Джек Лондон «Белый клык» 100 лучших книг всех времен:
http://www.100bestbooks.ru
приобрела несокрушимую твердость, стала узловатой, неподатливой, как железо, а
инстинкты раз и навсегда установили потребности и законы поведения.
И все-таки новая обстановка, в которой очутился Белый Клык, опять взяла его в обработку.
Она смягчала в нем ожесточенность, лепила из него иную, более совершенную форму. В
сущности говоря, все зависело от Уидона Скотта. Он добрался до самых глубин натуры
Белого Клыка и лаской вызвал к жизни все те чувства, которые дремали и уже наполовину
заглохли в нем. Так Белый Клык узнал, что такое любовь. Она заступила место склонности
— самого теплого чувства, доступного ему в общении с богами.
Но любовь не может прийти в один день. Возникнув из склонности, она развивалась очень
медленно. Белому Клыку нравился его вновь обретенный бог, и он не убегал от него, хотя
все время оставался на свободе. Жить у нового бога было несравненно лучше, чем в клетке у
Красавчика Смита; кроме того, Белый Клык не мог обойтись без божества. Чувствовать над
собой человеческую власть стало для него необходимостью. Печать зависимости от человека
осталась на Белом Клыке с тех далеких дней, когда он покинул Северную глушь и подполз к
ногам Серого Бобра, покорно ожидая побоев. Эта неизгладимая печать снова была наложена
на него, когда он во второй раз вернулся из Северной глуши после голодовки и почувствовал
запах рыбы в поселке Серого Бобра.
И Белый Клык остался у своего нового хозяина, потому что он не мог обходиться без
божества и потому что Уидон Скоп был лучше Красавчика Смита. В знак преданности он
взял на себя обязанности сторожа при хозяйском добре. Он бродил вокруг хижины, когда
ездовые собаки уже спали, и первому же запоздалому гостю Скотта пришлось отбиваться от
него палкой до тех пор, пока на выручку не прибежал сам хозяин. Но Белый Клык вскоре
научился отличать воров от честных людей, понял, как много значат походка и поведение.
Человека, который твердой поступью шел прямо к дверям, он не трогал, хотя и не переставал
зорко следить за ним, пока дверь не открывалась и благонадежность посетителя не
получала подтверждения со стороны хозяина. Но тот, кто пробирался крадучись, окольными
путями, стараясь не попасться на глаза, — тот не знал пощады от Белого Клыка и пускался в
поспешное и позорное бегство.
Уидон Скотт задался целью вознаградить Белого Клыка за все то, что ему пришлось
вынести, вернее — искупить грех, в котором человек был повинен перед ним. Это стало для
Скотта делом принципа, делом совести. Он чувствовал, что люди остались в долгу перед
Белым Клыком и долг этот надо выплатить, — и поэтому он старался проявлять к Белому
Клыку как можно больше нежности. Он взял себе за правило ежедневно и подолгу ласкать и
гладить его.
На первых порах эта ласка вызывала у Белого Клыка одни лишь подозрения и враждебность,
но мало-помалу он начал находить в ней удовольствие. И все-таки от одной своей привычки
Белый Клык никак не мог отучиться: как только рука человека касалась его, он начинал
рычать и не умолкал до тех пор, пока Скотт не отходил. Но в этом рычании появились новые
нотки. Посторонний не расслышал бы их, для него рычание Белого Клыка оставалось по-
прежнему выражением первобытной дикости, от которой у человека кровь стынет в жилах. С
той дальней поры, когда Белый Клык жил с матерью в пещере и первые приступы ярости
овладевали им, его горло огрубело от рычания, и он уже не мог выразить свои чувства по-
иному. Тем не менее чуткое ухо Скотта различало в этом свирепом реве новые нотки,
которые только одному ему чуть слышно говорили о том, что собака испытывает
удовольствие.
Время шло, и любовь, возникшая из склонности, все крепла и крепла. Белый Клык сам начал
чувствовать это, хотя и бессознательно. Любовь давала знать о себе ощущением пустоты,
которая настойчиво, жадно требовала заполнения. Любовь принесла с собой боль и тревогу,
которые утихали только от прикосновения руки нового бога. В эти минуты любовь
становилась радостью — необузданной радостью, пронизывающей все существо Белого