часть его культа» [Мошков, 1901: 15].
Драматургия и функции гостеприимства определяют про-
гресс или регресс в этике социально-коммуникативной сферы,
в то время как ярмарка обеспечивает успехи в хозяйственной
и в социально-экономической области. Так было в истории
многих народов мира. Народы России, Молдовы и стран ев-
разийского пространства не составляют исключения из обще-
го правила. Можно сказать, что гостеприимство и ярмарки,
наполненные здоровой и жизнеутверждающей силой, пред-
ставляют собой приз, заслуженную «награду» обществу. Они
способствуют накоплению социального капитала, обеспечива-
ющего внутреннюю гармонию, без которой немыслимы ни ин-
дивидуальная социализация личности, ни групповая стабиль-
ность и прочность сообщества, ни социально-экономическое и
социокультурное процветание.
Подобно месту и роли хлеба и напитков [См., например:
Этнография питания..., 1984; Культура жизнеобеспечения и
этнос..., 1983; Хлеб в народной культуре, 2004; Хмельное и
иное, 2008] в системе народной культуры и жизнеобеспечения,
гостеприимство и ярмарки не только обеспечивают наращива-
ние социального капитала [Фрэнсис Фукуяма, 2004; Грицаенко,
электронный ресурс; Юраков, 2004], но и способствуют функ-
73
ционированию нормальной жизнедеятельности, в том числе за
счет межпоколенной трансмиссии культуры и навыков повсед-
невного уклада жизни [Мартынова, 2009].
Широкое проникновение обычаев гостеприимства в ткань
повседневной жизни гагаузов имеет глубокие исторические
корни. Знаменитый турецкий путешественник Евлия Челеби,
дважды пересекавший земли северо-восточной Болгарии в
1651 и 1652 гг. и не очень щедрый на похвалу «гяурам», назвал
эту территорию «узиеялет», а его население – читаками, кото-
рых некоторые исследователи не без оснований считают реаль-
ными предками гагаузов. Давая представителям этого народа
высоконравственные характеристики, в том числе отмечая их
честность, искренность, совестливость, «добрый характер» и
стыдливость, он особое внимание обратил на принятое у них
особое почитание гостей («читаците почетать гостите») [Ма-
нов, 1938: 16].
В ряде новейших публикаций [Губогло, 2008: 190–210; Ни-
когло, 2008: 310–329; Чимпоеш, 2009] характеризуются узловые
принципы гостеприимства как неотъемлемые составные части
ментальности и морального кодекса гагаузов (как, впрочем, и
любого другого народа). При этом впервые акцентируется вни-
мание, во-первых, на том, что едва ли не наиболее яркое отра-
жение «идеология» гостеприимства находит в фольклоре и в
имеющей краткую, но поучительную историю младописьмен-
ной гагаузской литературе, а во-вторых, на взаимодополняющих
друг друга авто- и гетеростереотипах о традиционном гостепри-
имстве гагаузов. При этом традиционные трапезы и застольный
этикет занимают скорее второстепенное место в драматургии
гагаузского гостеприимства, в котором главенствующую роль
играет философски воспринимаемая категория «адамлык»,
восходящая к понятию «человек» (адам), обозначающая ду-
шевную готовность человека проявлять меру своей человечно-
сти. Мимо этого сюжета, зафиксированного еще в конце XIX
в. В.А. Мошковым, не проходят и современные исследователи
истории, культуры и повседневного уклада гагаузов.
74
Сегодня, по истечении более чем целого столетия после пу-
бликации в 1900–1902 гг. первой монографии о гагаузах, мож-
но лишь удивляться прозорливости и научной интуиции В.А.
Мошкова, предположившего еще на рубеже XIX–XX вв., что
слову «адамлык» придавали очень важное и широкое значение
«отдаленные предки гагаузов» [Мошков, 1901:16].
Сравним смысловое содержание слова «адамлык», запи-
санного В.А. Мошковым на исходе XIX в., и значение этого
же слова на языке куман (половцев, кыпчаков) согласно тек-
стам, созданным носителями этого языка на рубеже XIII–XIV
вв. Этой уникальной возможности современные исследователи
обязаны творчеству А.Н. Гаркавца, опубликовавшего корпус
«Кыпчакского письменного наследия», составленного из рас-
шифрованных им армянописьменных текстов на кыпчакском
(куманском) языке вместе с лексикой, извлеченной из знамени-
того «Codex cumanicus».
Итак, в вокабуляре куманского (половецкого) языка XIII–
XIV вв. бытовало слово «adamlik» («адамлык»), переводивше-
еся А.Н. Гаркавцом в одних случаях как «человечество, чело-
веческая сущность, человечность», в других – как «естество
человеческое; род человеческий, толпа людей, человеческое
достоинство» [Гаркавец, 2003–2009: 25].
Как видно, обширная смысловая нагрузка гагаузского по-
нятия «адамлык» вполне корреспондирует с обширным сво-
дом значенией, содержащихся в этом слове на куманском
(половецком) языке. Еще раз вернемся к наблюдениям В.А.
Мошкова о гостеприимстве. «Значение слова, которым гага-
узы обозначают понятие гостеприимства, не совсем соответ-
ствует нашему. Оно, если хотите, даже шире нашего. У нас
дело идет о “госте”, т.е. о понятии частном, так как под го-
стем никто не понимает каждого человека, а у гагаузов госте-
приимство называется “адамлык”, т.е. происходит отъ слова
“адам” – человек в самом широком смысле этого слова, без
различия его положения, национальности, языка, цвета кожи
и т.д. В буквальном переводе на русский язык слова “адам-
75
лык”, оно звучало бы чем-то вроде “человечности”» [Мошков,
1901: 15].
Внутренний голос гостеприимного хозяина, предлагающего
щедрое угощение гостю, говорит ему о том, что он исполняет
свой долг не только перед Богом, но и перед своими дальни-
ми предками. В функциональное предназначение гостеприим-
ства гагаузов инкорпорированы элементы жертвоприношения,
как дань культу предков. Внутренняя увязка гостеприимства и
жертвоприношения известна у многих народов, в том числе у
ближайших соседей гагаузов – молдаван.
Можно согласиться, что эволюционный путь, пройденный
гагаузским институтом гостеприимства, стартовал из культа
предков. Однако в народной ментальности, порой в подсозна-
нии, сохранилось представление о гостеприимстве как о долге
перед предками и мертвыми; и с течением времени оно оказа-
лось вплетенным в свод этнических правил и норм.
Сакрально и величаво звучит наказ молодым поколениям
свято беречь каноны и традиции гостеприимства. Вступающий
в жизнь или шагающий о жизни должен приносить «клятву го-
степриимству»:
Если будешь скупым в угощенье,
Сироте не протянешь куска,
Если страннику из родника
Ты напиться не дашь, то прощенья
Не видать тебе наверняка.
[Куроглу, 1988: 160–161].
За соблюдение этики и содержания гостеприимства у гага-
узов, так же как и среди многих других народов, в том числе
среди молдаван, чутко следило общественное мнение. Как уже
отмечалось, еще на рубеже XIX–XX вв. при выборе невесты
для своего сына гагауз живо интересовался тем, «умеет ли она
оказывать уважение к чужому (гостю)» [Мошков, 1901: 16].
Более того, от соблюдения норм гостеприимства в немалой
мере зависел авторитет гагауза и его семьи.
76
Связь гагаузского гостеприимства с культом предков не
является исключительным явлением. Архаические корни го-
степриимства и ассоциированной с ним догматики жертво-
приношения обнаруживаются в ментальности и в соблюдении
обрядности у ряда народов евразийского пространства, осо-
бенно у народов Северного Кавказа.
Народы этого региона не случайно считаются носителями
и хранителями классических обычаев и ритуалов гостеприим-
ства. Этот чрезвычайно важный институт занимает видное ме-
сто в системе их соционормативной культуры [Мускаев, 1990;
Бгажноков, 1985; Анчабадзе, 1985; Мамбетов, 2002].
Важнейшим принципом и наиболее архаичной чертой «кавказ-
ского» гостеприимства, как отмечает С.И. Аккиева, служит «пра-
вило, согласно которому хозяин должен был предоставить приют,
угощение и защиту любому человеку». Институт гостеприимства,
будучи универсальным для народов Кавказа, тем не менее имел
ряд особенностей, обусловленных, надо полагать, не только гео-
графическими, этногенетическими и хозяйственно-культурными
особенностями, но и личностными характеристиками и самого
хозяина, и его гостя. Не случайно персонифицированный аспект
гостеприимства находил, в частности, выражение в том, что бал-
карцы и карачаевцы, как и гагаузы, считали гостеприимство од-
ной из главных добродетелей человека, в том числе выполнения
четко разработанных, подчас излишне детализированных правил
приема гостей, их прав и обязанностей хозяина.
Отличительной чертой гостеприимства северокавказских
народов, драматургию которого можно, по мнению С.И. Ак-
киевой, представить «как диалог двух сторон, вступающих в
общение», выступало правило принимать гостя, кем бы он ни
был, «не ожидая в ответ никакой платы или услуги».
Еще одна его особенность состояла в том, что оно (госте-
приимство), во-первых, «предписывало даже своего врага у
себя дома принимать как гостя и оказать тому все полагающи-
еся почести», а во-вторых, сама трапеза имела «принудитель-
ный характер» [Аккиева, 2009: 262–263, 272–274].
77
Многие институты соционормативной культуры, такие как,
к примеру, гостеприимство, институт крестных родителей, яр-
марки, балаганы, массовые гуляния и т.д. полифункциональны.
Они совмещают в себе экономические, развлекательные, ком-
муникационные, психологические и прочие аспекты.
Как уже упоминалось, в гостеприимстве сочетаются не
только правила повседневного и семейного быта, но и опреде-
ленные экономические и психологические моменты, совокуп-
ность которых, например, в гагаузской системе жизнедеятель-
ности, определяется вышеупомянутой широкой философской
категорией “адамлык”, от слова «адам» (человек) – что означа-
ет меру проявления человечности.
Гостеприимство: смыслы,
функциональное предназначение
Основу репертуара гостеприимства у славянских народов
составляла благожелательность. Она сопровождалась привет-
ствиями, напутствиями, пожеланиями здоровья и всяческих
благ, выражением сочувствия и благодарности. Ритуал при-
ветствий был разработан с учетом характера взаимоотноше-
ний между людьми в зависимости от пола, возраста, степени
родственных отношений. Так, например, целование в губы при
встрече у украинцев означало особую любовь и влечение, це-
лование щек было знаком приязни, целование руки – выраже-
нием почтения и уважения [Украинцы, 2000: 288–289].
Гостеприимство у восточнославянских народов входило
в широкий диапазон межличностного общения. Оно способ-
ствовало выработке и закреплению оптимальных вариантов
социального капитала. Многие правила поведения, нормы
приема, угощения, одаривания и провода гостей становились
нормами этикета, с помощью которого в каждом локальном со-
циуме поддерживалась преемственность норм традиционной
культуры и стабильность межличностных и межгрупповых от-
ношений.
78
Переход от социализма к капитализму, проникновение ры-
ночных отношений в повседневную жизнь, забвение основных
постулатов гостеприимства прежних времен, отказ от принци-
пов соборности и коллективизма в пользу конкуренции и ин-
дивидуализма оказывали негативное влияние на сохранение
самого института гостеприимства в его главной функции в ка-
честве технологии и практики межличностных связей.
Уже в перестроечные годы, накануне развала Советско-
го Союза, наблюдения над повседневной жизнью москвичей
показали тенденции, связанные с переходом от принципов
солидаризации, оказания помощи нуждающимся, культиви-
рованием добродетели и доверия к новым принципам рациона-
лизации, меркантильности и расчетливости, материальной или
иной корысти. Десятилетний ребенок друзей встречал гостей,
спрашивал кто из гостей самый главный, ставя своих родите-
лей в крайне неловкое, стеснительное положение. Значит ребе-
нок готовился строить свое отношение к гостю в зависимости
от того, он главный или рядовой.
Сравнение различных форм гостеприимства, совпадающих
и отличающихся друг от друга репертуаров, правил поведения
хозяев и гостей, драматургии застолий и угощений, этики об-
рядов и ритуалов народов, входящих в состав восточнославян-
ских, и в ряде тюркских народов, дает основания для вывода
о том, что их историко-культурное взаимодействие, дливше-
еся на протяжении не менее полутора тысячелетий, оставило
заметные, порой глубокие следы в практике межэтнического
общения. В ходе передвижений тюркских народов с востока на
запад в течение V–XV вв., а затем переселения, начиная с XVI
в., русских вместе с другими восточнославянскими народами с
запада на восток, традиции гостеприимства, как неотъемлемая
часть и неизбежный итог межэтнического симбиоза, не сме-
няли друг друга, а совмещались, порождая чувство межэтнич-
ного единства на евразийских просторах. Еще раз согласимся
с С.Г. Кляшторным в том, что «история тюркских народов,
вместе с другими племенами кочевого населения Великой Сте-
79
пи, является органичной частью общей истории Евразии и с
древнейших времен неотделима от истории славянских госу-
дарств Восточной Европы. Хотя впоследствии, в XVI–XIX вв.
преобладающая часть этих народов, больших и малых, вошла
в состав многонациональной Российской Империи, процессы
исторической жизни Пашни и Степи сохраняли, вплоть до се-
редины нашего тысячелетия, относительную внутреннюю са-
мостоятельность. Сложение общего для них геополитического
пространства, начавшееся одновременно с возникновением
Киевской Руси и хазаро-болгарских государств в Северном
Причерноморье и Поволжье, интенсифицировалось значитель-
но позднее» [Кляшторный, электронный ресурс].
Феномен гостеприимства у татар был составной частью тра-
диционных календарных и семейных праздников и служил глав-
ным образом формой межличностного и межсельского общения.
Более того, званые обеды татар, хорошо известные из литерату-
ры, проводимые по традиционному ритуалу (картлар ашы), со-
храняли в определенной мере религиозную и этническую окра-
ску, но продолжали оставаться в комплексе коммуникативных
связей и входили чаще всего в репертуар семейной обрядности.
Традиционно каноническим в такого рода обрядах оставалось
почтительное отношение к людям старшего возраста.
Некоторые элементы в обрядах и ритуалах казанско-татар-
ского гостеприимства, вплетенные в ткань народных праздни-
ков, имели широкое распространение не только в татарских
селениях, но и в селениях Поволжья и Приуралья, населенных
русскими. Так, например, татарский праздник Джыен прово-
дился во время ярмарки, приуроченной к одному из христи-
анских праздников в одном или другом из соседних сел. На
следующий день после ярмарки устраивались традиционные
конные скачки, бега, борьба, а также шуточные состязания.
В двух поселениях Курганской области – Каргаполье и в со-
предельном русском селе Тамакулье с отчетливым тюркским
названием мне приходилось на рубеже 1940–1950-х годов на-
блюдать праздники, в репертуаре которых были элементы та-
80
тарского Сабантуя – бег в мешке, битье горшков и стеклянных
банок, борьба на круглом вертящемся бревне мешками, напол-
ненными соломой или сеном, качание на веревках вокруг стол-
ба. Все эти элементы, как я сегодня понимаю, являлись бес-
спорными признаками и элементами татарского и башкирского
праздника Сабантуй.
Более того, в далекой от поволжских и сибирских тюрок
Гагаузии дни ярмарок по четвергам почитались более празд-
ничными днями, чем воскресенье, и сопровождались приездом
гостей и увеселительными и увлекательными играми, состяза-
ниями, деловыми сделками, перспективными знакомствами.
Будучи частью коммуникативных связей и общения, риту-
алы татарского гостеприимства не включали конституирован-
ную обычным правом ответственность хозяев за безопасность
и защиту гостей. Лишь по отдельным упоминаниям в литера-
туре XVIII–XIX в., можно предположить, что в старину такой
обычай был известен генетически родственным тюркским на-
родам. Немецкий ученый И.-Г. Георги, автор знаменитой кни-
ги «Описание всех обитающих в Российском Государстве на-
родов, их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ,
украшений, забав, вероисповеданий и других достопамятно-
стей», впервые увидевшей свет в 1799 г., а затем неоднократно
переиздаввшейся, оставил подробное описание гостеприим-
ства у казахов, в репертуаре которого имели место обязанность
и ответственность хозяина за безопасность гостя, особенно
если гость был из числа иностранцев: «Ежели кто ни есть из
иностранцев подружится со знатным или по одному только бо-
гатству почитаемым киргизцем (казахом. – М.Г.), то он, сообща-
ясь с ним, пользуется в ордах гораздо большей безопасностью,
нежели когда бы имел при себе и воинскую стражу, коя никак
против больших шаек устоять бы не могла. Грабители тотчас от-
стают от своего намерения, как скоро киргизец (казах. – М.Г.)
уверит их, что иностранец его приятель; и ежели кто-нибудь
из киргизцев обещается такое покровительство оказывать, то
нарочито можно на слово его надеяться» [Георги, 2007: 242].
81
В большинстве томов серии «Народы и культуры» случай-
ные упоминания или детальные описания каких-либо сторон
бытующего хождения в гости и приема гостей не сопрово-
ждается сколько-нибудь обстоятельным истолкованием его
социально-этического значения и функционального смысла.
Некоторые исключения составляет интересная крымскотатар-
ская традиция, смысловая нагрузка которой заслуживает осо-
бого внимания. В 10-й день, когда почитается Курбан-байрам
– важный исламский праздник жертвоприношения, который до
середины XIX в. праздновали в течение 10 дней, один из бо-
гатых жителей деревни отправлялся к соседу и вместе с ним
шел далее к другому соседу. Посетив жителей всей деревни,
он и остальные собирались в доме «зачинщика», инициировав-
шего такой обход, которому предстояло угощать всех гостей.
Автор приведенного сообщения в томе «Тюркские народы
Крыма» Л.И. Рославцева не без оснований раскрывает смысл
этой оригинальной крымскотатарской традиции, состоящей в
том, что она «объединяла односельчан и воспитывала их в духе
общинной солидарности, осознание которой было развито у
всех крымских татар, независимо от принадлежности к тому
или иному сословию» [Рославцева, 2003: 311]. Ценное наблю-
дение!
Трудно переоценить значение этого истолкования в деле
укрепления внутриэтнического, а частично и внутрилокально-
го, территориального сообщества. С известными оговорками
этот подход к раскрытию семантики гостеприимного обряда
можно, пожалуй, экстраполировать на значительную часть
ритуалов гостеприимства у ряда других народов. В. лавине
литературы и в бесконечных рецептах по преодолению раз-
горавшихся межэтнических конфликтов сценарии и ритуалы
гостеприимства редко фигурируют в качестве технологий по
предупреждению конфликтов. Между тем описания и характе-
ристика гостеприимства, как и многие другие стороны повсед-
невной жизни народов, вмонтированные в тексты томов серий-
ного издания «Народы и культуры», могли бы оказать добрую
82
услугу тем, кто отвечает за этнополитическую стабильность
многоэтнического общества.
Если сравнивать восточнославянское и тюркское гостепри-
имство, то обнаруживается удивительно много общего. Многие
элементы гостеприимства как гостевания исполняются в русле
доверия и гуманистической традиции. Анализ литературы дает
аргументы для вывода о близости идеологии гостеприимства
к религиозной догматике. Исполнение гостеприимства «рели-
гиозно» не в смысле веры в Бога, а в смысле внутреннего со-
стояния такой ментальности, когда главным для участников его
сценария становится преодоление личного эгоизма, местечко-
вой замкнутости, когда хозяин и гость открываются друг для
друга и растрачивают («раздают») себя для того, чтобы снова и
снова подтвердить свою идентичность и целостность.
Широкая трактовка гостеприимства как технологии обще-
ния и института социального взаимодействия дает ключ к по-
ниманию центрального нерва социетального общества, озабо-
ченного проблемами выживания и самосохранения.
Так, например, у хакасов угощали айраном – летним про-
хладительным напитком, любого, пришедшего в юрту хозяи-
на, даже если прохожий или сосед не воспринимался по ста-
тусу как гость. Айран готовили из кислого коровьего молока.
Получив у запасливого хозяина бутылку айрана, гость или
случайный прохожий отдавал взамен бутылку свежего моло-
ка, со смыслом, чтобы у хозяина не исчезло счастье [Бутана-
ев, 2006: 574].
Догматика, практика и индикаторы гостеприимства выво-
дят исследователя на главные составляющие в межличност-
ных и межэтнических связей. Отношение человека к челове-
ку коренится не в природных инстинктах, а в существовании
человека, в сосуществовании людей, в преодолении усталости
и страха одиночества, в преодолении равнодушия к жизни, в
преодолении представлений об извечной человеческой агрес-
сивности и в стремлении к радостному проживанию жизни как
к сохранению искусства жить.
83
Наряду с социальными и культурными факторами практи-
ка гостеприимства имеет под собой глубокие психологические
корни. Можно думать о том, что главные действующие лица в
спектакле гостеприимства притягивают к себе как магнит по
той причине, что сама жизнь для них привлекательна. Не слу-
чайно Эрих Фромм приводил пример о влюбленных, которые
на стадии ухаживания стремятся понравиться друг другу и вы-
глядят оживленнее и симпатичнее обычного. Так участники
ритуала гостеприимства притягивают к себе своим жизнелю-
бием [ Фромм, 1993: 376].
Исполнение обрядов гостеприимства у всех народов со-
провождается песнями, танцами, взаимными подарками, что в
совокупности порождает радость как важнейшую составную
Достарыңызбен бөлісу: |