раздел книги.
I
Я возвращаюсь домой ночным рейсом. Я мог бы выбрать более
комфортный перелет, но я рвался к ней. Меня не было полторы
недели. По дороге в город наблюдаю, как стеклянные здания
финансового центра светятся в лучах утреннего солнца. Я улыбаюсь.
Открываю дверь, она подходит и обнимает меня. Но не так, как
обычно, когда бежит ко мне и крепко прижимается. Сейчас она
виснет на мне, ее объятья слабеют.
«Что случилось»? – спрашиваю я.
Она всю ночь не спала, плакала. Она уходит от меня. Ей нужно
время и простор. Не готова к обязательствам и не испытывает ко мне
тех же чувств, что я к ней. «Причина не в тебе, – говорит она, – все
дело во мне».
Мир кружится. Как будто я вошел, наступил на ковер, а она
наклонилась и выдернула его из-под моих ног. Вот мои ботинки
в воздухе, я заваливаюсь назад, как в замедленной съемке.
Неконтролируемо. И я это чувствую. Пол все ближе и ближе,
и я знаю, что столкнувшись с ним, разобьюсь вдребезги.
Через несколько дней мы занимаемся любовью. Это самый
неловкий танец, когда знаешь, что музыка больше не играет. Когда
я уже почти готов, она просит не входить в нее. В первый раз за все
время. В ту ночь я лежу без сна, мои мысли путаются. Я думаю о том,
что если все имеет значение, то и мы имеем значение. Но если ничто
не имеет значения, то и наши отношения тоже. Возможно, в этом
есть мудрость. Если ничто не имеет значения в этой пьесе под
названием жизнь, лучше всего уйти со сцены.
II
На следующую ночь я представляю, как врываюсь в квартиру
друга, когда его нет в городе, хватаю его пистолет из стеклянного
ящика, собираю. Обойма внутри, предохранитель снят. Ствол – под
челюсть, нажать на спусковой крючок. Кончено.
Закрыть мне глаза в этот миг или оставить открытыми? Вот вопрос,
который не дает мне уснуть. Вот мысль, с которой я засыпаю.
Просыпаясь утром, я вспоминаю, каким был раньше. Волшебство.
Что-то внутри меня говорит: Вернись к тому, что работает.
Я отодвигаю эту мысль в сторону.
III
Вечер. У меня назначен ужин с друзьями. Я почти отменяю его,
потому что не хочу разговаривать, но в конце концов иду. Я не видел
их целую вечность, и я люблю их. Еду шестым поездом в центр
города, слушая случайные мотивационные видео. Лучше всего
задушить мой разум полярными мыслями. В одном видеоролике
диктор говорит: «Есть только один выбор: вы должны быть
величайшей версией себя». У него южный говор проповедника.
«Запишите это и повторяйте, как наказ, по нескольку раз в день».
Наказ. Так старомодно. Слушайте, слушайте… Я объявляю, что буду
величайшим собой. Одна эта мысль заставляет меня выпрямиться.
IV
«Есть две новости – хорошая и плохая, – говорю я ей через три
дня, после того как у меня выдернули ковер из-под ног. – Плохая:
я умру, ты умрешь. Солнце в конце концов погаснет, луна перестанет
светить, и Земля превратится в тусклую безжизненную скалу».
Пауза для пущего эффекта.
«Хорошая новость: все это не имеет значения».
Позже я понимаю, что происходит. Когда нам на все плевать, мы
становимся в некотором роде бесстрашными. Не так уж и плохо.
Затем воспоминания переключаются на пистолет моего друга,
и я понимаю, что эта версия бесстрашия, вероятно, не самая лучшая.
Вот в чем загвоздка с эмоциональной болью – это до ужаса
реальная вещь.
Мы теряем себя в ней. Например, завязываем шнурки,
а в следующий момент понимаем, что до краев полны
воспоминаниями,
образами
и
беспорядочными
мыслями,
мелькающими в голове. Как будто мимо проносится поезд, а вы
стоите на платформе, чувствуя дуновение ветра. Но только ветер
в этой субъективной реальности подобен резкому удару ножа, без
конца режущему.
«Вернись к настоящему, – сказали мне друзья за ужином. – Боль –
это когда ты находишься в будущем».
Я рассказывал им, что она сказала в тот день – о мужчинах,
с которыми хотела встречаться после меня. Затем я перевел
разговор на то, что мог бы сделать. Например, уехать в Мексику или
еще куда-нибудь, на время отключиться от всего. Мои друзья –
давно женатая пара, Шерил и Майкл – улыбнулись.
«Живи сегодняшним днем, милый», – сказала Шерил Ричардсон,
одна из самых мудрых женщин, которых я когда-либо встречал.
«Когда ты мысленно устремляешься в будущее, просто положи руку
на сердце и скажи себе: «Я возвращаюсь к этому моменту».
Этого я еще не пробовал, но знаю, что попробую. Мне придется.
V
Я пробую. Прошла неделя с тех пор, как из-под меня выдернули
ковер, и вся моя жизнь полетела в тартарары. Я кладу руку
на сердце, чувствую, как оно бьется, и повторяю: «Я возвращаюсь
в этот момент». Через несколько секунд изменяю фразу и говорю:
«Я возвращаюсь к себе. Я возвращаюсь к себе».
Позже, в душе, я закрываю глаза, и поезд проносится мимо.
Внутри поднимается гнев. Прикладываю руку к сердцу, тук-тук…тук-
тук, я говорю себе: «Я возвращаюсь к себе, я возвращаюсь к себе».
И на этот краткий миг поезд исчезает.
VI
Восьмой день после того, как из-под меня выдернули ковер. Она
еще не съехала. Рождественские праздники – трудно в последнюю
минуту найти квартиру.
Приняв душ и одевшись, я беру мусс для волос, приношу ей
и спрашиваю: «Поможешь?» У нас был такой ритуал. Она нежно
втирала пену в мои волосы, укладывала их, а я закрывал глаза,
улыбался и чувствовал себя таким любимым.
Она берет средство и делает укладку, пока я смотрю ей в глаза.
Мне придется столкнуться с этим лицом к лицу, думаю я. Я не убегу.
Я смотрю на нее. Когда она заканчивает, то нежно целует меня.
Завтра я постригусь и мне больше это не понадобится. Через день
я улечу в Сан-Франциско повидаться с семьей. Мне приходит
в голову, что сегодня мы делаем это в последний раз.
VII
Мой друг Джеймс звонит и говорит, что будет держать телефон
включенным на ночь.
«Я никогда так не делаю, – говорит он. – Но я хочу, чтобы ты знал,
это ради тебя».
С тех пор как я узнал его, я наблюдаю, как он переходит от одной
душевной боли к другой. Но тенденция такова: Джеймс падает
вверх. Это впечатляет. После каждого разрыва он усердно
занимается практикой. В конце концов, его жизнь стала лучше, чем
когда-либо прежде.
Его ежедневная практика такова: Физическое, Умственное,
Эмоциональное, Духовное. Я буду делать то же самое. Я видел, как
это творит с ним чудеса.
Что касается Физического, я буду тренироваться через день
и питаться правильно. Никакого алкоголя, это депрессант.
Для Умственного развития я буду ежедневно писать. Возьму эту боль
и энергию и создам что-то из нее. Кроме того, на работе я буду
делать в первую очередь то, что откладывал в долгий ящик. Это
будет двигать меня вперед.
Для Эмоционального возрождения я буду качественно
проводить время по крайней мере с одним человеком в день.
Это заставит меня выбросить все из головы. Что касается
Духовного, то всякий раз, когда ловлю себя на том, что моя голова
кружится, я кладу руку на сердце и возвращаюсь к себе.
Ночью, лежа в постели, я говорю ей: «Тебе везет».
«Почему?»
Мне противно произносить эту жалостливо-слезливую фразу, но
я все же говорю: «Потому что тебе осталось жить с этим только одну
ночь».
«Не произноси такие вещи», – говорит она.
«Не делай такие вещи», – говорю я.
Она замолкает. Я лежу в темноте, голова кружится, я кладу руку
на сердце и тихо говорю себе: «Я возвращаюсь к себе.
Я возвращаюсь к себе. Я возвращаюсь к себе».
VIII
День перед моим отлетом. Она нашла себе жилье и переедет, пока
я буду в Сан-Франциско. Я просыпаюсь с желанием, чтобы этого дня
не было, чтобы я мог просто стереть его. Пока ее нет, я звоню
Шерил.
«Мне нужно, чтобы ты напомнила правду», – говорю я.
Она целый год гастролировала с Опрой. У нее есть уровень
видения реальности, который не имеет равных, и я отчаянно
нуждаюсь в нем.
«Разбитое сердце пробуждает моменты, когда нас покидали, –
говорит она. – Маленький ребенок, который испытал подобное –
а мы все это испытывали – напуган. В детстве родители
олицетворяют весь мир, поэтому, когда они бросают нас, это
означает смерть».
Это меня останавливает. Мне кажется, что страдаю именно я,
а не давно забытый ребенок. Но то, что она говорит, даже если это
крошечная часть правды, звучит правильно.
«Твой внутренний ребенок должен знать, что может доверять тебе.
Что ты у него есть. Каждый миг, когда тебе больно, когда ты
прокручиваешь трагические мысли о будущем, обращайся к своему
сердцу. Положи на него руку и скажи «Я у себя есть». Это все, что ему
нужно».
Когда я кладу трубку, то делаю то, что она советует. «Я у тебя есть,
ты можешь мне доверять. Я у тебя есть. Я у тебя есть».
Я иду в спортзал. Вижу человека, который старательно
тренируется и говорю ему: «Впечатляет». Мы встречались здесь
раньше, но никогда не разговаривали. Он подходит, улыбается
и достает телефон, чтобы зайти на сайт спортзала.
«Посмотрите, – говорит он. – Это я».
Он – лучший посетитель месяца. Слева – фотография
бесформенного человека. Справа – он-сегодняшний, мускулистый.
«Впечатляет», – снова говорю я.
«Трансформация требует работы», – говорит он.
Я тупо смотрю на него. «Можете это повторить?»
«Трансформация требует работы».
«Цитата недели, парень, – говорю я ему. – Цитата недели».
Как-то я говорил с Шерил, и она сказала: «У тебя одно из лучших
сердец, которые я когда-либо встречала». Я задумался над этим. Что
нужно, чтобы в это поверить? Неужели Бог должен разверзнуть
небеса и обрушить их на меня? Или я должен осознать себя
на смертном одре?
Чтобы переродиться, сначала нужно умереть. И кризис
действительно похож на смерть. Хватит недооценивать то, что люди,
которых я уважаю, видят во мне.
«Защищай свое сердце, – сказала Шерил. – Дай то, что ему нужно»
Я буду. Чего бы это ни стоило. Я буду.
IX
Проблема с разбитым сердцем заключается в том, что кажется,
будто эта боль никогда не закончится. Вас захлестывают эмоции,
воспоминания и проекции. И как раз в тот момент, когда вы
особенно взвинчены, на вас обрушивается еще одна волна. Это
продолжается и продолжается.
Она возвращается с работы, обнимает меня.
«Любовь моя», – говорю я. Мы всегда так называли друг друга.
Она делает шаг назад и молча улыбается. Хватит. Срывать этот
пластырь будет больно, но я должен это сделать. Я пересказываю ей
слова Шерил о моем сердце. Потом говорю: «Мне нужно спасти его.
Я не знаю, как, и смогу ли я это сделать, но мне нужно спасти его».
Она кивает. Я знаю, что она любит меня, но решение принято.
«Я ухожу, – говорю я. – В пять у меня стрижка. Я вернусь к шести
и хочу, чтобы ты ушла, чтобы тебя здесь не было, когда я вернусь.
Потому что по возвращении мне нужно будет писать, собирать вещи
и смотреть в лицо этому горю».
Она меняется в лице. Я продолжаю: «Я улетаю завтра утром,
и тогда ты сможешь вернуться. И когда будешь забирать свои вещи,
не оставляй мне ничего. Ни записки, ни подарков, ни записей о нас.
Ничего».
Она не ожидала этого.
«Я знаю, какие уроки ты думаешь извлечь из наших отношений, –
говорю я. – И я также знаю еще пару уроков, которые ты невольно
усвоишь. Они твои. Моя ответственность – сохранить мое сердце».
Я стою рядом, пристально вглядываясь в нее.
«Вот человек, который был искренен и оставался бы рядом
с тобой всю твою жизнь. Ты понятия не имеешь, что такое любовь, –
потом я ничего не могу с собой поделать. – Если ты решишь, что это
именно то сердце, которое тебе нужно, тогда протяни руку».
Ни один из нас не отводит глаз.
«И последнее, – говорю я. – Это единственное, о чем я тебя прошу.
Надевай шлем». Она любит кататься на велосипеде по городу,
и я всегда заставлял ее ездить в защите. Я все еще искренне люблю
ее. Для меня ничего не изменилось, кроме одного: я собираюсь
спасти себя.
Я хватаю куртку и выхожу, не оглядываясь. Спускаюсь по лестнице,
не дожидаясь лифта. Та приводит меня в подвал, и мне приходится
подниматься на третий этаж и спускаться на лифте, что заставляет
чувствовать себя немного глупо. Но мне все равно.
Я выхожу в вечер, иду прямее, чем когда-либо раньше.
X
«Ты замечательный человек», – сказала мне однажды Шерил.
Меня потрясло, что кто-то, кем я восхищался и кого уважал, так обо
мне думает. Жаль, что я не поверил ей до глубины души.
Я решаю, что возьму папку, вложу в нее каждый искренний
комплимент, который получу, а затем повторю его про себя, как
истину. Это дар, который мне преподнесли другие. Если они видят
меня таким, то какое право я имею не видеть этого в себе?
Итак, я начинаю список:
Достарыңызбен бөлісу: |