Джек Лондон «Белый клык» 100 лучших книг всех времен:
http://www.100bestbooks.ru
одно: не разжимать челюстей. Изредка, когда ему удавалось на одно мгновение коснуться
лапами земли, он пытался сопротивляться Белому Клыку и тут же описывал круг в воздухе,
повинуясь каждому движению обезумевшего противника. Чероки поступал так, как велел
ему инстинкт. Он знал, что поступает правильно, что разжимать челюсти нельзя, и по
временам вздрагивал от удовольствия. В такие минуты он даже закрывал глаза и, не считаясь
с болью, позволял Белому Клыку крутить себя то вправо, то влево. Все это не имело
значения. Сейчас Чероки важно было одно: не разжимать зубов, и он не разжимал их.
Белый Клык перестал метаться, только окончательно выбившись из сил. Он уже ничего не
мог сделать, ничего не мог понять. Ни разу за всю его жизнь ему не приходилось испытывать
ничего подобного. Собаки, с которыми он дрался раньше, вели себя совершенно по-другому.
С ними надо было действовать так: вцепился, рванул зубами, отскочил, вцепился, рванул
зубами, отскочил. Тяжело дыша, Белый Клык полулежал на земле. Не разжимая зубов,
Чероки налегал на него всем телом, пытаясь повалить навзничь. Белый Клык сопротивлялся
и чувствовал, как челюсти бульдога, словно жуя его шкуру, передвигаются все выше и выше.
С каждой минутой они приближались к горлу. Бульдог действовал расчетливо: стараясь не
упустить захваченного, он пользовался малейшей возможностью захватить больше. Такая
возможность предоставлялась ему, когда Белый Клык лежал спокойно, но лишь только тот
начинал рваться, бульдог сразу сжимал челюсти.
Белый Клык мог дотянуться только до загривка Чероки. Он запустил ему зубы повыше
плеча, но перебирать ими, как бы жуя шкуру, не смог — этот способ был не знаком ему, да и
челюсти его не были приспособлены для такой хватки. Он судорожно рвал Чероки зубами и
вдруг почувствовал, что положение их изменилось. Чероки опрокинул его на спину и, все
еще не разжимая челюстей, ухитрился встать над ним. Белый Клык согнул задние ноги и, как
кошка, начал рвать когтями своего врага. Чероки рисковал остаться с распоротым брюхом и
спасся только тем, что прыгнул в сторону, под прямым углом к Белому Клыку.
Высвободиться из его хватки было немыслимо. Она сковывала с неумолимостью судьбы.
Зубы Чероки медленно передвигались вверх, вдоль вены. Белого Клыка оберегали от смерти
только широкие складки кожи и густой мех на шее. Чероки забил себе всю пасть его шкурой,
но это не мешало ему пользоваться малейшей возможностью, чтобы захватить ее еще
больше. Он душил Белого Клыка, и дышать тому с каждой минутой становилось все труднее
и труднее.
Борьба, по-видимому, приближалась к концу. Те, кто ставил на Чероки, были вне себя от
восторга и предлагали чудовищные пари. Сторонники Белого Клыка приуныли и
отказывались поставить десять против одного и двадцать против одного. Но нашелся один
человек, который рискнул принять пари в пятьдесят против одного. Это был Красавчик
Смит. Он вошел в круг и, показав на Белого Клыка пальцем, стал презрительно смеяться над
ним. Это возымело свое действие. Белый Клык обезумел от ярости. Он собрал последние
силы и поднялся на ноги. Но стоило ему заметаться по кругу с пятидесятифунтовым грузом,
повисшим у него на шее, как эта ярость уступила место ужасу. Жажда жизни снова овладела
им, и разум в нем погас, подчиняясь велениям тела. Он бегал по кругу, спотыкаясь, падая и
снова поднимаясь, взвивался на дыбы, вскидывал своего врага вверх, и все-таки все его
попытки стряхнуть с себя цепкую смерть были тщетны.
Наконец Белый Клык опрокинулся навзничь, и бульдог сразу же перехватил зубами еще
выше и, забирая его шкуру пастью, почти не давал ему перевести дух. Гром аплодисментов
приветствовал победителя, из толпы кричали: «Чероки! Чероки!» Бульдог рьяно завилял
обрубком хвоста. Но аплодисменты не помешали ему. Хвост и массивные челюсти
действовали совершенно независимо друг от друга. Хвост ходил из стороны в сторону, а
челюсти все сильнее и сильнее сдавливали Белому Клыку горло.
И тут зрители отвлеклись от этой забавы. Вдали послышались крики погонщиков собак, звон
колокольчиков. Все, кроме Красавчика Смита, насторожились, решив, что нагрянула