§ В  Хакасии,  как  и  на  остальной  территории  Южной  Си­

шорского  рода  карга1  совпадает  с  названием  кыргызского 
родового  подразделения  карга  рода  бёгёнёк  в  составе  пле­
мени  монолдор.  Возможно,  не  случайно,  что  в  прошлом 
представители  кыргызского  племени  монолдор  проживали 
в  урочище  под  названием  Шор  (100,  с.  53).  В  шорском 
фольклоре  также  встречаются  легенды  и  рассказы  о  кыр­
гызах.  Например,  существует  легенда  об  уходе  кыргызов, 
живущих  на  реке  Аскыс  у  устья  реки  Тее  (в  Южной  Ха­
касии.— И.  М .),  в  связи  с  появлением  деревьев  (75,  с.  305). 
Сами  шорцы  так  же,  как  и  чулымские  тюрки,  и  северные 
алтайцы — челкаицы  до  сих  пор  хакасов  называют  кыр­
гызами.
Еще  в  XVII  в.  шорцы  находились  в  тесных  контактах  с 
енисейскими  кыргызами,  являясь  даже  их  данниками.  Они 
были  отличными  кузнецами,  и  потому  кыргызы  получали 
от  них  железное  холодное  оружие  и  предметы  воинского
снаряжения  (278, с.  378).
Этнические  связи  кыргызов  с  указанными  народами 
хорошо  подкрепляются  данными  исторической  этнографии 
этих  народов.  Так,  наряду  с  этнонимическими  параллеля­
ми  кыргызские  племена  и  рода  имели  схожие  тамги  (родо­
вые  знаки.— И.  М.) 
с  некоторыми 
родами 
народов 
Саяно-Алтая.  Отсутствие  исследований  по  сравнительному 
изучению  тамг  и  народных  рисунков  рассматриваемых  на­
ми  народов  затрудняет  наши  доказательства.  Однако  уже 
в  результате  предварительного  рассмотрения  можно  ус­
мотреть  сходство  тамг  тувинской  этнической  группы  кыр- 
гыз  и  кыргызского  племени  азык  (205,  с.  100).  Схожи,  на
наш  взгляд,  тамги  хакасов-качинцев  в  основном  из  рода 
кыргыс  с  кыргызскими  тамгами  племен  багыш  и  сары
багыш  (100,  с.  99— 104;  202,  с.  100— 103;  330).
Народы  Саяно-Алтая  наиболее  близки  к  кыргызам  по 
антропологическим  признакам.  Еще  в  1956  г.  В.  П.  Алек­
сеев  писал:  «Современные  киргизы  краниологически  обна­
руживают  близкое  морфологическое  сходство  с  «енисей­
скими  кыргызами»,  что  позволяет  утвердительно  ответить 
на  вопрос  об  их  генетическом  родстве»  (114,  с.  115).  В  то 
же  время  примерно  с  1960-х  годов  по  антропологии  кыр­
гызов  мы  не  имеем  специальных  исследований,  что,  безус­
ловно,  отражается  и  на  наших  заключениях.
Важнейшим  доказательством  этнокультурной  общнос­
ти  кыргызов  с  народами  Южной  Сибири  и  Алтая  является 
наличие  лингвистических  параллелей  в  их  исторической
1 
Данные  о  шорских  родах  взяты  нами  из  кн.  Потапова  Л.  П. 
(427, с.  17— 18). 
I 
•' 
-  *
117

лексике.  Хотя  кыргызский  язык,  по  мнению  большинства 
ученых-лингвистов,  из  языков  народов  Саяно-Алтая  наи­
более  близок  к  алтайскому,  при  тщательных  исследова­
ниях  можно  установить,  что  общности  и  расхождения  в 
языках  этих  народов  носят  довольно  сложный  характер. 
Например,  можно  указать  на  некоторые  особенности  в 
языке 
карахольских 
тувинцев, 
зафиксированные 
еще
В.  Радловым  и  отмеченные  исследователями  нашего  вре­
мени.  Суть  в  том,  что  в  лексике  карахольцев,  в  отличие  от 
остальных  диалектов  тувинцев,  больше  всего  алтайских 
заимствований  (495,  с.  234— 242).  По  одной  из  последних
классификаций  алтайской семьи  языков  кыргызский  и  ю ж ­
ные  диалекты  алтайского  языка  вошли  в  кыргызско-кып- 
чакскую  группу  восточно-хуннской  ветви  тюркских  языков
(142,  с.  18— 19).  Это  делает  очевидным  и  некоторую  бли­
зость  языка  карахольских  тувинцев  к  кыргызскому  языку.
Большой  общекультурный  пласт  лексики  обнаружи­
вается  между  кыргызами  и  хакасами.  Нами  рассмотрена 
одинаковая  терминология,  выработанная,  по  всей  видимо­
сти,  в  результате  совместного  проживания  предков  кыр­
гызов  и  хакасов.  Это  касается  терминологии  по  части  род­
ственных  и  семейно-брачных  отношений, 
скотоводства, 
обычного  права.  Например:  кажагай 
(кырг.)  хачагай 
(хак.)  — лошадь,  задирающая  голову  (при  надевании  по­
водьев)  и  не  желающая  идти;  кур  ат  (кырг.)  — жирная 
лошадь —  хур  ат  (хак.)  —  лошадь,  отпущенная  на  лето 
нагуливать  жир;  лексика,  характеризующая  общий  обы­
чай  приобщения  невесты  к  домашнему  очагу  семьи  мужа: 
отко  киргизуу —  отха  пазыртханы;  балтыр  бешик  бала 
(кырг.)  —  палтыр  пизик  бала  (хак.)  —  грудной  ребенок; 
мадыра  баш 
(кырг.)  —  падырабас 
(хак.)  —  молокосос, 
мелкота;  ат-тон  (кырг.)  —  ат  тон  (хак.)  —  штраф,  состоя­
щий  из  лошади  и  шубы  и  т.  д.  Немало  интересного  об- 
наруживается  при  рассмотрении  параллелей  в  лексике 
материальной  культуры,  особенно  по  части  одежды  и  пи- 
щи.  Например:  самтыр-сумтур 
(кырг.)  —  саптыр-суптур 
( х а к . ) — изодранная  в  клочья  одежда;  боор 
(кырг.)  —  
паар  (хак.)  —  пола  шубы;  талаа  (кырг.)  —  тала  (хак.)  —  
клин  шапки;  суйдац  (к ы р г .)— сыыдац  ( х а к . ) — жидкая 
пища;  супсак  (кырг.)  —  сухсах  (хак.)  —  пресная  пища; 
кырмычык  (кырг.)  —  хырымчых  (хак.)  —  пригоревшие  ко 
дну  котла  остатки  пищи  и  т.  д.  Не  менее  поразительные 
сходства  имеются  в  сфере  духовной  культуры:  в  мифоло­
гии,  религии,  свадебной  и  похоронной  обрядности,  музыке 
и  названиях  музыкальных  инструментов,  народных  знаний
и  т.  д.  (203,  с.  22— 37).
118

Следует  отметить,  что  схожесть  наблюдается  в  целом 
между  тюркскими  языками  Средней  Азии  и  Южной  Си­
бири,  хотя,  на  наш  взгляд,  из  всех  тюркских  языков  сред­
неазиатской  историко-этнографической  области  кыргыз­
ский  язык  наиболее  близок  к  тюркским  языкам  Южной 
Сибири.  В  то  же  время  тюркские  языки  имеют  разной 
степени  параллели  с  монгольскими  языками.  Причем,  эти 
параллели  охватывают  широкий  круг  слов,  включающии 
в  себя  термины  родства,  частей  тела,  флоры  и  фауны,  ору­
дий  труда,  предметов  домашнего  обихода,  продуктов  пита­
ния  и  многих  других  терминов  из  разных  областей  челове­
ческой  деятельности,  вплоть  до  лексических  параллелей
слов,  обозначающих  отвлеченные  понятия  (473).  На  терри­
тории  Кыргызстана  кыргызские  языковеды  выявили  не­
мало  топонимов  монгольского  происхождения.  Как  спра­
ведливо  замечает  Д.  Исаев, 
большинство 
топонимов 
монгольского  происхождения  приходится  на  долины  Ис­
сык-Куля,  Кочкора,  Джумгала,  Ат-Баши,  Нарына,  Сууса- 
мыра,  Кемина  (274,  с.  91),  то  есть  на  территорию  Север­
ного  Кыргызстана.
В  целом  необходимо  отметить,  что  языковеды  более
успешно,  чем  представители  исторической  науки,  изучили 
проблему  историко-культурной  общности  кыргызов  с  на­
родами  Южной  Сибири  и  Алтая  и  справедливо  связывают
формирование  кыргызского языка  как с территорией  1янь-
Шаня,  так  и  с  верховьем  Енисея  и  сопредельных  с   ним
земель  Южной  Сибири  и  Алтая  (143,  с.  295— 298;  147, 
с.  5— 15;  317,  с.  91;  316,  с.  88—91;  344,  с.  3— 8;  417,  с.  20—
26;  473;  522,  с.  28—41).
У  кыргызов  и  народов  Саяно-Алтая  много  общего  в 
ведении  хозяйства.  Как  кыргызы,  так  и  алтайцы,  тувинцы, 
хакасы  были  в  основном  скотоводами.  Наряду  со  скотовод­
ством  у  этих  народов  важное  место  занимала  охота  (90,
с.  7 1 - 1 1 0 ;  201,  с.  6 8 - 8 1 ;   205;  425,  с.  79— 104;  426).  В  свя­
зи  с  этим  многие  термины,  применяемые  в  скотоводстве, 
особенно  в  коневодстве,  имеют  одинаковые  названия.  На­
пример,  общими  являются  названия  многочисленных  спо­
собов  спутывания  лошадей.  Если  у  кыргызов  путы  назы­
вались  тушак  или  тушоо,  то  у  алтайцев 
тужак,  у
хакасов —  тузах,  у  тувинцев —  дужак.  По  утверждению 
С  И.  Вайнштейна,  седла  кыргызов,  бытовавшие  в  *1А.— 
нач.  XX  в.,  были  сходны  как  со  среднеазиатскими  и  баш- 
кортскими,  так  и  с  тувинскими  и  хакасскими  (205,  с.  14о). 
Причем,  название  детского  седла  у  кыргызов  аиырмач 
находит  наиболее  близкие  параллели  в  названии  такого 
же  седла  у  тувинцев — эримееш.  Судя  по  рисунку  и  описа-
119

нию  этого  вида  седла  у  тувинцев,  оно  имеет  сходство  и  по 
конструкции  (205,  с.  96— 97),  что  подтверждено  нашими 
полевыми  материалами  и  данными  эпоса  «Манас».  К  раз­
ряду  не  случайных  совпадений  относится  и  название  под­
хвостника  в  языке  кыргызов  и  тувинцев:  шалац  (тув.) — 
подхвостник  для  лошади,  шалац  (кырг.)  —  подхвостник
на  бычьем  седле  (515,  с.  898),  деталь  от  подхвостника  для 
лошади.  У  тувинцев  имеется  еще  тамга  под  названием
«шалац».
Кыргызско-алтае-саянские  связи  наблюдаются  и  в  сфб- 
ре  материальной  культуры.  У  всех  рассматриваемых  нами
народов  в  прошлом  были  переносные  юрты,  в  том  числе 
наиболее  древний  вид —  войлочные  юрты,  в  названиях 
которых  присутствует  компонент  уй,  уг,  иб:  у  кыргызов — 
боз,  уй,  у  алтайцев — соолту  уй,  у  хакасов — киис  иб,  у
тувинцев — кидис  уг  (с  разночтением  вг).
К  настоящему  времени  юрты  бытуют  только  у  тувин­
цев,  хотя  и 
м о н г о л ь с к о г о
 
типа.  Любопытны  и  некоторые 
близкие  термины  по  юрте.  Например,  в  хакасском  языке 
слово  ипчи  означает  женщину,  у  кыргызов  выражение 
эпчи  жак  применялось  для  обозначения  женской  половины 
юрты;  улага  (кырг.)  — место  у  порога  в  юрте;  улага 
( х а к .) — место  основания  юрты;  талпак  (кырг.),  талбах 
(хак.)  —  шкура  зверя  или  животного,  служащая  для  под­
стилки,  и  т.  д.
Кыргызская 
маленькая 
войлочная  ^ юрта —  алачык, 
считающаяся  жилищем  бедняков,  у  алтайцев,  называлась 
аланчык,  у  тувинцев —  алажы  уг.  У  народов  Саяно-Алтая 
такие  юрты  могли  покрываться  вместо  войлока  берестой, 
у кыргызов  Восточного  Памира, как отмечал  М.  С.  Анд­
реев,— звериными  шкурами,  как,  впрочем,  и  у  алтайцев, 
которых  видел  в  1861  г.  В.  Радлов.  Тувинцы  используют 
покрытия,  сшитые  из  кожи  лося  или  оленя  (90,  с.  119). 
Алачык  использовался  как  временное  походное  жилище. 
Интересно,  что  этот  вид  жилища  в  прошлом  входил  в  эле­
мент  свадебного  обряда  всех  этих  народов.
У  кыргызов  для  новобрачных  ставили  маленькую  юрту,
которая  называлась  отоо  (515,  с.  583),  что  хорошо  под­
крепляется  сообщениями  эпоса  «Манас».  Такое  же  назва­
ние  свадебного  жилища  с  незначительным 
изменением 
отаг  или  одаг  зарегистрировано  Л.  П.  Потаповым  у  шор­
цев  (427,  с.  110— 111).  Нами  зарегистрирован  и  одинако­
вый  ритуал  в  свадебной  обрядности  у  кыргызов  и  тувин­
цев.  У  тувинцев  при  вхождении  новобрачных  в  свадебную 
юрту  из  тундюка — верхнего  отверстия  юрты 
выбрасы­
вают  сваренную  баранью  голову.  Кто  поймает  ее  снаружи,
120

тот  становится  владельцем  этой  головы1.  Точно  такой  же 
ритуал  записан  нами  и  в  Кыргызстане2.  У  большого  знато­
ка  кыргызского  фольклора  Ы.  Абдырахманова  имеются 
такие  данные:  при  вхождении  новобрачных  в  свадебную 
юрту  в  жертву  режут  домашних  животных  (какое  именно 
животное,  не  говорится).  Голову  выкидывают  из  тундюка 
наружу.  Тот,  кто  первым  ловил  голову,  тот  и  овладевал
всей  тушей  животного.
Одинаковую  терминологию  можно  установить  и  по  ча­
сти  одежды.  Так,  С.  М.  Абрамзон,  опираясь  на  работы 
лингвистов,  писал:  «В  древнетюркских  рунических  текстах 
«тон» — одежда,  шуба.  В  том  же  значении  это  слово  пред­
ставлено  в  кыргызском,  тувинском,  хакасском,  шорском, 
алтайском,  а  также  в  некоторых  других  тюркских  языках, 
причем  в  кыргызском  так  называют  овчинный  тулуп,  а 
южных  диалектах  верхнюю  одежду  вообще  (главным  о б ­
разом,  мужскую),  халат.  Так  же  обстоит  дело  с  древне­
енисейским  кеш  (пояс),  которое  сохраняется  в  кыргызском 
кешене  (кушак)  (90,  с.  135— 136).  Общекультурный  пласт 
лексики  можно  обнаружить  в  названиях  видов  одежды. 
ылазым  (кырг.)  —  женские  панталоны,  ыластып  (хак.) — 
клин,  вставляемый  между  штанин;  коок  (кырг.) 
шапка 
из  верблюжьей  кожи,  надевавшаяся  на  голову  преступни­
ка,  хоох  парик  (хак.  фольк.)  — название  шапки,  которую
носили  слуги  в  сказках,  тг  т.  д.  (203,  с.  36).
Сравнительное  изучение  одежды  народов  рассматри­
ваемого  нами  региона  представляет  чрезвычайный  инте­
рес,  хотя  бы  в  плане  того,  что  порой  можно  выявить  свое­
образные 
черты 
материальной 
культуры 
кыргызов, 
отличающие  их  от  других  народов  Средней  Азии.  К  одним 
из  таких  отличий  Е.  И.  Махова  справедливо  относила  жен­
скую  распашную  набедренную  одежду  под  названием 
белдемчи.  Подобную  одежду,  по  ее  словам,  ученые  нахо­
дили  у  женщин  тибетских  монголов.  В  1940  году  датской 
экспедицией  установлено  наличие  белдемчи  у  монгольско­
го  племени  тумет  (366,  с.  57— 58).  Кыргызская  традицион­
ная  женская  одежда  дожила  до  этнографической  совре­
менности  (119).
Особый  интерес  представляет  сравнительное  изучение
военной  одежды,  да  и  в  целом  военного  дела  кыргызов  и 
народов  Саяно-Алтая  и  других  смежных  территорий  Цент-
1  Информатор  Хуралда  О.  Ы.  (1920  г.  р.,  сеек  ондар),  житель 
с.  Хайыракан  Улуг-Хемского  района  Тувы.
2  Информатор  Эстебесова  С.  (1929  г.  р.),  жительница  с.  Каирма 
Джумгальского  района  Кыргызской  Республики.
121

ральной  Азии.  В  качестве  примера  укажем  на  вышеупомя­
нутую  одежду  под  названием  белдемчи,  отраженную,  од­
нако,  в  эпосе  «Манас»  как  военная  одежда.  По  эпосу — 
это  боевое  одеяние  в  виде  металлического  панциря,  при­
крывавшего  талию  и  часть  ребер.  Можно  указать  на  оди­
наковые  названия  панциря  или  брони 
под  /названием 
«куяк»  в  алтайском,  якутском  и  хакасском  эпосе  и  «кыяк» 
в  «Манасе».  Пока  у  нас  нет  полных  данных  по  боевой 
одежде,  отраженной  в  эпосе  и  вообще  в  фольклоре  наро­
дов  Саяно-Алтая.  Приведем  некоторые  названия  боевого 
одеяния  кыргызских  воинов,  встречающиеся  в  «Манасе», 
кроме  белдемчи  и  кыяк:  бадана,  жекей  боз  или  жекей,  ка- 
рыпчы,  курввкв,  курввкв  соот,  курввкв  тон,  олпок  (ак  о л- 
пок),  соот,  чарайна,  кубе  (ак  к уб е),  чайинги 
(чайинги 
тон),  чарайна,  чопкут  и  др.
Зафиксированы  общие  моменты  в  названиях  и  спосо­
бах  приготовления  пищи,  особенно  молочной.  Например, 
одинаковые  виды  напитков  из  квашеного  молока  присущи 
как  кыргызам,  так  и  хакасам:  какырым  (кырг.)  — кислое 
на  вкус  питье  из  смеси  кумыса  и  айрана,  хахырым  (хак.) — 
сильно  перебродивший  и  поэтому  очень  кислый  айран; 
чийдем  (кырг.),  сеедем  (хак.)  — напиток  из  айрана,  раз­
бавленного  водой;  кымыран  (кырг.)  — кипяченое  молоко, 
разбавленное  водой,  хыбыран  (хак.)  — айран,  в  который 
добавили  воды;  боркок  (кырг.)  — творожистая  масса,  о с ­
тающаяся  после  перегонки  водки  из  молока,  пор  (хак.)  — 
осадок  после  перетапливания  масла  (203,  с.  7— 8).  Немало 
общего  в  характере  пищи  кыргызов  и  алтайцев.  Порой  сов­
падают  даже  названия  известных  микроблюд.  Например, 
под  названием  жергем  как  алтайцам,  так  и  кыргызам  из* 
вестны  кушанья  из  легких  и  желудка,  разрезанных  полос­
ками  и  переплетенных  кишками.  Нами  записано,  что  в 
недавнем  прошлом  алтайцы,  как  кыргызы,  варили  бозо 
(бузу)  из  проса1.
Хотим  еще  обратить  внимание  на  название  рыбы  ала- 
буга,  переведенное  К.  К.  Юдахиным  как  форель,  хотя
С.  М.  Абрамзон  интерпретировал  это  слово  как  окунь.  У 
всех  тюркоязычных  народов  Саяно-Алтая,  казахов  и  баш­
кир  алабуга  или  алапуга  (у   хакасов)  переводится  как 
окунь.  Поэтому  мнение  А.  Чоробаева,  что  название  реки 
Ала-Буга  на  Тянь-Шане  связано  с  названием  Ала-Буга 
(т.  е.  пестрый  олень)  и  должно  писаться  как  Ала-Бугу,  и 
опиравшееся  на  его  устную  информацию  соответствующее
1 
Информатор  Согонокова  Н.  Т.  (1902  г.  р.,  сеек-теелес),  житель­
ница  с.  Чибит,  Улаганского  района  Республики  Алтай.
122

утверждение  С.  М.  Абрамзона  (90,  с.  307—308)  вызывают 
возражения.  Если  учесть,  что  кыргызы,  проживающие  на 
нынешней  территории,  по  известным  нам  сведениям,  почти 
не  употребляли  в  свой  пищевой  рацион  рыбу,  то  возникает 
вполне  логичный  вопрос:  не сохранили  ли они  или  какая-то 
часть  из  них  со  времен  совместного  проживания  с  алтайца­
ми,  хакасами,  тувинцами  и  другими  народами  на  террито­
рии  Алтая  и  Южной  Сибири  в  своей  памяти  название  ры­
бы  алабуга?  Это  частично  подкрепляется  наличием  общего 
этнонима 
балыкчы  (балыксы) 
у  кыргызов,  тувинцев, 
казахов,  туркмен,  башкорт  (394,  с.  40,  52,  62).  Хотя  слово 
«балыкчы»,  кроме  понятия  «рыбак»,  могло  означать  и древ­
нетюркское  «горожанин».
Важным  аспектом  изучения  материальной  культуры  на­
родов  является  орнамент. С. В.  Иванов,  например,  отмечал 
общность  орнамента  кыргызов  не  только  с  орнаментом  на­
родов  Средней  Азии,  башкорт  и  ногайцев,  но  и  алтайцев, 
тувинцев,  хакасов,  а  также  более  отдаленных  якутов  и 
бурят  (266,  с.  59— 64).  Приведем  некоторые  названия  о б ­
щих  для  кыргызов  и  хакасов  видов  вышивок,  швов  и  орна­
ментальных  мотивов:  у лгу  (кырг.),  у лгу  (хак.)  — выкрой­
ка;  ит  таман  (кырг.),  адай  табан  (хак.)  — вид  орнамента 
(букв,  собачья  лапа);  суксур  (кырг.),  сипсир  (хак.)  — осо­
бый  вид  плетения  нагайки  и  т.  д.  (203,  с.  27).
По  некоторым  предварительным  исследованиям,  уже 
сейчас  просматривается  много  общих  черт  в  традиционном 
способе  обработки  металлов,  особенно  серебра.  Совпадали 
и  названия  инструментария  для  обработки  металлов.  Так, 
из  приведенной  Э.  Сулаймановым  таблицы  наименований 
инструментов,  технологических  процессов  и  металлов  вид­
но,  что  кыргызские  названия  находят  больше  параллелей 
в  центральноазиатской,  нежели  в  среднеазиатской  терми­
нологии  (467,  с.  92— 102;  468).
В  прошлом  у  кыргызов  было  развито  ювелирное  дело, 
особенно  чеканка  по  серебру  (119,  с.  141;  267,  с.  98—99; 
468).  Высоко  ценились  также  серебряные  изделия  у  наро­
дов  Южной  Сибири  и  Алтая.  Например,  у  хакасов  среди 
женских  украшений  наиболее  распространенными  были  се­
ребряные  перстни  местных  мастеров.  Имелись  сходства  и 
в  технике  изготовления  изделий  из  серебра  и  других  ме­
таллов.
Немало  общего  у  кыргызов  и  народов  Саяно-Алтая 
было  в  общественном  строе.  К  моменту  завоевания  кыр­
гызов  Россией,  у  кыргызов,  как  и  у  народов  Саяно-Алтая, 
господствовали 
патриархально-феодальные 
отношения. 
Уже  в  XVII— XIX  вв.  у  всех  этих  народов  исследователи
123

отмечают  наличие  аильной  общины.  Однако  исследований 
по  этому  вопросу  очень  мало.  Из  специальных  работ  имеет­
ся  лишь  одна  статья,  где  делается  попытка  сравнительного 

жүктеу/скачать 21,33 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: