Социопатами становятся. Моя спина дергается от этой мысли. Переживал ли он.. надругательства? Не то чтобы это оправдывало его поступки — и продолжает оправдывать — по отношению ко мне, но это могло бы собрать некоторые кусочки головоломки воедино.
Я делаю глоток воды.
— Твой отец был строг с тобой?
— Ни один из моих родителей не издевался надо мной, если ты об этом думаешь.
Черт. Я недостаточно гладко высказала свои предположения.
Теперь, когда все раскрыто, ничего не поделаешь.
— Если это не твой отец, то над тобой издевался кто-то другой?
Он пристально смотрит на меня. Тяжело. Энергия, исходящая от него, становится туманной и удушающей.
Если бы его глаза были руками, он бы уже задушил меня до смерти.
Официантка подходит к нашему столику, прерывая этот момент.
— Минеральной воды, пожалуйста, — говорю я.
— Вареные яйца. Бекон. Большой протеиновый коктейль. — Эйден перечисляет, не заглядывая в меню. — И вегетарианский
завтрак с нулевым содержанием жирных кислот.
Мои губы приоткрываются. Я собиралась спросить, есть ли у них меню завтрака без жирных кислот, так как в большинстве ресторанов их нет.
Официантка записывает наш заказ, кивает и уходит.
Я смотрю на Эйдена.
— Как ты узнал, что я ем только такую пищу?
— Твоя тетя упаковывала вегетарианский обед, и на твоём столе для завтрака лежала специальная пачка печенья без жирных кислот. — он смотрит на меня. — Кроме того, в школе ты ешь свою еду.
— Ты наблюдал за мной в школе?
Он игнорирует мой вопрос и наклоняет голову.
— Почему ты спрашиваешь в кафетерии свою еду?
Я пожимаю плечами.
— Мне не нравится есть в кафетерии.
— Почему нет?
— Вот где издевательства становятся еще хуже.
Он напевает, будто никогда об этом не думал.
Задница.
Мои пальцы играют с соломинками на столе.
— Зачем ты на самом деле привез меня сюда, Эйден?
Он ухмыляется.
— Я тебе уже говорил. На завтрак.
— Хочешь, чтобы я поверила, что у тебя нет скрытых мотивов?
— Я только хочу покормить тебя. — он щиплет меня за правую щеку. — Перестань слишком много думать.
Я отстраняюсь от его прикосновения.
— Это довольно тяжело, когда ты был моим задирой в течение многих лет.
Если он думает, что я проигнорирую слона в комнате, значит, у него на уме другое.
— Я ничего тебе не делал, Холодное Сердце.
— Ты серьезно в это веришь?
— Верю во что?
— Что ты ничего не делал! — мой голос повышается. — Ты подписал мое свидетельство о смерти в первый день. Ты, должно быть, знал, что они нацелятся на меня.
— И почему я должен был это знать?
— Вся чертова школа кланяется тебе. Ты действительно думал, что они оставят меня в покое после того, как так красноречиво объявил, что уничтожишь меня?
Он ухмыляется с садистской усмешкой.
— Я не виноват, что меня так любят.
— Ты даже не сожалеешь об этом, не так ли?
— Нет.
Что-то сжимается у меня в груди. Не знаю, почему я думала, что он проявит немного раскаяния.
В бесчувственном монстре нет раскаяния.
Я встаю и бросаю салфетку ему в грудь.
— Спасибо за разъяснения. Хорошего тебе дерьмового дня.
Он хватает меня за запястье и тянет вниз так быстро, так сильно, что я вскрикиваю, падая обратно на что-то теплое.
На его колени.
Я сижу у него на коленях.
Мое сердцебиение учащается, когда я оказываюсь так близко. Так близко, что мы дышим одним воздухом. Так близко, что я чувствую каждую пульсацию в его сильных, твердых бедрах подо мной. Так близко, что я почти слышу пульс в ушах.
Его лицо находится в нескольких сантиметров от моего, и наши носы почти соприкасаются. Его рука обвивается вокруг моей талии в стальном, почти болезненном захвате, и его глаза останавливаются на моих губах, когда он говорит:
— Я сказал, что ты можешь уйти?
Требуется все мужество, чтобы игнорировать его близость. Я сосредотачиваюсь на его лице, несмотря на желание посмотреть на его губы.
— Я пытаюсь понять, Эйден, я действительно пытаюсь, но это невозможно. Ты два года превращал мою жизнь в ад, а теперь хочешь сблизиться со мной, даже не извинившись? Неужели ты думаешь, что я забуду обо всех этих мучениях только из-за присутствия твоего величества?
Он продолжает любоваться моими губами своим пристальным взглядом.
— Как думаешь, у тебя есть выбор, милая?
— Каждый раз, смотря на тебя, я вспоминаю, как я была заперта в душе в течение пяти часов, пока Ким не нашла меня. Помню, как кто-то украл мою спортивную одежду и притворился, что у меня болит голова, чтобы не тренироваться в тот день. Помню, как мне поставили подножку в кафетерии в первый день, когда я вошла туда, а макароны и сок оказались на моей одежде, лице и волосах. Помню, как меня называли Учительской Шлюхой и обвиняли в том, что я спала с ними. Помню, как меня ненавидели за то, что я была собой! — я задыхаюсь после своей вспышки, мое сердце почти выпрыгивает из горла.
Никогда не думала, что настанет день, когда я поделюсь с Эйденом своими мыслями.
— Мне очень жаль.
Он даже не пропускает ни одного удара сердца.
— Ты не это имеешь в виду.
Его беспечное, фальшивое извинение ранит больше, чем его отсутствие.
— Ты сказала, что хочешь извинений, а не то, что я должен это иметь в виду. Кроме того... — его пальцы скользят вниз по моему горлу и к точке пульса, прежде чем он обнимает меня за шею. Жест нежный, почти заботливый, если бы не непосредственная опасность задохнуться, как в прошлый раз. — Ты первая сделала мне больно.
— Что?
Официантка возвращается с нашими заказами. Она стоит на небольшом расстоянии, наблюдая за нами с невозмутимым вниманием. Я отползаю от колен Эйдена, мои щеки пылают.
Эйден отпускает меня с ухмылкой.
Ради бога, неужели он не видит, что мы в школьной форме? Где-то есть правило о том, чтобы не запятнать первоклассную репутацию КЭШ.
После того, как официантка уходит, я принимаюсь за низкоуглеводные кексы и омлет с помидорами.
Я умираю с голоду с самого утра. Если он платит, я ем. Еда не имеет никакого отношения к моей вражде с дьяволом.
Говорят, что дьявол не притрагивается к своей еде и молча наблюдает за тобой, как ненормальный.
Я поднимаю голову и вопросительно смотрю на него.
Он снимает пиджак, кладет его на край стула и закатывает манжеты рубашки почти до локтей, обнажая сильные жилистые руки и... татуировки.
У него татуировки на нижней стороне предплечья.
Это просто две черные стрелки, указывающие в противоположных направлениях. Я наклоняюсь ближе, чтобы посмотреть их.
Вот тогда-то я и замечаю это.
Возле его локтя имеется выцветший шрам, на который указывает одна из стрел.
Его движения скрупулезны, когда он режет яйца и откусывает кусочек.
Я указываю на татуировку.
— Заложено ли в это какой-то смысл?
Его темные глаза встречаются с моими, и я поражена их глубиной. Словно кто-то привёл его в непроницаемый туман, и он не может выбраться.
— Некоторые шрамы лучше не показывать.
— Например? — медленно спрашиваю я.
— Как твой шрам. Ты так хорошо его скрываешь, правда, Холодное Сердце?
Я протыкаю свой омлет и прекращаю зрительный контакт.
— Ах. Итак, тебе нравится говорить обо мне, но когда речь заходит о маленькой мисс Холодное Сердце, это становится красной чертой. Понимаешь, насколько это двойной стандарт?
— Перестань все подстраивать под себя.
— Ответ «нет».
— Тебе это нравится?
— Что?
— Что я так ужасно контролирую себя.
— Возможно.
Мои губы кривятся.
— Было ли когда-нибудь что-то, что выходило из-под твоего контроля раньше?
— Дважды. — он напевает. — И ты третья.
Я делаю паузу, отпивая апельсиновый сок, мой голос замедляется.
— Как?
— Стань моей.
Я давлюсь соком, капли брызгают у меня из носа и разбрызгиваются по всему столу.
Эйден усмехается, протягивая мне салфетку.
— Господи. Я не просил первенца.
— Это еще хуже. — я пристально смотрю на него, вытирая сок с лица. — Ты ведь не серьезно, не так ли?
— Я когда-нибудь шутил с тобой?
— Ты же знаешь, что мой ответ будет «нет», верно?
— Нет, это только начало, милая. — я сглатываю. — Кроме того... — он кладет руку мне на бедро, его пальцы скользят вверх. — Твой губы лгут. Я принимаю ответ из того, что не лжет.