социальным институтам и учреждениям, а также индивидам, как носителям определенных
статусов.
Социология по своей внутренней логике постоянно порождает такого вида угрозы. Просто
совершая свою мыслительную работу, социолог подвергает институциональный порядок и его
легитимность, обеспечивающуюся определенными типами мышления, критическому и
испытующему осмыслению. Таким образом, социология обладает внутренне присущим ей
эффектом разоблачения. Она часто вскрывает ложность общепринятых интерпретаций
реальности, показывая, что факты не соответствуют «официальному» взгляду, сортирует факты,
демонстрируя, что «официальный» – это только один из многих возможных взглядов на
общество. Социология в
определенных ситуациях представляет собой еще более мощную
подрывную силу. Она срывает маски с материальных интересов и делает видимыми те пути, по
которым материальные интересы осуществляются с помощью социальных идеологий. Так,
социология может стать «политическим динамитом». Таким образом, социологии как научной
дисциплине присуще качество освобождения. Но что касается личности, как утверждает Бергер,
то социология привносит в сознание такие знания о мире, которые глубоко деструктивны для
нее, поскольку могут разрушить привычную картину мира, что в свою очередь грозит утратой
смысла существования.
Второе утверждение о том, что социология обладает качеством консервативности в
отношении своих последствий для институционального порядка, означает, что социология не
обязательно ведет к революционным изменениям в
обществе и человеческом сознании, но в
действительности часто препятствует этим революционным изменениям. Это утверждение П.
Бергер конкретизирует с помощью трех императивов (порядка, непрерывности, тривиальности),
социологическое понимание которых поможет показать, чтó значит жить в любом человеческом
сообществе.
Социология ведет к пониманию
порядка как первичного императива социальной жизни.
Принуждение и внешний контроль являются сопровождающими свойствами общества,
понимаемого как определенный порядок.
Каждый социальный институт безотносительно к
тому, является ли он «репрессивным» или «основанным на консенсусе», есть наложение
порядка, начиная с языка, который признается ученым основным институтом. Поэтому Бергер
делает вывод о том, что социальная жизнь питает отвращение к беспорядку так же, как природа
к вакууму. В самом деле, революционные движения приводили к успеху тогда, когда им в
известной степени удавалось быстро установить новые структуры порядка, в
которых люди
могли устроиться социально и обрести безопасность психологически.
Императив непрерывности тесно связан с императивом порядка, но не тождественен ему.
Он коренится в том простом факте, что у людей есть дети. Если у кого-то есть дети, то от него
требуется, чтобы он рассказал им о прошлом и связал прошлое с настоящим. Если кто-то любит
своих детей (и так у большинства людей, имеющих детей), то он захочет перенести в будущее
все хорошее и полезное, чем он завладел в своей собственной жизни.
Императив тривиальности опять-таки, по мнению Бергера, коренится в
основополагающих фактах человеческого поведения, а именно в том, что человек может
испытывать волнение или возбуждение только очень непродолжительное время. Социальная
жизнь была бы психологически невыносимой, если бы в каждый момент от нас требовалось
полное внимание, полностью обдуманное решение и высокая степень эмоциональной
вовлеченности. Поэтому
тривиальность –
одно из фундаментальных требований повседневной
социальной жизни.
Сказанное выше относится к консервативному качеству социологии, однако, следует
подчеркнуть, что это особый консерватизм. Он не основывается на убеждении в священности
социальных институтов. Упомянутое ранее «подрывное» качество социологии препятствует
такого рода консерватизму. Скорее консервативность социологии заключается в скептическом
отношении к статус-кво в обществе, так же как и к различным программам установления новых