почему бы и нет? Может быть, на этот раз все обойдется? Главное, инициатива исходит от нее.
И еще – похожей на нее женщины я не встречал, и не исключено, что на данном уровне
эмоционального развития она как раз то, что мне нужно.
Я тоже обнял ее.
– Вот это другое дело, – проворковала она, – а то мне уже показалось, что тебе все равно.
Я поцеловал ее в шею и прошептал:
– Нет, мне не все равно.
И в
этот момент я увидел нас глазами третьего, стоящего у двери человека. Я увидел
обнявшихся мужчину и женщину, и это не
произвело на меня ровным счетом никакого
впечатления. Паники не было, это верно. Но не было и волнения, желания.
– Здесь останемся или ко мне пойдем?
– Подожди минутку.
– В чем дело?
– Может, лучше не надо? Мне сегодня что-то не по себе.
– Если хочешь, чтобы я что-нибудь сделала… Скажи…
– Нет, – твердо ответил я. – Просто сегодня я плохо себя чувствую.
Присутствие Фэй тяготило меня, но слова прощания застряли в горле. Она долго смотрела
на меня, а потом сказала:
– Послушай, ты не будешь против, если я здесь переночую?
– Зачем?
Она пожала плечами:
– Ты мне нравишься. Не знаю. Лерой может вернуться. Миллион причин. Но если не
хочешь…
Она снова застала меня врасплох, и я сдался.
– У тебя есть джин? – спросила Фэй.
– Нет, я же почти не пью.
– У меня есть. Подожди, сейчас принесу.
Я не успел отказаться. В мгновение ока она выскочила в окно и тут же вернулась с полной
на две трети бутылкой и лимоном. Взяв на кухне два стакана, Фэй плеснула в них джина и
сказала:
– Держи. Хуже не будет. Искривим линии. Тебе плохо именно от этого – все кругом
прямое, ровное, и ты сидишь, как в ящике… как Элджернон в той скульптуре.
Сначала я не собирался пить, но мне было так тоскливо, что я решил махнуть на все рукой.
Да, хуже не будет, может, даже глоток джина притупит чувство, будто я смотрю на себя глазами
человека, не понимающего элементарных вещей.
Она заставила-таки меня напиться.
Помню первый стакан, помню, как влез в
постель и Фэй с бутылкой в руке скользнула
рядом. Потом все пропало – до полудня следующего дня, когда я проснулся с ужасным
похмельем. На скомканной подушке лицом к стене все еще спала Фэй. На столике, рядом с
забитой окурками пепельницей, стояла пустая бутылка, но последнее, что я запомнил перед
тем, как опустился занавес, это, как я смотрю сам на себя, выпивающего второй стакан.
Фэй потянулась и повернулась – голая. Я сделал попытку отодвинуться, упал с кровати,
схватил одеяло и обернулся им.
– Привет. – Она зевнула. – Знаешь, чего мне хочется?
– Чего?
– Написать тебя обнаженным. Как Давид Микеланджело. Ты прекрасен. Самочувствие?
– Нормально, только голова трещит. Я… перебрал вчера?
Она рассмеялась и приподнялась, опершись на локоть.
– Да-а, ты здорово набрался. И, парень, каким же ты стал жутким, нет, я не про
гомосексуализм, каким-то совсем чудным.
– Ради всего святого, что я натворил?
– Совсем не то, что мне хотелось. Никакого секса. Но ты был феноменален. Целое
представление! Просто жуть берет! На сцене тебе цены б не было. Ты стал глупым и
сконфуженным. Знаешь, как будто взрослый начинает изображать ребенка. Ты рассказал, как
хотел пойти в
школу и научиться читать и писать, чтобы стать умным, как остальные, и еще
много чего. Ты стал совсем другим… и все твердил, что не будешь играть со мной, потому что
тогда мама отберет орешки и посадит тебя в клетку.
– Орешки?
– Точно! – Фэй еще немного посмеялась и почесала в затылке. – Ты говорил, что не отдашь
мне орешки. Жуть в полосочку! Но
как ты говорил! Как те идиоты, что стоят на углах и доводят
себя до белого каления, всего лишь
глядя на женщину. Совсем другой… Сначала мне казалось,
что ты просто дурачишься, а теперь думаю, не слишком ли ты впечатлителен или что-нибудь в
этом роде… Это все оттого, что у тебя так чисто и ты вечно обо всем беспокоишься.
Я не очень огорчился, хотя этого можно было ожидать. Алкоголь каким-то образом сломал
барьеры, прятавшие прежнего Чарли Гордона в глубинах моего подсознания. Как я и
подозревал, он ушел не навсегда. Ничто в нас не исчезает без следа. Операция прикрыла Чарли
тонким слоем культуры и образования, но он остался. Он смотрит и ждет.
Чего он ждет?
Фэй ухватилась за одеяло, в
которое я завернулся, и втащила меня в постель. Я не успел
остановить ее – она обняла меня и поцеловала.
– Чарли, мне было так страшно, я думала, ты рехнулся. Я слышала про импотентов, как они
вдруг слетают с катушек и превращаются в маньяков.
– Как же ты решилась остаться?
– Ты стал маленьким перепуганным ребенком. Я была уверена, что самой мне ничего не
угрожает, но ты мог покалечить себя! Так что я решила побыть здесь. Правда, на всякий
случай…
Из промежутка между кроватью и стеной она вытащила тяжеленную книгу.
– Так и не воспользовались ею?
Она покачала головой.
– Наверно, ты очень любил орешки, когда был маленьким.
Она встала и начала одеваться, а я лежал и смотрел на нее. В движениях Фэй начисто
отсутствовала стеснительность. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, но я
понимал, что все тщетно. Чарли со мной. Он бдит.
А Чарли всегда боялся, что у него отберут орешки.