждивении. Нас радовало, что в отличие от колхоза за пастьбу 
государственного скота давали заработную плату. Нам было разрешено делать заготовку 
мяса на зиму (соғым). То, что ели солдаты, перепадало и нам. При демобилизации солдаты 
возвращались домой в новой форме, поэтому они бесплатно раздавали свои старые шинели, 
рубашки, брюки, сапоги, шапки и фуражки. Мать перешивала нам военную форму. Мы и 
действительно стали похожи на молодых солдат. Подсобное хозяйство комендатуры находи-
http://istkurier.ru/data/2020/ISTKURIER-2020-5-09.pdf

Исторический курьер. 2020. № 5 (13)
114
Historical Courier. 2020. No. 5 (13)
лось и в Аргамджи. Около трех тысяч овец имел отряд, поэтому пять-шесть семей, в том 
числе и наша семья, привлекались для обслуживания хозяйства комендатуры. В год, когда 
мы переехали уже в Калгуты, зиму мы провели на зимовке Пионер аксакала Садена. Жители 
Калгуты в то время были, можно сказать, сытыми, законы Советской власти здесь не 
действовали. Это был своего рода ареал Свободы. К переезду в Калгуту с горем пополам 
Октябрь окончил четыре класса». 
С большим пиететом дети Мухтасыровых относились не только к своей матери, но и 
женщинам аула. Они были свидетелями, как каждая из матерей в трудные годы смогла 
сохранить семейный очаг, прилагая титанические усилия и жертвуя многим ради детей. Для 
женщин превыше всего был материнский долг. В рассказе Пионера Султановича очень 
часто используются слова: «слезы не высыхали на глазах наших матерей», «в тоске, одино-
честве и причитаниях проходила их жизнь», «вдовство, сиротство детей и внуков стали 
спутниками жизни». «Если выпадала возможность раз в месяц или даже в год встретиться 
женщинам, тогда они выговаривались, вспоминая былое время, расплетая свою ноющую 
боль в сердце, и, казалось, становится легче непосильная ноша их судьбы. Книга памяти 
жертв политических репрессий напоминает нам о горьком плаче детей-сирот и стонах вдов, 
в миг потерявших счастье и надежду».

жүктеу/скачать 4,46 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: