Returning back to origin like finding yourself

№6. 2013  
 
65 
different because matter of enlightenment was turning into a national engagement. We remember 
assessment of German Enlightenment by Hegel who believed that French and English thinkers and 
philosophers had pushed the Germans by their enlightenment ideas to plunge into empty philosophizing. 
Hegel writes: «That time the Germans were indulged in their Leibnitz Wolf philosophy, in its definitions, 
axioms and proofs however gradually they became exposed to a foreign spirit and began to take interest in 
all novelties that occurred there, to thoroughly study and to cultivate Locke’s empiricism and at the same 
time put aside metaphysical studies concerning themselves only with the truths which find clear sane 
human meaning, went at enlightenment and began to zealously study all things from a viewpoint of their 
utility, i.e. definitions which they borrowed from the French. With the help of utility principle German 
enlightenment was combating ideas. Philosophic studies of that utility descended in their slack popularity 
to the lowest level … Germans who honestly wanted to continue their undertaking quite thoroughly and to 
substitute acuity and vividness with mind’s arguments since after all acuity and vividness as a matter of 
fact prove nothing, but in the result so empty content was shaped that nothing else could be even duller 
than that substantiated interpretation that we see in works of Eberhardt, Tetens, etc.» [Hegel, 1935, 400].  
Kazakh Enlightenment of course could not but follow a general strive for an idea of enlightenment as 
an idea of world’s transformation and transformation of fundamentals of human life activity according to 
moral and reasonable templates. In this sense it was closer to Descartes’ understanding of enlightenment 
itself, changing yourself and introducing intelligent creativity, distinctiveness of rational action taking to 
the world. Kazakh Enlightenment also carried a dialogue model of enlightenment that contained 
metaphysical concepts of the East and the West. Eastern features of the Kazakh Enlightenment manifest 
themselves through an institute of Mentorship, institute of trust to the nature and remarkable strive for 
integrity of being which was perceived as a result of enlightenment. Altynsarin believed that an 
enlightenment process was identical to an education process which is an open dialogue project of bringing 
knowledge. Knowledge along with religion and morality was a triune model of communicative 
transformation of the world. 
Today, interpretation of Altynsarin’s works is not a simple task because stereotypes which still exist in 
domestic historic and philosophic discourse continue to affect hermeneutics of our times. However, 
significance of his legacy in conditions of modern educational reforms gains huge importance. First, 
because philosophy of education from Altynsarin contained national concept of Enlightenment since it 
posed a question about national identity and how to balance national and common interests in theory and 
in practice of an educational discourse. Was it possible to preserve national traditions in an educational 
totalizing discourse of the modernity when great Altynsarin lived and created? He himself sought to 
implement a well-balanced educational concept where a national and traditional content (ethical) attached 
to the educational process itself moral splendor and comprehension of education by a person as 
development and implementation of his human selfness. 
«Knowledge is power», however power over yourself when your efforts become moral endeavors in 
transformation of yourself is what the thinker himself sought. 
Second, timeliness of his concept is that educational paradigm must contain all educative content. For 
past decades of our days educational process which has taken and takes place has lost this vital component 
in the structure of education, i.e. mentoring. Today, the higher educational establishments have replaced a 
mentoring process with extremely independent self-mentored, but it is wrong because a deep layer of 
communication between a teacher and a student as a personality and a personality is being lost. 
Altynsarin attached paramount importance to a mentoring process because he understood an institute of 
Mentoring as an institute of trust to a Follower where deeply personal communication takes place. 
Kazakh Enlightenment contained eastern internationality set for keeping and retaining its own origin 
which possibly allowed avoiding abstract imitation about which Hegel spoke with bitter sarcasm. Eastern 
content has expanded opportunities of attaining space for education simultaneously and set for 
enlightenment in a different model, i.e. western, as a philosophic and educational way to understand 
yourself through Another. In general, Altynsarin’s concept of getting knowledge on the one hand realized 
idea of common (which was a very western manner) but on the other hand it realized idea of individuality, 
concept of personal educational strategy, concept of personal educational strategy as a strategy of 
improvement (and it is the East thus far). Having avoided extremes of universalism and individualism 
Altynsarin created a unique model of enlightenment as an open educational concept which integrates into 
the global educational space. Isn’t it surprising that contemporaneity of his ideas was sought-after only 
partially but it is no wonder because the idea of individual, personal education contained in it was not 
quite acceptable because it was necessary to shape not a perfect person, not a perfect personality but a 
perfect society for the sake of which a person was sacrificed. 
By the way, today, national concepts of education in many countries seem quite an efficient factor that 
regulates a balance of universal and individual approach in the educational process. Thus, for instance, 
Education Development Concept of the Republic of Kazakhstan emphasizes a need for an individual 

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
66  
approach to education because it facilitates discovery of a personality factor. National content in 
educational paradigm lies in involvement of spiritual tradition in a modern integrating educational process. 
When we talk about national component in an educational concept of any state, the issue is likely about 
philosophy of education in structure of this multifaceted humanitarian project. Meanwhile, philosophy of 
education is based on national philosophizing about subject of education. Eastern or western discourse in 
this process cannot substitute each other, they occur in a uniform dialogue space. Altynsarin treated 
educational process in that particular angle of aspect. If we have a conversation that these or those national 
concepts of education clearly preserve their national component, then probably it is not exactly the matter. 
However, aspiration for such preservation is a blessed matter since the issue is about preservation of 
national spirituality and its return to available educational being of a person. In eastern educational 
discourse there is a dialogue potential through which spiritual and practical continuity of traditions is 
maintained. This paradigm of education facilitates translation of cultural heritage and therefore facilitates 
development of an intellectual potential of nation. National educational projects are frequently criticized 
for conservation of a tradition which is thus far allegedly is not quite capable of being deployed in new 
modernization conditions, but this particular tradition contains a dialogue source which turns into a 
condition of openness to new educational know-how and methods. In their time, the Japanese for instance 
attempted creation of a new national concept of education outside Shinto and bushido ideas fascinated 
with ideas of Herbart, Pestalozzi and Dewey. However, as early as in Dewey’s concept of education of 
personality they faced an intricate problem, i.e. problem of shaping personality of a follower outside the 
institute of mentor. Formal involvement of a Mentor in a process of education and mentoring acclaimed 
by Dewey turned out to be absolutely strange to Japanese understanding of mentor’s role in this greatest 
process of person’s development, which by the way in general specific to the eastern educational 
paradigm. Mentor – Follower model itself in educational space of the East is a part of spiritual culture and 
it contains spiritual sense of continuity of traditions, while in the west this sense has already been lost. 
Starting from the Modern Age and involvement of a scientific absolute principle in the educational 
process itself, where science talked not on behalf of a Mentor but on behalf of an impersonal mind, 
relations between a Mentor and a Follower were losing spiritual and moral message and knowledge ceased 
to have non-existential meaning thus turning into depersonalized. In Turkic and Kazakh culture no notion 
of world’s integrity can occur without Mentor, moreover, mentor was engaged in shaping his Follower’s 
ability to see what it is impossible to see, it was preparation of a Follower for transgressive spiritual life 
experience. 
In the East Mentor – Follower model contained modus of relation between God and person, world and 
nature. In his enlightening undertaking Altynsarin made a point of a strong role of Mentor in improving 
abilities of a Follower to achieve purpose of education as education opens up everlasting perfect forms of 
being for every person where he perceives great sense of his life activity in this world. 
Meanwhile, in Altynsarin’s teaching question of religious education was especially intricate because it 
was issue about Islamic education. The scholar took it into his head to interpret in new conditions system 
of religious education since in his opinion it was religion that embraced the highest spiritual and ethical 
sense. Currently, recovering philosophy of education as philosophy of mentoring is not a task for a single 
decade because educational process is a creative process, it goes on and will go on, but today we study it 
and it justifies us, «debtors» of century-long traditions, we must repay in order not to turn into cultural 
mankurts.’
1
88
. 
Kazakh national philosophy is ethical philosophy and Abai’s concept ‘Adam bol!’ which is ‘Have a 
heart!’ must be studied not as an anthropologic appeal but as an efficient principle in developing yourself 
into a moral creature. Both Abai and Shakarim considered it was necessary to shape in every person a 
personal spiritual origin, only in that manner it was possible to solve a task of spiritual perfection. 
Achievement of all those things was impossible outside spiritual and ethical origin being a spiritual 
tradition of the Kazakh nation. Today, Kazakh philosophy is a phenomenon which cannot be perceived 
outside its cultural philosophic tradition and the national way of philosophizing that embedded absolutely 
unique eastern metaphoric and philosophic language in strict logical and rationalistic constructions. Soviet 
period for Kazakhstan’s philosophy was intricate but at the same time star one. Dialectic and logical 
discourse promoted by school of thought of academician Zh.M.Abdildin was strongly sought-after and 
virtually due to that an opportunity for deep hermeneutics of transcendental and critical idealism opened 
up which made it possible to study intellectual legacy of Kant, Fichte Schelling and Hegel. In this 
1
 Mankurt is a metaphorical concept introduced by outstanding writer Chingiz Aitmatov which means a person who does not 
remember (who forgot) his origin, in other words a person deprived of his historic and cultural memory. Speaking in a post-
modernism language, metaphor ‘mankurtism’ and ‘mankurt’ means a personality which is unrooted ontologically, stays in a 
permanent identification crisis. 

№6. 2013  
 
67 
connection, international scientific school of thought and political science established by academician 
A.Nyssanbayev is promising. 
For Kazakhstan’s philosophy returning philosophy back to its origins means recovering itself through 
spiritual and moral apprehending way of philosophizing that existed in Kazakh philosophy and its 
reconstruction in a modern philosophic discourse. 
Prominent scholar academician A.A.Gusseinov underlines that ‘in a world which is a subject of special 
responsibility, i.e. world of cognition, general definitions, aesthetic samples, public norms, authoritative 
order directions, scientific models, etc. an individual functions as one from among the many, as one item 
in a series, as a scholar, citizen, colleague…. He enters it in a distracted union but not in onliness. Person 
appears in his specific onliness due to that because he is involved in being, stays there and then where 
nobody and never will be able to stay because this place and this time are already occupied. Onliness of 
being obliges to choose, to commit an act, to be responsible.’ 
This outstanding idea that only morality determines integrity and individuality of a person is what 
returns us to life experience through moral philosophy and philosophy of morality. 
Today, a lot of directions are under development in Kazakhstan’s philosophy. These are philosophy of 
mutual understanding
2
9
, personal philosophy revealed in works of professor N.K. Seitakhmetov, neofarabi 
studies, comparativistics, etc. All these discourses are promoted in the context of personal philosophy and 
it also can be realized as recovering ourselves and thus recovering our origin because otherwise deep 
philosophizing is impossible. 
Depersonalized philosophy is philosophy which does not entail apprehension because only personality 
and philosophy created by it carry out process called apprehension. Language used in philosophizing gains 
symbolic meanings of authenticity of being. Structure of personal philosophic language is determined by a 
structure of personal thinking and personality of a philosopher. Therefore, personal philosophy is always 
institutionalization of a philosopher as a personality. Meaning and role of personality in philosophic 
systems is revealed in constructing philosophy which facilitates formation of a dialogue with other 
philosophic directions, systems, schools. Spiritual connection setting for comprehension exists in that 
dialogue. 
Therefore, their personal philosophy encourages for a creative search, free reflection and until 
philosophy has personal meaning and personal nature it brings to the world eventfulness of philosophy 
[Nysanbayev, 2011, 13-15]. 
Such philosophy is philosophic reflection on its own spiritual origins. Kazakh thinkers, enlighteners, 
existentialists were creating national philosophy where deepest reflection on meaning and destination of a 
human being was realized. 
 
Conclusion 
While philosophic legacy of Abai is described as an integral empiric and theoretical study in unity of 
rational and irrational being a sample of supreme reflection and simultaneously an ideal practical guidance 
for every person to discover inside himself abilities to moral questioning about his own being and supreme 
moral method of realizing a moral way of life, in religious existentialism of Shakarim we find that rare 
philosophizing about human soul in its organic unity with religion. Religious existentialism as one of 
directions of Kazakh philosophy is again described by a doctrine that springs from a spiritual Turkic and 
Islamic origin. However, one can’t fail to notice unity of a general philosophic course in understanding a 
question about religion and its meaning in western and eastern discourses of philosophy. Raising a 
question about meaning and destination of a human being Shakarim linked it ontologically with a question 
about meaning and significance of belief in ‘sense and destination of a human being.’ 
Renowned eastern metaphysical concept ‘fani duni’a’ which stands for ‘this world’gradually turns into 
a concept of tragic routine and means an already deeper expression of spiritual and moral despair of 
human existence. Measurement of this despair (if only it were possible) is immense and it is a border 
situation when a person looks at himself as an ‘Absolute Observer’ deprived of privileges of illusory 
vision. Such view as if of one of a Stranger shakes a person whose own soul lacks soul, lacks what makes 
the person individual, special, moral. Tragic routine appears as a day-to-day probation for a person, test 
for his humanity. In Shakarim’s interpretation concept of ‘tragic routine’ introduced in religious and 
philosophic discourse by Miguel de Unamuno, Papini becomes a benchmark of morality. 
2
 Philosophy of mutual understanding is a direction in contemporary dialogue philosophy vigorously promoted by a scientific 
school of academician Nyssanbayev A.N., one of leading directions that opens perspective of dialogue between cultures of the 
East and the West amid globalization.  

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
68  
Indeed, only in this test for routine person faces a dilemma not beyond good and evil but in his moral 
attitude towards good and evil which manifests itself not only in action but even in reflective activity, in 
reflecting on good and evil. 
Tragic destiny of Shakarim as if once again confirms truth about tragicalness of routine where 
everything is simultaneously clear and unclear, where a fatal blind hand of destiny executes a senseless 
sentence. Shakarim’s prominent religious and philosophic thesis Three Truths opens a prospect of 
development of an ethical person in sight of deep belief in God since only in it [belief] it would be 
possible not only to put up with tragic routine but also to understand its expediency for developing into a 
moral creature. 
Tragic figure of Shakarim who tried to return a human being to a spiritual and ethical origin, to ability 
to reflect on the Good, Love, beauty and on the whole to this great tragic routine demonstrates how he 
sought to comprehend transcendent images which always occur in existential philosophizing since it 
proceeds from the depth of intimate philosophy or philosophy of the heart which it is useful to note was an 
appeal of prominent Turkic thinker Yassawi. 
Today, under independent Kazakhstan we can return back our philosophic past and therefore 
philosophy of returning back surmounting obstacles of our philosophic past must create ontology of 
returninged morality through Kazakhstan’s philosophic experience. Philosophic thought of the past is not 
in the past, instead it is in our present and future. 
 
REFERENCES 
 
1 Аль-Фараби  Абу  Наср  Мухаммад.  Историко-философские  трактаты.  Философия  Платона  и  ее  части. 
Расположение этих частей от начала до конца. – Алма-Ата: Наука, – 623 с. 
2 
Гегель. Лекции по истории философии. – Москва- Ленинград, 1935. 
3 
Гусейнов А.А. Мораль как предел рациональности // Вопросы философии. № 5. – 2012. – С. 4-15. 
4 
Нысанбаев  А.Н.  Личностная  философия  и  личность  в  философии // Творчество  Нурлана  Сейтахметова: 
философские дискурсы Запада и Востока. – Алматы, 2011. 
5 
Сейтахметова Н.Л. Философия исламского образования: история и современность. – Алматы, 2009. 
 
REFERENCES 
 
1  
Al'-Farabi Abu Nasr Muhammad. Istoriko-filosofskie traktaty. Filosofija Platona i ee chasti. Raspolozhenie jetih chastej 
ot nachala do konca. – Alma-Ata: Nauka, – 623 s. 
2 
Gegel'. Lekcii po istorii filosofii. – Moskva- Leningrad, 1935. 
3 
Gusejnov A.A. Moral' kak predel racional'nosti // Voprosy filosofii. № 5. – 2012. – S. 4-15. 
4 
Nysanbaev A.N. Lichnostnaja filosofija i lichnost' v filosofii // Tvorchestvo Nurlana Sejtahmetova: filosofskie diskursy 
Zapada i Vostoka. – Almaty, 2011. 
5 
Sejtahmetova N.L. Filosofija islamskogo obrazovanija: istorija i sovremennost'. – Almaty, 2009. 
 
 
Резюме 
Нысанбаев Ə.Н. Сейтахметова Н.Л. «Тарих толқынындағы» қазақстандық философия:  
замануи интерпретативтік контекстілер. 
Аталған  мақалада  «тарих  толқынындағы»  қазақстандық  философияның  онтологиялық  дискурсы,  сонымен  қатар, 
заманауи  жаңа  интерпретативтік  тəжірибе  тұрғысынан  алғандағы  оның  номадтық,  түркі,  исламдық  философиялық 
контенттері анықталады. 
 
Резюме 
Нысанбаев А.Н., Сейтахметова Н.Л. Казахстанская философия «в потоке истории»: интерпретативные 
контексты современности. 
В  данной  статье  раскрывается  онтологический  дискурс  казахстанской  философии  «в  потоке  истории»,  ее 
номадические, тюркские, исламские философские контенты с позиций новых интерпретативных практик современности. 

№6. 2013  
 
69 
 
 
 
КАЗАХСТАН: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОБЛЕМЫ 
ГОСУДАРСТВЕННОГО СТРОИТЕЛЬСТВА 
 
 
УДК32.001(574) 
 
Р.К. КАДЫРЖАНОВ 
 
ИСТОРИЯ КАЗАХСТАНА КАК ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ СИМВОЛИЗМ 
ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ 
 
Аннотация 
 
 История  представляет  собой  неисчерпаемый  резервуар  этнокультурных  символов  для  конструирования 
идентификационных  проектов  этническими  элитами  и  государством.  Выбор  исторических  символов  и 
конструирование  из  них  с  помощью  интерпретации  этих  символов  исторической  концепции  как  части 
идентификационного проекта определяется целями и задачами производителей этих проектов. Для казахских 
национал-патриотов главной целью обращения к истории является ее казахизация, смысл которой состоит в 
том,  чтобы  показать,  что  национальная  история,  наряду  с  языком,  является  главным    символом  казахской 
идентичности.  Для  русских  этнических  элит  обращение  к  истории  есть  активное  сопротивление  попыткам 
национал-патриотов  национализировать  историю  как  символ  казахской  национальной  идентичности  и 
отстаивание  русско-советских  символов.  В  основе  отношения  государства  к  истории  Казахстана  лежит 
казахстанская идентичность и этнокультурный символизм как баланс казахских символов и символов других 
этносов Казахстана, имеющие целью представить историю страны как историю всех ее народов при ведущей 
рол истории казахов.  
Ключевые  слова:история,  Казахстан,  этнокультурный  символизм,  национальная  идентичность,  элиты, 
Стратегия «Казахстан-2050».  
 
История  дает  человеческому  обществу  взгляд  и  понимание  его  прошлого,  поэтому  она  всегда 
относилась  к  числу  идеологизированных  форм  знания,  подчиняясь  господствующей  в 
политической  системе  идеологии.  В  советском  обществе  история  была  частью  комунистической 
идеологии,  строго  подчиняясь  ее  целям  и  требованиям.  В  независимом  Казахстане  история 
развивается  в  рамках  идеологического  плюрализма  и  не  ограничена  в  своем  изучении  прошлого 
рамками  какой-то  одной  идеологии.  Тем  не  менее,  практика  исторической  науки    в  период 
суверенитета показывает, что история остается связанной с той или иной идеологией.  
В  наибольшей  мере,  как  показывает  практика,  история  связана  с  идеологией  национализма. 
Такое положение характерно не только для Казахстана, но и для всех национальных государств на 
разных  стадиях  их  исторического  развития.  Это  не  случайно,  поскольку  изучение  прошлого,  его 
интерпретация учеными, аналитиками и политиками проецируется  на настоящее и будущее того 
или  иного  национального  общества.  Вот  почему  история  имеет  столь  большое  значение  в 
формировании нации и национальной идентичности. В данном случае речь идет как об этнической 
форме национальной идентичности, так и о гражданской  идентичности и национализме.  
В целом понятия нации и национальной идентичности тесно связаны между собой,они, не боясь 
преувеличения,  предполагают  друг  друга.  Нация  как  человеческое  сообщество  состоит  из 
индивидов,  разделяющих  общую  национальную  идентичность.  В  то  же  время  национальная 
идентичность  есть  самосознание  составляющих  нацию  индивидов.Национальная  идентичность 
несет  в  себе  сильный  эмоциональный  заряд  связи  индивида  со  своей  нацией  и  государством. 
Каждая нация имеет или стремится иметь свое государство, точно так же, как каждое государство 
есть  государство  определенной  нации.  Поэтому  связь  индивида  с  нацией  выражается  через  его 
связь с государством, как верно и то, что связь индивида с государством есть его связь с нацией.  
Укреплению  связи  индивида  с  нацией  и  государством  в  значительной  мере  способствует 
история, которая как бы освящает эту связь с позиции «глубины веков», вырабатывая у индивида 
представление  о  многовековом  существовании  его  государства  и  нации.  Чем  более  древними 
предстают  в  истории  нация  и  государство,  тем  более  великой  они  претендует  быть  в  настоящее 
время.  История  (точнее  историки,  интерпретирующие  исторические  факты)  описывает 
многовековое существование государства и нации как сложный, порой трагический, но достойный 
путь во времени  и в веках, в котором народ и государство выстояли против врагов, преодолели все 

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
70  
находившиеся  на  этом  пути  препятствия  и  передали  в  руки  сегодняшнего  поколения 
ответственность  за  судьбы  нации  и  государства  в  будущем.  Поэтому  без  истории  (национальной 
истории),  предоставляющей  нации  своебразную  «историческую  легитимность»,  трудно 
представить себе существовование современной нации.  
С  конца  восемнадцатого  века  в  работах  европейских  философов  и  социальных  мыслителей 
популярной стала тема сравнения народов с точки зрения их культурного, исторического и в целом 
социального  развития.  Одним  из  основоположников  этого  направления  был  немецкий  философ 
Иоганн  Готфрид  Гердер.  В  его  трудах  и  работах  его  последователей  народы  стали  делиться  на 
«исторические»  и  «неисторические». «Историческими  народами»  были  те,  что  имели  богатую 
историю  и  культуру,  развитый  язык  и  искусство,  а  потому  такие  народы  расценивались  как 
стоящие  на  более  высокой  ступени  развития.  К  «историческим  народам»  относились  народы 
Западной  Европы,  отличавшиеся  более  высоким  не  только  культурно-историческим,  но  и 
социально-политическим  развитием,  что  дало  основание  рассматривать  их  как  нации. 
«Неисторические  народы»  Восточной  Европы  рассматривались  западно-европейскими 
философами  того  времени  как  отсталые  в  культурно-историческом  и  социально-политическом 
отношениях и, следовательно, оценивались как стоящие на донациональном уровне и не способные 
подняться до уровня нации.  
Для  «неисторических  народов»,  осознавших  на  определенном  этапе  своей  эволюции 
оскорбительность для себя подобной классификации, одной из главных задач строительства нации 
стало  создание  собственной  национальной  истории.  Тем  самым  для  этих  народов  национальная 
история становилась способом перехода из разряда «неисторических» в категорию «исторических» 
народов.  В  рамках  этих  усилий  появились  труды  Василия  Татищева,  Сергея  Соловьева,  Василия 
Ключевского  и  других  российских  историков  по  созданию  «истории  государства  российского», 
которую  можно  также  определить  как  историю  становления  российской  империи.  В  основе  этой 
исторической деятельности лежала идеология национализма.    
Национализация  российской  истории  происходила  в  девятнадцатом  веке  в  рамках 
трансформации  (так  и  незавершенной  по  сей  день)  империи  в  национальное  государство.  Этот 
процесс  формирования  национальных  государств  в  Европе  охватил  период  примерно  сто  лет,  с 
1820 по 1920 гг., и имел, по словам Бенедикта Андерсона, две отличительные особенности. Первая 
из  них  состояла  в  центральном  идеологическом  и  политическом  значении  «национального 
печатного  языка».  Вторая  заключалась  в  возможности  заимствования  «национальной  модели» 
государства,  которую  предоставляли  образовавшиеся  к  тому  времени  национальные  государства 
Северной  и  Южной  Америк,  а  также, «после  революционных  конвульсий»,  Франция. «Нация» 
оказалась  таким  изобретением,  который  невозможно  было  запатентовать.  Оно  оказалось 
доступным для пиратства совершенно разными и порой неожиданными руками [1].  
В  теории  национализма  Андерсона  центральную  роль  в  формировании  национального 
государства  играет  язык,  или  «национальный  печатный  язык».  Исключением  является  только 
креольский  национализм  Северной  и  Южной  Америк,  где  ни  английский,  ни  испанский  языки  не 
играли  сколько-нибудь  решающей  роли  в  национальном  движении.  Но  в  Европе  языковой  вопрос 
был  ключевым  в  образовании  национальных  государств.  Вместе  с  языком  решающую  роль  в 
процессе  национального  строительства,  как  показывает  практика,  играет  история.  Французский 
философ  ЭтьенФурноль  заявлял  в  начале 1930-х  гг.,  что  язык  и  история  являются    близнецами, 
поскольку  вместе  они  образуют  две  важнейшие  потребности  общества.  Поэтому  нет  ничего 
удивительного в том, что в Европе нет ни одной нации, появлению которых не предшествовали бы  
исследования в области филологии и археологии на протяжении пятидесяти – восьмидесяти лет [2]. 
С  точки  зрения  семиотики  культура  имеет  символическую  природу,  так  как  культуру,  в  том 
числе  этническую  и  национальную,  можно  представить  как  совокупность  и  систему  символов. 
Отождествляя  себя  с  нацией,  человек  отождествляет  себя  с  ее  культурой,  а  следовательно, 
отождествляет  себя  с  ее  ценностями  и  символами.  Если  члены  определенной  этнической  или 
национальной  группы  разделяют  общее  отношение  к  определенным  символам,  рассматривая  их 
как  свои,  то  они  ощущают  себя  членами  единого  целого,  то  есть  имеют  общую  этническую  или 
национальную идентичность. Это означает, что этническая или национальная идентичность имеет 
культурно-символическую  природу.  Разделяемый  же  членами  этнической  или  национальной 
группы символизм получил в литературе название этнокультурного.  
В  рамках  конструктивистского  подхода  к  национальной  идентичности  культурные 
антрепренеры  конструируют  идентификационные  категории  как  свой  «товар»  из  материала, 
который  можно  определить  как  этнокультурный  символизм.  Национальная  идентичность  в  этом 
случае  предстает  как  ментальный  конструкт,  как  феномен  сферы  сознания,  как  результат 
способности  воображения  индивида  и  этноса  или  нации,  то  есть  как  субъективная  категория. 
Приверженность  такому  конструкту  (национальной  идентичности)  является  делом  сознательного 

№6. 2013  
 
71 
выбора  индивида  или  группы  индивидов.  Подобное  понимание  идентичности,  включая 
национальную, становится заметным в периоды социальных и культурных изменений в обществе 
наподобие  тех,  что  происходят  в  Казахстане  и  на  постсоветском  пространстве  на  протяжении 
последних двадцати – двадцати пяти лет.  
Символы  в  рамках  конструктивистского  подхода  играют  решающую  роль  в  определении 
(конструировании) национальной идентичности. Любая идентичность, в особенности национальная, 
имеет  символическую  природу.  Взаимосвязь  понятий  нации,  национальной  идентичности  и  ее 
символизма  раскрывается  в  современной  литературе  пониманием  национализма  как  языка  и 
символизма  нации.  Националистический  язык  и  символизм  соединяет  эту  националистическую 
идеологию    с  «массовыми  чувствами»  широких  сегментов  референтной  группы  посредством 
слоганов, идей, символов и церемоний. В то же время язык и символизм национализма охватывает 
как  когнитивное,  так  и  эмоционально-экспрессивное  измерения,  соединяясь  с  распространенными 
ожиданиями и чувствами как элит, так и широких слоев населения.  
Предлагаемые  элитами  идентификационные  проекты  выражают  себя  через  определенный 
символизм.  Это  относится  в  равной  мере  к  казахской    и  казахстанской  идентичностям. 
Национальные  элиты  и  государство,  выступающие  в  роли  производителей  национальной 
идентичности,  конструируют  ее  с  помощью  этнокультурных  символов  как  своеобразного 
строительного  материала.  Конструирование  национальной  идентичности  представляет  собой 
работу  с  символами,  состоящей  в  их  поиске,  выборе,  интерпретации,  предложении  референтной 
группе  новых  символов  или  переопределении  уже  известных  символов,  придании  им  нового 
смысла.  Ведь  символы  являются  теми  предметами,  назначение  которых  состоит  в  трансляции 
определенного смысла, идеи. В этом плане этнокультурными символами являются национальный 
язык, предметы материальной и духовной культуры народа, произведения искусства, религиозные 
обряды  и  знаки,  традиции  народа,  исторические  события  и  личности,  природный  ландшафт, 
названия  географических  местностей  и  другие  ономастические  определения  и  т.д.  Эти  символы 
выражают  психоэмоциональную  связь  индивидов  с  идеями,  смыслами  и  другими  духовными 
ценностями, которые разделяются нацией.  
У  государства  есть  свои  символы,  церемонии  и  ритуалы,  являющиеся  по  существу 
национальными  символами,  церемониями  и  ритуалами.  Участие  в  этих  церемониях  и  ритуалах 
дает  гражданам  чувство  сопричастности  с  нацией  и  государством,  которое  несет  в  себе  сильную 
эмоциональную нагрузку. Национальные символы, церемонии и ритуалы очень часто черпаются из 
исторического  прошлого  государства.  Иначе  говоря,  определенная  интерпретация  истории 
государства  или  народа  дает  элитам  символический  материал  для  конструирования 
идентификационного проекта, предлагаемого своим референтным группам. Если история является 
одним  из  главных  факторов  формирования  национальной  идентичности,  то  это  означает,  что 
история  страны  представляет  собой  кладовую  этнокультурного  символизма.  Беря  из  этого 
неисчерпаемого  арсенала  символы,  этнические  элиты  манипулируют  ими  для  создания 
идентификационного проекта, что означает конструирование национальной идентичности.  
История  и  этнография,  по  утверждению  американского  политолога  Карла  Дойча,  являются 
резервуарами  символов  и  мифов,  героев  и  их  подвигов  и  миссий.  Уподобляясь  археологам, 
национальные  элиты  раскапывают  эти  резервуары,  очищают  их  содержимое,  чтобы  представить  
его как символы этнической унификации и мобилизации. Каждая этническая группа имеет своего 
героического  прародителя,  призывавшего  в  прошлом  к  национальному  единству  и 
самоутверждению, точно так же, как она имеет галерею великих поэтов и сказителей, создавших 
передающиеся  из  поколения  в  поколение  поэзию  и  сказания,  в  которых  выражены  надежды  и 
чаяния  народа.  Фольклор,  народные  песни  и  сказки  также  являются  для  элит  хранилищем 
народной памяти, которая также является их разработкой и конструкцией [3].  
Исторические артефакты являются  в руках  националистических  элит  строительным  материалом 
для  создания  национальной  идентичности  и  нации.  Элиты  находят  их,  увеличивают  их 
символическое  значение  и  комбинируют  их  для  конструирования  идентификационного  проекта. 
Создание  идентификационной  категории  есть  не  что  иное  как  ее  конструирование,  которое 
представляет  собой  мыслительный  процесс  формирования  идентичности  как  определенного 
идеального  продукта.  Подручным  материалом  в  подобном  конструировании  являются  символы, 
ценности,  идеи  этнической  культуры,  которые  с  точки  зрения  примордиализма  предстают  как 
извечно существующие данности этноса и именно с ними у  представителей этноса устанавливается 
(или  должна  устанавливаться)  особая  эмоциональная  связь.  Культурные  антрепренеры  производят 
манипуляцию  выбранными  ими  элементами  этнической  культуры  с  целью  вызвать  отклик 
(желательно эмоциональный) в этнической группе и породить в ней этническую мобилизацию, что в 
терминах рыночной модели означает «продать» группе идентичность.  

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
72  
Как  утверждает  венгерский  политолог  ДьердьЙоши,  мы  находим  везде  любопытный  поиск 
исторических  предков  с  целью  реконструировать  прошлое,  как  нечто  славное  подобно 
потерянному раю. В подобном поиске венгерский поэт поет: «Предки, предки, вы славные предки, 
вы как буря покачнули целый мир» [4].  
Символы,  которые  предоставляет  этническим  элитам  национальная  история,  состоят  из 
исторических  событий  и  эпох  и  действующих  в  них    личностей.  Главным  инструментом  в  руках 
этнических  элит, с  помощью которого этот символизм  превращается  в  историческую концепцию 
как  важную  часть  создаваемого  и  предлагаемого  ими  идентификационного  проекта,  является 
интерпретация. Направленность же и способ применения интерпретации исторического прошлого 
определяется  политическими  потербностями  настоящего.  Речь  идет  о  существующей  в  обществе 
ситуации  в  национальной  сфере,  ее  противоречиях  и  борьбе  этнических  элит  за  главенствующее 
положение  в  политической,  культурной  и  иных  сферах.  Не  только  этнические  элиты,  но  и 
государство обращается к национальной истории с той же целью использования предоставляемого 
ею  символизма  для  утверждения  своего  идентификационного,  следовательно,  национального 
проекта.  С  учетом  имеющихся  в  распоряжении  государства  социальных  ресурсов,  очевидно,  что 
возможностей для утверждения такого проекта у него значительно больше, чем у этнических элит.  
Раскрывая структуру идентификационного рынка в Казахстане, можно выделить следующие его 
элементы.  Предлагаемым  на  этом  рынке  товаром  являются  два  идентификационных  проекта,  два 
варианта  национальной  идентичности  Казахстана:  казахская  и  казахстанская.  Соответственно, 
производителями  или  конструкторами  этих  идентификационных  проектов  являются  три  элитные 
группы:  казахские  элиты,  русские  элиты  и  политическая  элита  государства.  Наконец, 
покупателями на рынке национальных идентичностей Казахстана являются как отдельные этносы, 
в первую очередь казахи и русские, так и все полиэтническое общество.  
Национальную  историю  Казахстана  можно  разделить  на  четыре  больших  периода, 
различающихся  между  собой  направленностью  и  содержанием  политических,  экономических, 
культурных , идеологических  и  иных  процессов.  Каждый  из  этих  периодов  предоставляет 
историкам,  политологам  и  другим  специалистам  большое  количество  событий  и  героев,  которые 
можно  использовать  как  символы  для  манипулирования  ими  с  целью  создания  отвечающих  тем 
или иным современным потребностям исторических концепций.  
Этими историческими периодами национальной истории Казахстана являются следующие:  
1) Казахское ханство (до 1731 г.), охватывающий историю казахов с момента их этногенеза до 
приобретения российского подданства;  
2)  Колониальный  период (1731-1917 гг.)  истории  казахского  народа  в  составе  Российской 
империи;  
3) Советский период (1917-1991 гг.) истории Казахстана как советской республики;  
4) Независимый Казахстан с 1991 г. по настоящее время.  
В  зависимости  от  преследуемых  элитными  группами  политических  и  идеологических  целей, 
они  в  создании  своих  исторических  концепций  обращаются  к  одному  из  указанных  периодов 
национальной истории Казахстана с целью интерпретации событий и героев этих периодов в угоду 
своим  концепциям.  В  целом,  отношение  к  истории    в  целях  формирования  национальной 
идентичности  в  Казахстане  подчиняется  тем  же  самым  закономерностям,  что  и  в  других 
постсоветских обществах.  
Одной из таких постсоветских закономерностей обращения с национальной историей является 
то,  что  называется  «удревнение»  национальной  истории[5].  Под  этим  понимается  такая 
интерпретация национальной истории, которая относит этногенез титульной нации в очень далекое 
прошлое,  тем  самым  соединяя  ее  исторически  с  народами  и  этносами,  проживавшими  на 
территории  государства  в  древние  периоды  времени.  Например,  сегодня  историки  Казахстана 
связывают  историю  казахов  с  древними  тюрками,  вплоть  до  гуннов.  Выводится  заключение,  что 
гунны  являются  предками  казахов.  Такое  заключение,  однако,  построено  на  цепочке  логических 
силлогизмов  о  связи  казахов  с  древними  тюрками,  следовательно,  гуннами,  тогда  как  никаких 
реальных с научной точки зрения аргументов для этого вывода не никем приводится.    
Символом  удревнения  национальной  истории  Казахстана  можно  считать  древнетюркский 
Орхонский камень, или стеллу Тоньюкука, привезенную из Прибайкалья и помещенную сегодня в 
холле  Евразийского  университета  им.  Л.Н.Гумилева.  Интересно  отметить,  что  и  сам  Лев 
Николаевич Гумилев стал в современном Казахстане  символом его национальной истории, точнее, 
ее  удревнения:  многие  историки  и  не-историки,  приложившие  руку  к  этому  виду  исторического 
творчества, были вдохновлены им после прочтения работ Гумилева.    
Удревнение  национальной  истории,  спроецированное  на  сегодняшний  день,  несет  в  себе 
очевидные  политические  дивиденды  для  титульной  нации.  Поскольку  удревнение  истории 
связывает  титульную  нацию  с  древними  народами,  обитавшими  на  территории  современного 

№6. 2013  
 
73 
государства,  то  с  его  помощью  титульная  нация  «научно», «исторически»  обосновывает  свои 
претензии  на  эту  территорию.  Иначе  говоря,  если  земля  «наша»,  то  и  стоящее  на  этой  земле 
государство тоже «наше».  
Другой  закономерностью  постсоветского  исторического  познания,  тесно  связанной  с 
удревнением,  является  возвеличивание  национальной  истории,  а  следовательно,  самой  нации. 
Смысл этой исторической работы состоит в том, чтобы связать историю титульного этноса с теми 
народами,  которые  проживали  на  территории  современного  государства  и  отличились  в  мировой 
истории  великими  делами.  Как  правило,  это  были  завоевания  этим  народом  других  народов  и 
территорий,  завершившиеся  созданием  больших  империй.  С  помощью  этого  приема  история 
казахов  связывается  с  завоеваниями  гуннов  или  монгольской  империей.  Сегодня  символами 
возвеличивания  истории  казахов  можно  считать  фигуры  вождя  гуннов  Аттилы  и  создателя 
монгольской  империи  Чингисхана,  которые  стараниями  современных  историков  и  не-историков 
все активнее причисляются к фигурам казахской истории, следовательно, казахской нации.    
Как  и  удревнение,  возвеличивание  национальной  истории  имеет  очевидную  проекцию  в 
настоящее  и  связанные  с  ней  политические  выгоды  для  титульного  этноса.  Возвеличивание 
национальной  истории  призвано  показать  нетитульным  этносам,  в  первую  очередь  русским,  что 
казахи  (как  и  другие  титульные  нации),  оказавшиеся  в  определенный  период  своей  истории 
колониальным  народом,  тем  не  менее  имеют  великую  историю,  доказывающую,  что  они  были  в 
прошлом  великой  нацией.  Как  носители  великой  исторической  традиции,  казахи  и  сегодня 
остаются великой нацией, достойной иметь свое национальное государство.   
Наряду  с  удревнением  и  возвеличиванием    национальной  истории  одной  из    главных  ее 
тендеций  стала антирусская и антисоветская направленность исторической теории и практики. В 
теории  эта  тенденция  проявляется  в  интерпретации  отношений  казахов  и  русских  и  в  целом  в 
отношении  царской  России  в  ее  политике  по  отношению  к  казахам  сквозь  призму  «колония-
империя».  Акцент  ставится  на  притеснении  кочевого  народа,  завоевании  и  захвате  его  земель, 
колониальной  эксплуатации  и  т.д.  С  этих  позиций  формируются  новые  символы,  в  частности, 
руководитель  антироссийского  восстания  казахов  хан  Кенесары,  лидеры  первой  казахской 
национальной партии Алаш и другие.  
Еще острее стоит вопрос в отношении целого ряда событий и лиц в советский период истории 
Казахстана.  С  момента  обретения  независимости  в  Казахстане  была  проведена  десоветизация 
символов  коммунистического  режима,  в  частности,  демонтаж  памятников  Ленину  и  другим 
деятелям советского прошлого. Власть подходит к десоветизации символов достаточно осторожно 
и взвешенно, имея в виду привязанность к ним русского населения и других нетитульных этносов. 
В то же время казахские национал-патриоты требуют от власти радикальной и последовательной 
десоветизации символов прошлого.  
С  точки  зрения  разработки  и  использования  истории  Казахстана  как  этнокультурного 
символизма  национальной  идентичности,  подход  казахских  национал-патриотов  может 
охарактеризован следующим образом:  
-  казахизация  истории,  смысл  которой  состоит  в  том,  чтобы  показать,  что  национальная 
история, наряду с языком, является главным  символом казахской идентичности;   
-  в  основе  казахизации  истории  лежит  казахская  национальная  идентичность  и  казахский 
этнокультурный символизм, ориентирующие использование предоставляемых историей символов 
для интепретации истории Казахстана как истории казахов;  
- использование исторических символов для интерпретации истории казахов в направлении ее 
удревнения  и  возвеличивания  истории  и  нации,  имеющие  целью  укрепить  позиции  казахской 
идентичности в качестве национальной идентичности Казахстана;  
- антиколониальная направленность выбора исторических символов и интерпретации казахской 
истории  периода  вхождения  Казахстана  в  состав  Российской  империи  с  целью  ее  трактовки  как 
притеснения  кочевого  народа,  завоевания  и  захвата  его  земель,  колониальной  эксплуатации, 
унижения  национального  достоинства    и  т.д.;  с  другой  стороны,  в  этом  же  направлении  лежит 
представление  этого  исторического  периода  как  национально-освободительной  борьбы  против 
российского колониализма с акцентом на восстания и деятельность партии «Алаш»;  
-  антисоветская  направленность  выбора  исторических  символов  и  интерпретации  казахской 
истории  советского  периода  с  акцентом  на  негативных  для  казахского  народа,  его  культуры  и 
идентичности сторонах этого периода и в то же время представление этого исторического периода в 
духе национально-освободительной борьбы с акцентом на декабрьские события 1986 г. в Алматы.    
Для  русских  националистов,  при  отсутствии  целостной  интерпретации  истории  Казахстана, 
большое  значение  в  их  отношении  к  истории  Казахстана  как  этнокультурного  символизма 
формирования национальной идентичности имеют следующие действия и моменты: 

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
74  
-  активное  сопротивление  попыткам  национал-патриотов  национализировать  историю  как 
символ казахской национальной идентичности;  
- в основе отношения к истории Казахстана лежит казахстанская идентичность с отстаиванием 
русско-советских символов и ее предствлением  как истории всех народов республики, а не только 
казахов;  
-  апологетика  вхождения  Казахстана  в  состав  Российской  империи  как  периода,  имевшего 
позитивное значение для казахов;   
-  апологетика  советской  истории  Казахстана  как  имевшей  позитивное  модернизационное 
значение,  благодаря  которой  казахи  приобрели  свою  государственность  (в  виде  союзной 
республики) и большой роли русских в индустриализации и культурном развитии страны.  
Наконец,  государство,  предлагая  свой  идентификационный  проект  всему  полиэтническому 
казахстанскому  обществу,  а  не  только  отдельным  этническим  группам,  руководствуется  в  своей 
политике в отношении к истории как этнокультурному символизу следующими моментами: 
-  казахизация  истории  как  стержень  поддерживаемой  государством  национальной  истории  с 
признанием  в  ней  не  только  роли  казахов,  но  и  других  народов  Казахстана  и  потому  трактовка 
истории как символа, наряду с казахским языком, казахстанской идентичности;  
-  в  основе  отношения  к  истории  Казахстана  лежит  казахстанская  идентичность  и 
этнокультурный символизм как баланс казахских символов и символов других этносов Казахстана, 
имеющие  целью  представить  историю  страны  как  историю  всех  ее  народов  при  ведущей  роли 
истории казахов;  
- в рамках казахизации истории признание удревнения истории и ее возвеличивания, но без тех 
крайностей,  что  присущи  этим  тенденциям  в  казахизации  истории,  предлагаемой  национал-
патриотами;  
-  развитие  исторического  сознания  общества  в  рамках  концепции  нового  казахстанского 
патриотизма и Стратегии «Казахстан-2050» как способа и символизма развития всеказахстанской 
идентичности, направленной на сближение народов Казахстана, а не их разъединение;  
-  независимость  как  главный  тренд  и  политический  символ  истории  Казахстана  и  потому 
особый акцент на суверенном периоде, начиная с 1991 года по настоящее время;  
- Нурсултан Назарбаев как главный национальный и политический символ истории Казахстана 
в  рамках  трактовки  периода  независимости  как  центрального  для  понимания  всей  национальной 
истории Казахстана как полиэтнического общества.    
-  Евразийская  концепция  как  способ  разрешения  казахско-русского  противоречия  в 
интерпретации колониального и советского периодов истории Казахстана.  
Вариант  использования  истории  в  качестве  этнокультурного  символизма,  предлагаемый 
казахскими  национал-патриотами,  можно  рассматривать  как  предельно  идеологизированный  и 
политизированный.  С  одной  стороны,  этот  подход  способствует  росту  этнонациональной 
идентичности  казахов,  но  с  другой  стороны,  содержит  в  себе  конфронтационный  потенциал  в 
аспекте антиколониального и антисоветского использования исторических символов. Упрощенное, 
одностороннее  использование  истории,  с  использованием  мифологизации  существенно 
ограничивает  перспективы  национал-патриотического  варианта          использования  исторических 
символов в становлении и развитии исторического сознания Казахстана.  
Русские  националисты  так  же  идеологизируют  и  политизируют  историю  Казахстана  и  ее 
символы,  как  и  казахские  националисты.  Не  предлагая  собственной  концепции  истории 
Казахстана,  они  сопротивляются  попыткам  казахизации  истории,  предпринимаемой  национал-
патриотами.  Этим  русские  националисты  пытаются  отстоять  свой  взгляд  на  позитивное  влияние 
России  и  русских  на  историческое  развитие  Казахстана  и  казахов.  Такой  подход  русских 
националистов  к  истории  Казахстана  нельзя  назвать  обреченным,  но  в  то  же  время  и 
перспективным для исторического сознания и национальной идентичности. 
Государство  в  своем  отношении  к  истории  Казахстана  избегает  крайностей  идеологизации  и 
политизации,  характерной  для  этнических  элит,  как  казахских,  так  и  русских.  В  то  же  время 
государство  осознает  тот  идеологический  и  политический  потенциал,  в  том  числе 
идентификационный потенциал, который содержит история. В этом смысле государство прибегает 
к  истории  и  ее  символам  с  целью  утверждения  казахстанской  идентичности.  В  Стратегии 
«Казахстан-2050»  Нурсултан  Назарбаев  заявил,  что  всеказахстанская  идентичность  должна  стать 
стержнем  исторического  сознания.  В  этом  качестве  историческое  сознание  должно  объединять 
народы  Казахстана,  а  не  разъединять  их.  История  Казахстана  является  арсеналом  символов  для 
утверждения не только культурной идентичности, но и гражданской идентичности. Этим в полной 
мере пользуется государство, что делает его подход наиболее перспективным.  
 
 

№6. 2013  
 
75 
ЛИТЕРАТУРА 
 
1 Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. – London and New 
York: Verso, 1991. P. 67-82.  
2 Fishman, J.A. Language and Nationalism. Two Integrative Essays. – Rowley, MA: Newbury House Publishers, 1972. P. 44. 
3 Fishman, J.A. Language and Nationalism. Two Integrative Essays.P. 14. 
4 Ibid. P. 15. 
5 КасьяновГ. «Национализация» истории в Украине. – В кн.: Национальные истории на постсоветском пространстве 
– II.Десять лет спустя/ Под редакцией Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюгова. – М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-XXI, 2010. – 
372 c. C. 117.  
 
LITERATURA 
 
1 Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. – London and New 
York: Verso, 1991. P. 67-82.  
2 Fishman, J.A. Language and Nationalism. Two Integrative Essays. – Rowley, MA: Newbury House Publishers, 1972. P. 44.  
3 Fishman, J.A. Language and Nationalism. Two Integrative Essays. P. 14.  
4 Ibid. P. 15.  
5 Kas'janov G. «Nacionalizacija» istorii v Ukraine. – V kn.: Nacional'nye istorii na postsovetskom prostranstve – II. Desjat' let 
spustja/ Pod redakciej F. Bomsdorfa, G. Bordjugova. – M.: Fond Fridriha Naumanna, AIRO-XXI, 2010. – 372 c. C. 117. 
 
 
Резюме 
Қадыржанов Р.Қ. Қазақстан тарихы ұлттық бірегейліктіқалыптастырудың этномəдени символизмі ретінде 
 
Мақалада Қазақстан тарихы ұлттық идентілік қалыптастырудың этномəдени символизмі ретінде зерттеледі. Ұлттық 
тарихы    символдардың  зор  көпшілігін  этникалық  элиталарға  жəне  мемлекетке  үсынады.  Элиталар  мен  мемлекет  осы 
символдарды  үлттық  идентілікті  құру  үшін  пайдаланады.  Автор  символадардың  пайдалану  сипатың  жəне  жолдарың 
ашып көрсетеді.  
 
 
Summary 
Kadyrzhanov R.K. History of Kazakhstan as an ethnocultural symbolism of   the national identity formation 
 
In the article, an important role of Kazakhstan’s history as an ethnocultural symbolism of the national identity formation is 
explored. History of Kazakhstan offers a big amount of symbols that are used by ethnic elites and the state to construct the 
national identity. It is explicated the ways of the use of Kazakhstan’s history by these elites in their own political aims.  
 
 
УДК 172.3  
 
В.Ю. ДУНАЕВ 
 
ИДЕЙНО-МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ГОСУДАРСТВЕННО-
КОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ 
 
Аннотация 
 
Основное  содержание  статьи  сводится  к  обоснованию  положения  о  недостаточной  эффективности 
реализуемой  в  настоящее  время  стратегии  противодействия  распространению  религиозного  экстремизма, 
терроризма и фанатизма в Казахстане, опирающейся преимущественно или исключительно на собственные 
принципы конфессиональной религии. 
Соответственно  ставится  вопрос  о  необходимости  привлечения  потенциала  неконфессиональных,  вне-
теистических  форм  мировоззрения  к  противодействию  религиозному  экстремизму  и  к  решению  задач 
формирования всеказахстанской идентичности. 
Ключевые сло:. Мировоззрение, религия, конфессия, государство, свободомыслие, политика, идеология. 
 
Для  Республики  Казахстан  как  страны  с  полиэтническим  и  поликонфессиональным  составом 
населения  проблема  укрепления  социальной  стабильности,  гармонизации  интересов  личности, 
отдельных социальных групп и государства (общества) в целом неизбежно увязывается с задачей 
нахождения  оптимальных  форм  политического  управления  процессами  взаимодействия 
конфессиональных  общностей.  В  Республике  Казахстан  построена  высокоэффективная  и 
мобильная  система  государственно-конфессиональных  отношений,  способная  поддерживать  и 
развивать  межконфессиональное  согласие  и  одновременно  решать  проблемы  государственного 
строительства  и  формирования  институциональной  среды  гражданского  общества  в  условиях 

Известия Национальной Академии наук Республики Казахстан  
 
 
76  
нарастания  общей  нестабильности  в  мире,  обострения  существующих  и  возникновения  новых 
глобальных и региональных вызовов и угроз. 
Конституцией Республики Казахстан законодательно закреплены принципы свободы совести и 
свободы вероисповедания, равное право граждан различной конфессиональной принадлежности на 
создание  своих  религиозных  объединений,  принцип  невмешательства  государства  во  внутренние 
дела  церкви  и  другие  основополагающие  нормы  политически-правовой  регуляции  социального 
функционирования  религии,  принятые  международным  сообществом.  Н.А.  Назарбаев 
подчеркивает: «…необходимо  довести  до  сознания  всех,  что  светский  характер  государства 
позволяет  наиболее  демократично  решить  вопросы  свободного  выбора  любой  религии  или 
атеизма, обеспечивает равенство конфессий. Важно понимание и того, что отделение религиозных 
объединений  от  государства  не  только  создает  благоприятные  возможности  для  удовлетворения 
религиозных  потребностей,  но  и  предполагает  их  невмешательство  в  деятельность  любых 
государственных институтов и организаций» [Назарбаев 2003: 113]. Вместе с тем статус религии, 
сфера  и  границы  ее  влияния  на  социально-политическую  жизнь  до  сих  пор  достаточно  четко  не 
определены. Отрицательные следствия этой неопределенности явственно проявляются в последнее 
время в связи с новыми тенденциями изменения религиозной ситуации в Казахстане, как и в мире 
в целом. Основной тенденций религиозной жизни современного мира является её секуляризация, 
всё больший сдвиг религии к посюсторонним проблемам. К историческим религиям предъявляется 
требование  новой  интерпретации  религиозных  символов  и  догм  таким  образом,  чтобы  в  них 
смогли быть выражены смысл, ценности, мотивация мирской деятельности. В том числе, религия 
должна  способствовать  становлению  интегрированной  и  солидарной  национальной  общности,  не 
выступая  при  этом  ни  как  субститут  политического  союза,  ни  как  идеология  национально-
государственного  строительства.  На  «постсоветском  пространстве»  принадлежность  к 
традиционному для этнической общности типу вероисповедания стала восприниматься чуть ли не 
как онтологическая структура духовно-нравственной консолидации общества. Однако такого рода 
требование противоречиво в силу универсалистских тенденций мировых религий, не признающих 
этнических,  культурных,  национально-государственных  границ  и  идентичностей  в  отличие  от 
генотеистических религий, знающих только племенных богов.  
Конституционно  закрепленный  принцип  отделения  религии  от  государства  должен 
неукоснительно  соблюдаться.  Этот  принцип  означает  недопустимость  политизации  религии  и 
религизации  политики.  Принятие  ислама  в  качестве  важного  элемента  или  даже  основания 
государственной идеологии и культурной политики, за что ратуют не только религиозные иерархи, 
но  и  ряд  политических  функционеров,  представителей  интеллигенции  и  научно-экспертного 
сообщества  Республики,  означает  неизбежную  политизацию  ислама.  Следует  согласиться  с 
заключением  авторитетного  отечественного  религиоведа  профессора  А.Г.  Косиченко: «Ислам 
способствовал самоидентификации казахского этноса, явившись духовно- и культурообразующим 
фактором. Однако дальнейшая эксплуатация ислама в этом направлении может привести к прямо 
противоположному  результату» [Курганская,  Дунаев,  Косиченко 2003: 33], породив  новые  и 
трудноразрешимые политические проблемы.  
Духовно-нравственная  атмосфера  модернизирующегося  общества  в  условиях  нарастания 
глобальных  и  региональных  вызовов  и  угроз,  в  том  числе  обусловленных  острым 
мировоззренческим и ценностным кризисом современной цивилизации (как известно, этот кризис 
Н.А. Назарбаев в своей Стратегии «Казахстан-2050» включил в число десяти глобальных вызовов 
XXI  века),  создает  не  самую  лучшую  ситуацию  для  распространения  и  утверждения  в  массовом 
сознании  гуманистических  ценностей.  В  условиях  мировоззренческого  плюрализма  и 
идеологического  вакуума,  когда  культурное  пространство  предстает  как  принципиально 
гетерогенное и асистемное, гипертрофированная и экзальтированная, а уж тем более политически 
ангажированная  конфессиональная  идентичность  может  служить  триггером  асоциальных 
настроений  и  социально  деструктивных  практик.  Именно  в  сфере  этничности  и  религии 
незначительные,  казалось  бы,  по  историческим  масштабам,  случайные  флуктуации  зачастую 
приводят  к  потрясению  государственных  основ,  к  непредсказуемым  изменениям  социальной 
системы в целом. 
Поэтому  вполне  понятна  озабоченность  политического  руководства  и  общественности  страны 
проблемой борьбы с религиозным экстремизмом. Достаточно в этой связи упомянуть тот факт, что 

жүктеу/скачать 2,69 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: