Известия Чеченского государственного педагогического университета.
Серия 1. Гуманитарные и общественные науки. №2 (42), 2023.
86
среду, в которой он рос, где формировались его взгляды, его мировоззрение и философия.
Поэт и литературный критик Шарип Цуруев отмечает, что Бексултанов относится к плеяде
чеченских писателей, родившихся в тяжелые годы депортации и потому сохранивших в своей
генетической памяти боль от той несправедливости, которую довелось испытать его народу в
период ссылки [14].
Будущий писатель появился на свет в 1954 году в селении Боровое Мендыкаринского
района Казахстана. Отец Мусы, как и другие горцы, жил надеждой на то, что вернется в
родные места – селение Хилдехарой Итум-Калинского района, откуда он был выселен вместе
с семьей в 1944 г. Но возвращающихся чеченцев в горы не пустили. Потому многие из них, в
том числе и семья Бексултановых, обосновались в предгорных селах, поближе к своим
родовым очагам.
Радость от повторного обретения Родины у чеченцев была настолько великой, что даже
тяготы повседневной жизни казались не такими уж сложными. Как вспоминает Муса, их
большая семья (у отца Мусы Мозы было четырнадцать детей от двух жен) первое время
ютилась в каком-то подсобном помещении во дворе местной школы в селении Алхазурово
Урус-Мартановского района, пока им не определили место в селе [8].
Построенный наспех дом Бексултановых стал центром притяжения для многих
односельчан. Собираясь вечерами, они вспоминали прошлое, рассказывали о земляках,
которые с честью и достоинством выдержали испытания, выпавшие на их долю. Часто
говорили об абреках – народных заступниках, или тех, кто ушел в горы, спасаясь от
несправедливого преследования властей.
«Революционное время породило новых героев, хотя память об абреках оставалась как
архетип веры в народного защитника, как символ не столько неповиновения, сколько жертвы
социальной несправедливости и насилия властей» [13, c. 37].
Тени этих героев, будто блуждавшие в опустевших горах, оживали в рассказах
седобородых старцев. Через эти истории маленький Муса постигал мудрость и смысл
неписаных законов гор, восхищался мужеством настоящих чеченских
къонахов
, которых
система обрекла на вечные скитания, сделав изгоями на собственной земле.
«Раздумья никогда не покидали его, доводили до изнеможения, – пишет автор об одном
из таких невольных отшельников в своем рассказе «Сирота». – Нельзя было забыться сном –
мысли подкрадывались и туда, превращая сны в думы, мучительные думы, думы о жизни, о
гонимой, бродячей судьбе своей. О бессмысленных скитаниях, о невозможности ничего
изменить в этом мире, ведь жизнь его разбита задолго до рождения, за тысячу или две-три
тысячи лет, когда его далекие отцы пустили корни в этом мире [2, c. 3].
Истории, услышанные в родительском доме, будто впечатались в детскую память
Мусы, чтобы потом найти место в его художественных произведениях.
«Маржа, ма дика къонахий лелла, ма хьаша-да лаьттина меттигаш яр-кх шу ян-м,
сийна меха… и къонахий сийна меха бар-кх
(Эх, какие отважные
къонахи
жили когда-то в этих
местах… какие это были
къонахи!
Настоящие рыцари чести!): Акхболатан Ду, Тойн Пхьара,
1арабан Дуба, Мусин Малцаг, Кабин Муса, Дун 1ами, Байн Идрис, Дерказан Адам, Хьунаркан
Джабраил, Алхастан Иби, Дадин Довт…», – говорит автор устами своего героя Керима из
повести «Дорога, ведущая к началу», с грустью обозревающего опустевшие горные хутора [3,
c.87]. Речь идет о
къонахах
, которые не только жили достойно, но и умирали. Недаром автор,
описывая обстоятельства гибели своих героев, делает акцент на их поведении перед лицом
смерти. Будто о них пишет в своем романе-эссе писатель Султан Яшуркаев: «Умереть, как
Достарыңызбен бөлісу: