Раздел II. Коды и формулы
взаимодополняющие элементы: мотив задает
содержание , формула, кроме
того, —
структуру сообщения.
А. Н. Веселовский определяет мотив как «простейшую повествователь-
ную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или
бытового наблюдения» (см.: [Веселовский 1989], как формулу, отвечающую
«на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ста-
вила человеку, либо закрепляющая особенно яркие, казавшиеся важными или
повторяющиеся явления действительности» [Там же: 301]; в труде «Поэтика
сюжетов» высказывается несколько идей, ключевых для проблемы сохранения
устных элементов в письменных текстах.
1. Идея о возможности существования сходных мотивов в отдаленных друг
от друга традициях: «При сходстве бытовых или психологических условий на пер-
вых стадиях человеческого развития… мотивы могли создаваться самостоятельно
и вместе с тем представлять сходные черты» [Там же: 305].
2. Идея о мотивах, как об одном из средств сохранения культурной инфор-
мации в памяти социума: «сложился ряд формул и схем, из которых многие
удержались в позднейшем обращении, если они отвечали условиям нового при-
менения… Все дело в емкости, применяемости формулы: она сохранилась, как
сохранилось слово, но вызываемые ею представления и ощущения были други-
ми; она подсказывала, согласно с изменившимся содержанием чувства и мысли
многое такое, что первоначально не давалось ею непосредственно; становилась
по отношению к этому содержанию символом, обобщалась. Но она могла и из-
мениться <…> в уровень с новыми спросами, усложняясь, черпая материал для
выражения в таких же формулах, переживших вместе с ней сходную метамор-
фозу. Новообразование в этой области часто является переживанием старого, но
в новых сочетаниях» [Там же: 300]. (В дальнейшем идея об изменчивости моти-
ва и обусловивших это явление факторах рассматривается в работах Ю. С. Сте-
панова, С. Г. Проскурина, С. М. Толстой и др.).
Преобразования мотивов могут иметь место в ситуации двоеверия (фор-
мулы носят двоеверный характер и нередко, как указывает С. Г. Проскурин,
оказываются результатом преобразований параллелизмов):
«а. Гуси-лебеди видели в море утушку, не поймали, только подметили,
крылышки подрезали;
б. Князе-бояре-сваты видели Катичку, не взяли, подметили, косу подреза-
ли <…>» [Проскурин 2005: 188].
Общая схема психологической параллели нам известна: сопоставлены два
мотива, один подсказывает другой, они выясняют друг друга, причем перевес
на стороне того, который наполнен человеческим содержанием. Точно сплетаю-
щиеся вариации одной и той же музыкальной темы, взаимно суггестивные. Сто-
ит приучиться к этой суггестивности, а на это пройдут века, и одна тема будет
стоять за другую» [Веселовский 1979, 212] (цит. по: [Проскурин 2005: 188]).