воспринимать свое отражение как нового друга.
Мы возили ее на физиотерапию. В кабинете врача было зеркало, чтобы
пациенты могли оценивать, правильно ли они делают упражнения. Когда
мама увидела в зеркале свое отражение, она улыбнулась и завела с ним
разговор.
Это
стало традицией – каждый раз, приходя в кабинет, она
останавливалась перед зеркалом, чтобы пообщаться с другом.
– Привет, рада тебя видеть.
Короткая пауза. Мама ждала ответа.
– Смешно, – отвечала она на слышную только ей одной реплику.
Врач по имени Тим вежливо подталкивал маму, чтобы она двигалась
дальше.
– Мне пора идти. Увидимся! – говорила мама.
У нее было много друзей среди отражений. В зеркале коридора жила
Мэри – мать называла ее близкой подружкой. Когда маме что-то не
нравилось или она была расстроена, она шла поговорить с Мэри, и обычно
ей становилось лучше. Я и сама советовала матери больше общаться с
Мэри, когда у
нее было плохое настроение. Мэри умела слушать.
Еще был Том. Он обитал в зеркале в маминой спальне. Том был очень
приятным господином, но не таким близким другом, скорее приятелем.
Однажды, когда нам надо было куда-то отвезти маму, она настояла, чтобы
Том поехал с нами. Нам пришлось водрузить зеркало на заднее сиденье
автомобиля и закрепить ремнем безопасности. Том, как я уже сказала, был
во всех отношениях приятным господином, но слегка раздражительным и
несговорчивым.
Однажды, сидя в гостиной, я услышала мамин голос из ее
комнаты.
Когда я вошла, мама показала на тарелочку с шоколадным мороженым,
стоящую на полу: «Смотри, что он сделал. Я дала ему мороженое, а он его
кинул на пол».
Я наклонилась и подняла тарелочку, стараясь не смеяться.
– Может, ты сама его съешь? – сказала я матери. – Том, судя по всему,
сыт. Но все равно кидать мороженое на пол невежливо.
Мы с мамой вышли из спальни, оставив Тома хорошенько подумать
над своим поведением.
Зеркала и отражения в
них помогали маме стать спокойнее. Если она
начинала волноваться, то, поговорив с другом, всегда успокаивалась.
Однажды мы с ней долго ждали в приемной врача, и мама стала
нервничать. Я подумала, что ей надо выговориться или пройтись по
комнате, чтобы выпустить пар.
Вдруг мама кого-то увидела. Ее глаза радостно засияли. Она подошла к
зеркалу.
– Иди сюда, – позвала она своего нового друга или подругу и кивнула
на дверь: – Давай прогуляемся.
Мама уже не узнавала себя, но зеркала помогали ей не чувствовать себя
одинокой. В каждом из них прятался новый друг.
Не скажу, что мне было приятно смотреть, как прогрессировала болезнь
матери, но время от времени случались моменты, от которых я плакала или
смеялась. Я перестала думать о том, как должна себя вести моя мама или
какой была в прошлом. Я просто любила ее и наслаждалась обществом
человека, которым она стала.
Мама уже умерла, и сейчас я с
огромной теплотой вспоминаю время,
когда я помогала ей. За последние четыре с половиной года ее жизни я
многому научилась.
Я не осуждала маму за то, что она надевала пиджак прямо на ночную
рубашку и в таком виде шла в магазин. Я не сердилась, когда она ела
овсяную кашу руками, потому что ей уже сложно было пользоваться
столовыми приборами.
Такие мелочи не имели никакого значения.
Значение имели мама и ее друзья в зеркалах.
Кэрол Луттйухан
Достарыңызбен бөлісу: