Мотивы, поводы и формы приема и посещения гостей

112
ный характер. Так, в подавляющем большинстве семей гостей 
чаще всего приглашали по случаю больших праздников – обще-
государственных, православных, в честь царской семьи и т.п. 
Особенно  широко  отмечали  москвичи  Рождество,  Креще-
нье, Пасху, Троицу, Новый год и масленицу. В домах знатных и 
богатых людей в эти дни устраивались грандиозные торжества 
с большим количеством приглашенных, пышными застольями, 
балами, фейерверками и т.п., о чем довольно подробно писала 
в своих воспоминаниях княгиня Е.П. Янькова. 
В семьях попроще, с традиционным укладом жизни, к ко-
торым принадлежала, например, семья одного из наших ав-
торов – И.С. Шмелева, акцент делался на посещение храмов, 
участие в богослужении. Но и гостей в эту весьма зажиточную 
семью  приглашалось  немало,  в  числе  них  обязательно  были 
священнослужители. Устраивалось обильное угощение, кото-
рым  делились  с  работниками,  прислугой.  «Весь  двор  наш  – 
праздник, – писал И.С. Шмелев о праздновании Пасхи. – На 
розовых и золотисто-белых досках, на лесенках амбаров, на 
колодцах,  куда  ни  глянешь,  –  всюду  пестрят  рубахи,  самые 
яркие, новые, пасхальные… Всюду треплются волосы в рас-
качку – христосуются трижды. Гармошек нет, слышится толь-
ко чмоканье… Пришли рабочие разговляться и ждут хозяина… 
Все  сядем  за  стол  с  народом,  под  навесом,  так  повелось  “от 
древности”… от дедушки» [Шмелев, 2011: 84]. 
В таких семьях отмечали с гостями, помимо главных, и мно-
гие другие религиозные праздники. И.С. Шмелев вспоминал, 
например, о празднике в честь Донской иконы. «Завтра у нас 
“Донская”... “Донская” у нас великий праздник, со старины, к 
нам со всей Москвы съедутся, как уж заведено, – все и парадно 
надо» [Там же: 199]. 
Люди  небогатые,  которых  в  Москве  было  большинство, 
также считали необходимым общегосударственные и религи-
озные праздники отмечать вместе с близкими и друзьями. «В 
праздничные дни, – писал об одной семье со средним достат-
ком Н.В. Давыдов, – всегда к обеду приезжали гости» [Ушед-

113
шая Москва, 1964: 21]. О том же сообщал В.А. Гиляровский, 
описывая быт мастеровых и рабочих, живущих в так называе-
мой «Олсуфьевке» – рабочем квартале: «В большие праздники 
в  семейных  квартирах  устраивали  вечеринки»  [Гиляровский, 
1956: 272]. 
По  календарю  значились  праздниками  и  так  называемые 
царские  дни,  связанные  с  жизнью  и  биографией  членов  им-
ператорской  семьи.  «В  эти  дни  у  губернатора  давали  балы, 
на которые приглашались высшие военные чины, московская 
знать и именитое купечество» [Ушедшая Москва, 1964: 357]. 
В организации подобных мероприятий обязательно принима-
ли участие представители наиболее знатных и богатых семей 
Москвы.  Например,  по  поводу  коронации  Николая  Павлови-
ча граф Юсупов устроил пышные торжества с приглашением 
большого числа гостей. «Праздник этот был самый роскошный 
из всех праздников, которые тогда были…», – вспоминала кня-
гиня Е.П. Янькова [Рассказы бабушки, 1989: 170]. 
Грандиозные торжества устраивались и по случаю посеще-
ния Москвы членами царской фамилии. «Невступно два меся-
ца пробыл в Москве двор, и более месяца продолжались всякие 
торжества», – замечала Е.П. Янькова [Там же: 312]. Поводом 
для  устройства  массовых  гуляний  в  Москве  служили  и  дру-
гие  важные  государственные  даты.  Например,  как  сообщала 
Е.П. Янькова, «после взятия Парижа нашими войсками в 1814 
году граф Растопчин делал для Москвы у себя большой празд-
ник» [Там же: 302].
Семейные события. Без приглашения гостей не обходилось 
и ни одно важное семейное событие. Это, прежде всего, кре-
стины,  свадьбы,  похороны,  именины,  дни  рождения.  Понят-
но, что такие даты в каждой семье праздновались по-разному. 
Иногда люди могли себе позволить пригласить в гости только 
самых  близких  родственников  и  друзей.  И  напротив,  в  знат-
ных  и  богатых  семьях  именины,  например,  превращались  в 
многолюдные и пышные торжества. И.С. Шмелев вспоминал о 
праздновании именин своего отца: «Гости все наезжают и на-

114
езжают… К ночи гостей полон дом набился» [Шмелев, 2011: 
220]. А П. Вистенгоф так писал о купеческой семье: «Купец в 
день именин своих и жены… дает закуски, обеды, а иногда и 
роскошные балы» [Русский очерк, 1986: 108]. Дни рожденья 
отмечались скромнее, с меньшим числом приглашенных. Так, 
княгиня Е.П. Янькова рассказывала: «Я решила ехать обедать 
к тетушке… В этот день было чье-то день рождение, на обе-
де должны были съехаться только родные, все свои» [Рассказы 
бабушки, 1989: 209]. 
Наиболее многолюдными даже в семьях с небольшим до-
статком были свадьбы и поминки. Не описывая подробно весь 
свадебный обряд, заметим, что и сама свадьба, и предшеству-
ющие ей события тесно переплетались с обычаем гостеприим-
ства, сопровождаясь постоянными взаимовизитами. Покажем 
это на примере описания И.А. Белоусовым свадебных торжеств 
в купеческой семье, приведенного в книге «Ушедшая Москва». 
Сначала в дом потенциальной невесты приходила сваха. После 
того как родители давали согласие на брак, назначались смо-
трины, «которые происходили или на гулянье или в театре, где 
жених только по виду знакомился с невестой… Но чаще все-
го жених под предводительством свахи ехал смотреть невесту 
на  дом…  Если  дело  налаживалось,  старики  условливались  о 
дне “сговора”… “Сговор” являлся как бы извещением близких, 
родных,  знакомых  о  предстоящей  свадьбе;  для  этого  устраи-
вался бал, во время которого назначался день благословения. У 
более состоятельных москвичей балы в день благословения и в 
день свадьбы устраивались в наемных домах… На другой день 
после благословения жених приезжал к невесте с гостинцами», 
которые в основном шли на угощение подруг невесты. 
«Невеста  все  предсвадебное  время  приглашала  к  себе  го-
стить подруг, которые помогали готовить приданое…». В эти 
дни «жених становился своим человеком в доме невесты; он 
ездил к ней почти каждый день, привозил с собой своих товари-
щей, и тогда устраивались вечеринки с пением, танцами, игра-
ми… Когда приданое было готово, назначался день свадьбы… 

115
Перед самым днем венчания дьякон приезжал в дом жениха и 
записывал в книгу необходимые сведения о бракосочетании… 
К малосостоятельным дьякон не ездил на дом, а запись в книгу 
производилась в церкви перед венчанием… Накануне дня вен-
чания в доме невесты назначался девичник и прием женихом 
приданого;  на  эту  церемонию  приглашались  только  близкие 
родные  да  молодежь  со  стороны  жениха  и  невесты».  В  день 
венчания  «жители  местных  околотков  толпами  собирались 
около  свадебного  поезда  и  около  церкви,  стараясь  попасть  в 
нее и посмотреть на венчание; но на богатых и многолюдных 
свадьбах в церковь пропускали только по билетам... 
После венчания новобрачные и близкие родственники заез-
жали ненадолго в дом жениха, а оттуда уже ехали на бал… На 
балу новобрачных встречали собравшиеся гости: они стояли в 
большом зале на две стороны: по одну – мужчины, по другую – 
женщины... 
На другой день после свадьбы молодые ездили с визитами 
к близким родственникам и уважаемым гостям, при этом они 
развозили с собой в карете коробки конфет и дарили эти конфе-
ты при каждом визите, а их отдаривали золотыми и серебряны-
ми вещами» [Ушедшая Москва, 1964: 359–367]. 
В  богатых  и  знатных  семействах  послесвадебный  прием 
новобрачных обставлялся не хуже самих свадебных торжеств. 
Е.П.  Янькова  описала  подобный  прием  у  графини  Орловой-
Чесменской: «Стол был накрыт очень богато, все было из сере-
бра, приборы золоченые, а десертные ножи и вилки золоченые 
с сердоликовыми ручками…, на хорах была музыка, везде пре-
множество цветов» [Рассказы бабушки, 1989: 220].
В  похоронном  обряде  обычно  участвовало  не  меньше  го-
стей,  чем  на  свадебном.  Заходили  и  неприглашенные,  в  том 
числе  совершенно  посторонние  люди.  И  это  было  в  порядке 
вещей, т.к. считалось, что, чем больше людей почтит, помянет 
покойного, тем легче ему будет на Божьем суде. Многие не уча-
ствовали в самой похоронной церемонии, а сразу приезжали на 
поминки. «А после погребения в тех же самых наемных домах, 

116
в тех же комнатах, где накануне ночью праздновалась веселая 
свадьба, днем происходила многолюдная тризна…» [Телешов, 
1987: 301–302]. По воспоминаниям И.А. Белоусова, «москви-
чи вообще любили помянуть своих покойников. Поминальные 
обеды справлялись с особым ритуалом: прежде всего на них 
присутствовало духовенство, которое перед обедом читало по-
ложенные молитвы, служило литию и благословляло “яству и 
питие”, которыми обильно были уставлены столы» [Ушедшая 
Москва, 1964: 368]. 
Приглашали гостей и по случаю многих других домашних со-
бытий.  Отмечали,  например,  возвращение  дочери  из  пансиона, 
приезд дальнего родственника или сына-военнослужащего на по-
бывку, получение наследства и т.п. [Русский очерк, 1986: 502]. 
Совместные застолья. Особым поводом для приема гостей, 
судя  по  литературным  источникам,  служили  часто  практику-
емые  даже  в  семьях  среднего  достатка  совместные  трапезы. 
Приглашения вместе «отобедать, отужинать», попить чаю зву-
чали в то время постоянно. Княгиня Е.П. Янькова рассказывала 
про свою бабушку: «Бабушка была большая хлебосолка и не 
любила лицом в грязь ударить, приглашала всех соседей к себе 
хлеба-соли откушать….» [Рассказы бабушки, 1989: 9]. И, оче-
видно, не зря А.С. Грибоедов в комедии «Горе от ума» вложил в 
уста своего далеко не самого положительного героя Фамусова, 
рассуждающего о достоинствах московской жизни, следующие 
слова: «Да это ли одно? Возьмите вы хлеб-соль: / Кто хочет к 
нам пожаловать – изволь; / Дверь отперта для званных и незва-
ных, / Особенно из иностранных; / Хоть честный человек, хоть 
нет, / для нас равнехонько, про всех готов обед» [Грибоедов, 
1986: 62].
По воспоминаниям Н.В. Давыдова, повествующего о жиз-
ни  московской  интеллигентной  семьи  среднего  достатка,  на 
обед к ним каждый день «приходили несколько полугостей, то 
есть хотя и не принадлежащих к семьей лиц, но, так или иначе, 
близких ей и пользующихся постоянно ее гостеприимством…» 
[Ушедшая Москва, 1964: 18]. 

117
Н.П. Розанов рассказывал о своих друзьях: «П. М-ч обыкно-
венно звал к себе “на обед” или “на завтрак” и всячески старал-
ся как можно лучше угостить своих друзей. Будучи вдовцом, 
он сам вел хозяйство и покупал провизию в самых лучших ма-
газинах Охотного ряда…» [Розанов, 2004: 153]. «У Поликарпа 
Ефимовича Луковникова… я бывал… на званых ужинах, кото-
рые устраивались на широкую ногу, иногда даже с оркестром 
музыки»  [Розанов,  2004:  147].  А  в  романе  П.Б.  Боборыкина 
«Китай-город», где речь идет о довольно богатой московской 
семье,  рассказывалось,  что  у  них  на  обедах  присутствовали 
иногда совсем малознакомые люди: «Этот Палтусов стал не-
давно ездить. Обедал и запросто. У них многие так обедают» 
[Боборыкин, 1988: 146]. 
Н.П. Вишняков, выходец из купеческой семьи, отмечал, что 
по выходным к ним на семейные обеды приглашалась семья их 
квартиросъемщика.  «Впрочем,  Иван  Петрович  один  нередко 
приходил и в будни к нам ужинать, внося с собой своеобразное 
оживление» [Ушедшая Москва, 1964: 257]. 
Встречались в те годы и люди, причем и не из самых бедных 
слоев, которые пользовались чужим гостеприимством, чтобы 
вообще не готовить дома, т.е. жили за чужой счет. По воспоми-
наниям Е.П. Яньковой, княгиня Архарова «имела еще ту стран-
ность, что не любила дома обедать…, она каждый день кушала 
в гостях, кроме субботы» [Рассказы бабушки, 1989: 25]. 
Чаепитие. К серии совместных трапез можно отнести и ча-
епития. Приглашение «на чай» являлось в Москве весьма рас-
пространенным явлением, и было характерно для всех слоев 
общества, даже самых малообеспеченных. Для москвичей ча-
епитие с гостями являлось неотъемлемой чертой образа жизни 
и упоминалось практически во всех используемых нами лите-
ратурных источниках. 
Весьма  подробно  об  этом  писал  московский  писатель  и 
журналист середины XIX в. Н.В. Поляков. В своей книге очер-
ков «Москвичи дома, в гостях и на улице» он восклицал: «Су-
ществует ли на земном шаре хоть один подобный город, в ко-

118
тором  чай  играет  такую  важную  роль,  как  в  Москве?»  [Цит. 
по: Муравьев, 1999: 120]. «Чаепитие в Москве – это не простое 
чаепитие, а явление. Причем явление неординарное, своеобыч-
ное, истинно и исключительно московское» [Там же: 115]. «Если 
вы приглашаете к себе кого-нибудь в гости и по недогадливости 
или рассеянности не попотчеваете чаем, то рекомендую вам, вас 
запишут в число не знающих приличий гостеприимства… Если, 
например, один приглашает другого идти куда-нибудь, а тот не 
хочет и отговаривается: “ – Некогда. – Пойдем. – Ну зачем я 
туда пойду? Что мне там делать? – Экой чудак, пойдем, – го-
ворит первый, – зайдем, чайку попьем”. И после такого резона 
второй отправляется с приятелем куда угодно» [Там же: 122]. 
А вот что писал о московском чаепитии И.Т. Кокорев: «Кто 
знает Москву не понаслышке, не по беглой наглядке, тот со-
гласится, что чай – пятая стихия ее жителей и что, не будь этой 
земной амврозии, в быте москвичей произошел бы коренной 
переворот… Бывали ли вы в доме чисто русском…? Тут ни-
какое потчевание не обойдется без чаю; им оно начнется, как 
следует  по  порядку,  и  им  же  нередко  кончится,  на  дорогу… 
Никакие отговорки не избавят вас от обязанности присесть к 
самовару» [Русский очерк, 1986: 445–446].
По  мнению  В.А.  Гиляровского,  «чаем  определялась  сте-
пень  гостеприимства  и  знания  правил  приличия»  [Гиляров-
ский, 1956: 345]. В книге «Хороший тон», изданной в 1881 г., 
в  специальном  разделе  «Чай»  говорилось:  «Приглашение  на 
чай  есть  приглашение  в  собрание,  меньшее  числом  гостей  и 
сопряженное с меньшими издержками, чем обед или бал. На-
рушая порядок повседневной жизни, последние, обыкновенно, 
бывают  причиною  многих  хлопот  и  забот.  Чай  же,  напротив 
того, не причиняет никаких беспокойств, и чем лучше присут-
ствующие знают друг друга и находятся в лучших отношениях, 
тем приятнее и веселее проводится время. Чай и маленький ве-
чер отличаются один от другого только числом гостей – так как 
если оно превосходит 25 человек, то называется вечером, если 
же меньше то – чай. Собравшееся на чай общество знакомых 

119
между собой людей проводят вечер в интересной оживленной 
беседе, предметом которой служит искусство, литература, по-
следние явления общественной жизни и т.п.» [Цит. по: Мура-
вьев, 1999: 134]. 
«Домашний чай в домах литературной, художественной, на-
учной интеллигенции, сохраняя черты и прелести вообще до-
машнего чая, с оживленной беседой, шутками, музыкой, зача-
стую превращался в серьезный профессиональный разговор» 
[Там  же:  138].  На  домашних  чаепитиях  нередко  собирались 
целые семейства родных, друзей и знакомых. Весьма известны 
купеческие чаепития, в том числе по рисункам и литографиям 
тех лет.
В отличие от приемов, балов и даже обедов и ужинов, где в 
той или иной мере проявлялись нотки официоза, натянутости, 
необходимости соблюдения определенного этикета, «чай» был 
более демократичным. По словам В. Муравьева, «московское 
чаепитие  отличалось  особой  сердечностью,  открытостью  и 
простотой во взаимоотношениях хозяев и гостей. Как извест-
но, в Китае и Японии питье чая обставлено строгим и сложным 
церемониалом…  В  Москве  же  хозяева  предлагали  гостям  за 
чайным столом чувствовать себя свободно – “без церемоний”» 
[Там же: 121]. Приглашение на чай тоже происходило без со-
блюдения  каких-либо  особых  условностей.  В.  Гиляровский 
писал, что как-то встретил на улице своего старого знакомого, 
одними из первых слов которого после взаимного приветствия 
были: «пойдем ко мне чай пить» [Гиляровский, 1956: 345]. 
А.Ф. Кони вспоминал, что дважды в неделю он преподавал 
купеческой  дочке  арифметику  и  географию.  «В  конце  урока, 
столь щедро оплачиваемого, мать моей ученицы… заставляла 
меня непременно выпить большой стакан крепчайшего чаю и 
“отведать” четырех сортов варенья. Так сливалась у них – лю-
дей весьма зажиточных – расчетливость с традиционным мо-
сковским гостеприимством» [Ушедшая Москва, 1964: 294]. 
По  московским  стандартам  чай  должен  был  быть  обяза-
тельно очень крепким, горячим, его должно быть много (в обя-

120
зательном  порядке  надо  было  выпить  не  менее  трех  чашек). 
Таким  чай  пили  все  сословия,  начиная  от  дворян  и  кончая 
нищими.  «Из  москвичей  редко  найдется  бедняк,  у  которого 
не было бы самовара» [Русский очерк, 1986: 446]. Несмотря 
на демократичность чаепития, сама его процедура выглядела 
достаточно торжественно: в комнату вносился большой само-
вар, на стол ставились различные закуски и сладости, хозяйка 
обычно собственноручно разливала чай по чашкам и подава-
ла гостям. Празднично обставлялось «послебанное чаепитие» 
[Ушедшая Москва, 1964: 116].
Развлечение,  общение,  получение  информации,  совмест-
ное  творчество.  Вполне  понятно,  что  официальные  поводы 
приглашения  гостей  часто  носили  формальный  характер,  а 
главным  было  желание  развлечься,  весело  провести  время  с 
приятными  людьми,  поговорить,  обменяться  информацией 
и  т.п.  Представители  высших  сословий  постоянно  устраива-
ли  различные  развлечения  для  себя  и  своих  гостей.  Княгиня 
Е.П.Янькова упоминала подобные торжества у графа Шереме-
тева, графа Орлова и других. По ее словам, например, «граф 
Орлов-Чесменский давал праздники и пиршества в Алексан-
дровском дворце “для забавы своей единственной дочери и для 
утешения всей Москвы”» [Рассказы бабушки, 1989: 162].
В.А.  Гиляровский  то  же  самое  писал  о  князе  В.А.  Долго-
руком,  который  очень  любил  постоянно  устраивать  «торже-
ственные приемы и блестящие балы… На его балах бывала вся 
Москва…  Сам  князь,  старый  холостяк,  жил  царьком,  любил 
всякие торжества, на которых сам председательствовал» [Ги-
ляровский, 1956: 145]. 
«Прожигатели жизни» использовали любые предлоги, что-
бы  устроить  себе  праздник  и  развлечься.  В.А.  Гиляровский 
рассказывал, например, о бале в связи с проведением электри-
чества. «Это было в половине восьмидесятых годов. Первое 
электрическое освещение провели в купеческий дом к моло-
дой вдове-миллионерше, и первый бал с электрическим ос-
вещением был назначен у нее… Собралась вся прожигающая 

121
жизнь Москва, от дворянства до купечества…» [Гиляровский, 
1956: 170].
Вернувшийся из-за границы Чацкий из комедии А.С. Грибо-
едова «Горе от ума» в разговоре с Софией восклицает: «…Что 
нового покажет мне Москва? / Вчера был бал, а завтра будет 
два» [Грибоедов, 1986: 41]. А героиня этого же произведения 
София, приглашая в гости Скалозуба, сожалеет, что временно, 
из-за траура, у них в доме не может быть дан бал: «…съедутся 
домашние друзья / Потанцевать под фортепияно, – / Мы в тра-
уре, так балу дать нельзя» [Там же: 71].
С  целью  развлечения,  общения,  совместного  застолья 
устраивались вечеринки, которые были гораздо менее затрат-
ными, пышными и вычурными, чем приемы, балы, званые обе-
ды и ужины. Н.П. Розанов пишет: «Такие вечеринки устраивал 
регулярно в течение осенне-зимнего сезона А.В. Дударев, мой 
знакомый по даче… Хозяин сам был человек очень ласковый 
и любил угостить, так что бывать у него было приятно» [Роза-
нов, 2004: 146].
Небогатая молодежь по выходным организовывала у кого-
нибудь в доме вечеринки с пением и танцами под гармонику. 
Л.А. Андреев в рассказе «У окна» описал одну из таких вече-
ринок, которая была не слишком изысканной, и которую посе-
щали гости разного склада и воспитания. Героиня рассказа На-
таша, хотя и надеялась найти на таких вечеринках себе жениха, 
вела себя достаточно строго. «Когда Гусаренок, также бывший 
на этой вечеринке и, по обыкновению, несколько пьяный, игри-
во обнял ее за талию, она грубо оттолкнула его…» [Андреев, 
1983: 121]. По мнению П.И. Богатырева, «тогда средний и низ-
ший  классы  театров  и  клубов  за  редкими  исключениями  не 
посещали и находили себе удовольствие в трактирах, где пели 
песенники  и  играла  музыка.  Но  трактиры  посещали  только 
мужчины, а женщины устраивали у себя дома вечеринки в под-
ходящее для этого время» [Ушедшая Москва, 1964: 148].
Важнейшей функцией приема гостей были, как уже отме-
чалось, межличностное общение и обмен информацией. Про 

122
одну свою знакомую Н.П. Вишняков писал, что она постоянно 
ездила к кому-либо в гости, и ее «природная любознательность 
давала ей при этом возможность приобретать весьма обшир-
ные сведения. Про купеческую Москву она знала всю подно-
готную, и быль, и небылицу, и охотно делилась своими позна-
ниями» [Ушедшая Москва, 1964: 274].
Встречи  с  гостями  нередко  носили  познавательно-творче-
ский характер и были связаны с желанием провести время с 
приятными собеседниками, знающими умными, творческими 
людьми, вместе насладиться музыкой, поэзией и т.п. «Екатери-
на Сергеевна Герард была из числа тех лиц, которых знала вся 
Москва, то есть все так называемое порядочное общество, и, 
хотя она никогда никого не звала к себе обедать, не знаю, пивал 
ли даже у ней кто-нибудь чай, а в карты ни она сама нигде, ни у 
нее никто не играл; все к ней езжали больше поутру, и не было 
дня, чтобы кто-нибудь у нее не побывал... Она привлекала тем, 
что была живая, веселая, разговорчивая… Она много читала, 
имела хорошую память, много помнила и умела хорошо и за-
нимательно рассказывать; шутила остро и остроумно, никого 
не затрагивая… Все любили ее, всем было с нею весело» [Рас-
сказы бабушки, 1989: 315]. 
А Н.П. Розанов, вспоминая о своих посещениях дома насто-
ятеля церкви Николы Явленного на Арбате, писал, что тот по 
воскресеньям «принимал у себя своих сотрудников» исключи-
тельно для бесед на интеллектуальные темы, «по чтениям для 
образованных слушателей» [Розанов, 2004: 159].
В романе П.Б. Боборыкина «Китай-город» речь идет о хо-
зяйке одного богатого дома, которая устроила у себя салон, где 
собирала людей исключительно для интеллектуального обще-
ния, стремясь, чтобы «ее гостиная стала самой умной в городе» 
[Боборыкин, 1988: 146]. 
В этой связи нельзя не упомянуть о встречах представителей 
творческой интеллигенции. Известным на всю Москву был са-
лон Зинаиды Волконской. Как писал В.А. Гиляровский, «здесь 
в двадцатых годах прошлого столетия собирались тогдашние 

123
представители искусства и литературы. Пушкин во время сво-
их приездов в Москву бывал у Зинаиды Волконской, которой 
посвятил стихотворение» [Гиляровский, 1956: 224].
Писатель рассказывал также: «В Палашевском переулке, ря-
дом с банями, в восьмидесятых годах была крошечная овощная 
лавочка, где много лет торговал народный поэт И.А. Разоре-
нов… Его другом был Суриков. У него бывали многие москов-
ские поэты. К нему из Петербурга приезжали А.Н. Плещеев, 
С.В.  Круглов.  Я  жил  некоторое  время  в  номерах  “Англия”  и 
бывал у него ежедневно» [Там же: 278]. 
Подобные встречи, устраиваемые в те или иные дни недели, 
имели соответствующие названия: «понедельники», «среды», 
«четверги», «субботы» и т.п. Так, например, в романе П.Д. Бо-
борыкина «Китай-город» одного из героев «богатый и литера-
турный  барин  пригласил  на  свой  “понедельник”,  на  котором 
должны  были  присутствовать  некоторые  известные  писатели 
и поэты и читать свои произведения» [Боборыкин, 1988: 341]. 
Массу  примеров  подобного  рода  можно  встретить  в  очерках 
В.А. Гиляровского. В частности он рассказывал об одном ху-
дожнике-любителе К.С. Шиловском, который приглашал зна-
комых  художников  к  себе  на  «субботы».  «И  стали  у  него  в 
квартире, в Пименовском переулке, собираться художники…» 
[Гиляровский, 1956: 115]. На «средах» же, устраиваемых В.Е. 
Шмаровиным,  знатоком  живописи  и  коллекционером,  карти-
ны, написанные присутствующими художниками, разыгрыва-
лись в лотерею, так можно было выиграть за гривенник полот-
но Левитана [Там же: 116]. 
XIX  век  в  России  был,  как  известно,  временем  яркого 
всплеска литературы и искусства, на этот период падает рас-
цвет творчества многих выдающихся российских литераторов, 
поэтов,  композиторов,  архитекторов,  музыкантов,  артистов, 
певцов.  Москвичи,  даже  не  особенно  зажиточные,  старались 
не оставаться в стороне от этой художественной атмосферы. В 
богатых и не очень домах нередко гостей приглашали на музы-
кальные и литературные вечера, на которых выступали поэты, 

124
пианисты,  певцы,  в  том  числе  и  не  профессионалы,  а  люби-
тели. Н.П. Вишняков, описывая быт купеческой семьи, писал: 
«Устраивались также музыкальные вечера, в которых обычно 
принимала участие, играя на фортепьяно, хозяйская дочка…» 
[Ушедшая Москва, 1964: 268].
Считалось  хорошим  тоном,  если  девушки  в  семье  обуча-
лись игре на музыкальных инструментах, разучивали роман-
сы, могли аккомпанировать во время танцев, сочиняли стихи и 
блистали своими талантами перед гостями. Фамусов из коме-
дии «Горе от ума» не зря жаловался: «Берем же побродяг, и в 
дом и по билетам, / Чтоб наших дочерей учить всему, всему, / И 
танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам! / Как будто в жены 
их готовим скоморохам» [Грибоедов, 1986: 31–32]. 
Несколько  слов  хотелось  бы  сказать  и  о  более  частных, 
камерных  визитах,  которые  наносились  друг  другу  подруга-
ми  или  близкими  друзьями.  Посудачить  с  подружками  было 
свойственно представительницам всех слоев московского на-
селения.  Судя  по  разным  литературным  источникам,  темой 
бесед служили как различные житейские проблемы, так и об-
суждения каких-либо конкретных лиц, в том числе детей, му-
жей, женихов, родственников, их здоровья, взаимоотношений 
между знакомыми и незнакомыми, своих и чужих нарядов и 
т.п.  Прислуга,  наемные  работники  при  встречах  обязательно 
обсуждали своих хозяев и их гостей. П. Вистенгоф, описывая 
составляющие счастливой жизни незамужней женщины, упо-
минал, наряду с материальными ценностями (квартира, диван, 
постель, комод и т.п.), гостящую у нее «подругу для компании» 
[Русский очерк, 1986: 115]. 
Молодые  люди  чаще  всего  собирались  вместе  благодаря 
каким–либо  общим  интересам.  «Между  товарищами  Миши 
многие также принадлежали к числу поклонников Апполона, 
и общая любовь, общие мечты и надежды сблизили их тесною 
приязнью. Поочередно собирались они друг у друга коротать 
время… Мало проскакивало фейерверочных блесток ума, но 
достаточно было сердечной теплоты, и простота заменяла хи-

125
тросплетенные парадоксы, убеждение не навязывалось, а при-
ходило само собой. Вечера у Миши были особенно шумны, и 
собеседники нередко просиживали за полночь» [Там же: 498]. 
Долгое  общение  наедине  представителей  противополож-
ного пола считалось в то время неприличным, но, тем не ме-
нее,  естественно,  происходило.  Вспомним  известные  слова, 
вложенные А.С. Грибоедовым в уста своего героя Чацкого: «Я 
езжу к женщинам, но только не за этим», сказанные им в ответ 
на предложение Молчалина поехать к Татьяне Юрьевне, что-
бы добиться ее покровительства [Грибоедов, 1986: 88]. Быва-
ло, что более или менее состоятельные мужчины снимали для 
своих подруг квартиру или дом, куда периодически и наезжали 
[Русский очерк, 1986: 508]. «С полгода господин Умудряев до-
вольно часто навещал свою знакомку…, но когда в комнатке 
прибавился новый жилец – крошка с голубыми глазенками…, 
посещения… прекратились совершенно» [Там же: 509]. 
Приглашение в гости как благотворительная акция, оказа-
ние помощи. Москвичи ходили в гости не только, чтобы отме-
тить праздники, пообедать, разлечься и пообщаться, но и для 
оказания друг другу помощи, моральной поддержки. Довольно 
часто родственников, друзей, знакомых приглашали для того, 
чтобы помочь в каком-нибудь хозяйственном деле – построить 
или починить дом или хозяйственные постройки, приготовить 
угощение  для  большого  числа  гостей;  невесты  приглашали 
подруг для подготовки приданного и т.п. Такие «помочи» обя-
зательно  заканчивались  угощением,  совместным  застольем, 
что было свойственно многим народам. 
В моральной поддержке часто нуждались люди во время се-
рьезных бедствий. Так, когда в Москве свирепствовала холера, 
Е.П. Янькова стала звать к себе своих дочерей: «Я стала писать 
к Грушеньке и Клеопатре, пишу той и другой “Приезжайте ско-
рее; коли нам суждено умереть, так уже лучше умирать вме-
сте”» [Рассказы бабушки, 1989: 321]. 
Много  примеров  искреннего  желания  людей  помочь  друг 
другу, поддержать в трудные минуты приводил В.А. Гиляров-

126
ский.  Однажды  на  московской  улице  он  встретил  художника 
Саврасова, который в тот период переживал не лучшие дни – 
пьянствовал, обеднел и опустился. «А сам дрожал, лицо было 
зеленое… – Вот собираюсь опохмелиться, никак не могу день-
ги  собрать,  за  подкладку  провалились…  –  Вот  что,  Алексей 
Кондратьевич, пойдем ко мне, – предложил я, – выпьем, заку-
сим… – Одет-то я… Нет, не пойду! – уперся было он на лест-
нице. – Да у меня отдельная комната, никого не встретим…». 
Дома В.А. Гиляровский дал художнику валенки-боты, теплые 
носки,  длинный  охотничий  пиджак  из  бобрика.  Пригласил  к 
столу. «С трудом дрожащей рукой он поднял стаканчик и как-
то медленно втянул в себя его содержимое. А я ему приготовил 
на ломтике хлеба кусок тертой с сыром селедки в уксусе с зе-
леным луком. И прямо в рот сунул… После второго стаканчи-
ка старик помолодел, оживился и даже два биточка съел. Раз-
говорились.  Вспоминали  журналы,  выставки,  художников… 
Просидел  у  меня  Алексей  Кондратьевич  часа  два.  От  чая  от 
отказался и просил было пива, но угостил его все-таки чаем 
с домашней наливкой… Когда он уходил, в карман ему я не-
заметно сунул серебра. Жена, провожая его, просила заходить 
не стесняясь, когда угодно. Он радостно обещал, но ни разу не 
зашел…» [Гиляровский, 1956: 114]. 
Приведем  еще  один  случай  из  жизни  В.А.  Гиляровского, 
связанный  с  А.П.  Чеховым.  Как-то  раз  после  очередного  по-
сещения Хитровки В.А. Гиляровский заразился. «У меня на-
чалась рожа на голове и лице… Мой полуторагодовалый сын 
лежал в скарлатине… На счастье, мой друг, доктор А.И. Вла-
димиров, только что окончивший университет, безвыходно по-
селился у меня и помогал жене и няне ухаживать за ребенком. 
У меня рожа скоро прошла, но тут свалилась в сыпном тифу 
няня… И вот в это самое время случайно забежал ко мне Ан-
тон Павлович…», укорял, что не послали за ним, но нашел что 
лечение правильное. «Мы все уговаривали Антона Павловича 
не приходить больше в наш очаг заразы… Не прошло однако и 
двух дней, как Антон Павлович явился опять и затем стал захо-

127
дить и справляться чуть ли ни ежедневно. Тогда мы решили не 
отпирать ему дверей, несмотря на все просьбы, разговаривали 
с ним сквозь щель, не снимая с двери цепочки» [Там же: 345].
В  литературе  приводится  также  масса  примеров  того,  как 
хозяева  предоставляли  не  только  своим  знакомым,  друзьям, 
но и просто посторонним молоимущим людям стол и кров из 
чувства милосердия. По воспоминаниям И.С. Шмелева, в его 
семье было принято на праздники устраивать угощение «для 
разных»,  людей  бедных  и  нередко  больных,  которые  пригла-
шались в дом в качестве гостей, и обращался к ним хозяин со 
словами «Милые гости!» [Шмелев, 2011: 137]. «Второй день 
Рождества, – и у нас делают обед – “для разных”. Приказчик 
напоминает хозяину, что в прошлом году «гости» напились и 
подрались, “Вы рассерчали и не велели их больше собирать. 
Только они все равно придут-с, от них не отделаешься”. “Дурак 
приказчик,  –  говорит  отец,  –  первый  надрызгался…  Нет  уж, 
как отцом положено. Помру, воля Божия… помни: для Празд-
ника – кормить” [Там же: 132]. 
В этой же семье часто угощали нищих, «с утра кормили по-
хлебкой» [Там же: 255]. В одном из своих произведений И.С. 
Шмелев  писал  также,  что  к  ним  часто  заходили  совершенно 
посторонние люди и находили приют: «Вечерком пошел к Гор-
кину в мастерскую… Сидели гости: скорняк и незнакомый ста-
ричок – странник: ни с того, ни с сего зашел и кто его к нам 
послал – так мы и не дознались. Только он сказал… “Молва 
добрая про вас, мне вас и указали, пристать где”» [Там же: 137, 
403].
А вот что писала об этом Е.П. Янькова: «Когда Еропкины 
живали в Москве, у них был открытый стол. То есть к ним при-
ходили обедать ежедневно, кто хотел, будь только опрятно одет 
и веди себя за столом чинно; и сколько бы за столом ни село 
человек, всегда для всех доставало кушанья: вот как в то время 
умели жить знатные господа!» [Рассказы бабушки, 1989: 31]. 
По  рассказам  В.А.  Гиляровского,  «в  Замоскворечье  были 
старики-купцы, которые два раза в год, в дни именин готови-

128
ли у себя во дворе обед: щи с говядиной и кашу. Нищие зна-
ли эти дни, являлись – иногда до тысячи – и обедали, хлебая 
из деревянных чашек, только ложки должны были приносить 
свои.  Кроме  того,  такие  “поминовенные  обеды”  в  Рогожской 
и Таганке устраивались для нищих по случаю смерти какого-
нибудь “серого” миллионера его наследниками, по завещанию 
тятеньки или дедушки. Впрочем, чаще в этих случаях подавали 
деньгами, что тоже собирало сотню-другую местных нищих» 
[Гиляровский, 1956: 64]. 
В произведениях многих авторов часто можно было встре-
тить и упоминания о том, что в ряде московских семей пре-
доставляли  не  только  еду,  но  и  жилье  людям  нуждающимся, 
больным, одиноким, т.е. тем, кто попал в стесненные обстоя-
тельства и явно не мог отплатить тем же. Более или менее со-
стоятельные москвичи считали своим долгом принять в свой 
дом обедневших родственников или друзей, их детей. Н.В. Да-
выдов писал об этом явлении как об остатках приживальщи-
ны, которые, однако, еще упорно сохранялись. По его словам, в 
описываемой им средней московской семье «нередко прожива-
ли бездомные старики или старушки, а иногда, но уже времен-
но, до приискания места, и люди не старые» [Ушедшая Москва, 
1964: 18–19].
Е.П. Янькова вспоминает о своем знакомом Барыкине, кото-
рый имел 18 детей и едва сводил концы с концами. Она пред-
ложила одной из его дочерей пожить у них в качестве подруги 
своей дочери. «Прогостила она в моем доме ни много, ни мало 
восемнадцать лет» [Рассказы бабушки, 1989: 124]. Она же рас-
сказывала о семье Хитровой, в которой несколько лет «жило… 
семейство Крымовых – старушка мать и несколько дочерей – 
девиц», потерявших имущество во время пожара 1812 г. [Там 
же: 234]. 
В семьях своих работодателей нередко оставались жить гу-
вернантки и гувернеры, воспитанники которых уже выросли и 
не нуждались в их услугах, старые и немощные слуги. Гувер-
нантка француженка, служившая у Е.П. Яньковой, попросила 

129
оставить ее в доме, после того как дочери последней выросли, 
и прожила там безвозмездно до самой смерти [Там же: 248]. 
В  те  годы  особым  достоинством  считалось  привечание 
странствующих монахов и юродивых, т.к. считалось, что это 
дает определенный бонус в загробной жизни. Очевидец собы-
тий 1850-х годов Н.В. Давыдов писал: «Религиозность дости-
гала высокого развития, но преобладала внешняя сторона, без-
отчетное, по доверию, исполнение обрядов и правил… Москва 
была  переполнена  разных  видов  юродивыми,  монашествую-
щими  и  святошами-прорицателями;  наибольшее  гостеприим-
ство личности эти встречали в купечестве, но они были вхожи 
и во многие дворянские дома…» [Ушедшая Москва, 1964: 8]. 
Отказать  им  в  приеме  считалось  делом  греховным,  идущим 
вразрез  с  общественным  мнением.  «Бабушка,  –  писала  Е.В. 
Янькова, – всегда принимала монахов-сборщиков: бывало, по-
зовет к себе, накормит, напоит, даст денег, велит отвести ком-
нату, где переночевать и отпустит каждого довольным ее при-
емом…» [Рассказы бабушки, 1989: 21].
Прочие  поводы  и  формы  гостеприимства.  Помимо  рас-
смотренных выше поводов приглашения в гости, встречалось, 
естественно, и много других, в том числе носящих более «целе-
вой» характер. К ним можно отнести так называемые служеб-
ные визиты, кратковременные посещения служащими началь-
ства по праздникам или знаменательным датам исключительно 
для выражения почтения, о которых уже говорилось выше. Вот 
что о них писал Н.П. Розанов: «С визитами у каждого, вероят-
но, связывается впечатление чего-то надоедливого, праздного 
и  вместе  утомительного,  бессмысленного…  В  былое  время, 
когда я служил на государственной службе, визиты были по-
ложительно несноснейшим делом. Из семьи, которую любишь, 
выезжаешь  с  утра,  чтобы  поехать  к  людям,  которые  до  тош-
ноты надоели и в обыкновенное время. Вообще визитерам ни 
малейше не хочется “видеть друг друга”. Дела никакого делать 
во время визитерства нельзя, а сердечной связи и домашнего, 
запроста отношения с ними никакого нет. Надо открыто и все-

130
обще  признаться,  что  служебные  визиты,  т.е.  визиты  в  мире 
чиновничества,  есть  застарелая,  архаическая  чрезвычайно 
смешная форма маленького угодничества и лести, маленького 
раболепия со стороны низших служащих, а со стороны высших 
есть  проявление  неумного  чванства  и  щекотания  самолюбия 
властелина…» [Розанов, 2008: 299].
Н.П. Розанов не приветствовал даже визиты к родственни-
кам и знакомым, если они носили формальный характер, а го-
стей и хозяев не связывали истинные теплые чувства. Так, они 
пишет: «Остаются визиты людей, связанных домами, семейно. 
Следует  заметить,  что  визиты  не  столько  делаются  хозяину 
дома, который сам делает визиты и поэтому никто его не за-
стает, а хозяйке дома. Здесь включен второй, после угождения 
служебному чванству, импульс визитов. Он лежит в самолю-
бивых  и  шумящих  инстинктах  женщины,  которой  нравится 
увидеть  перед  собой  два  раза  в  году  проходящую  амфиладу 
кавалеров…, которые ее приветствуют, во множестве подходят 
к ней к ручке, говорят любезности…». Н.П. Розанов предла-
гал визиты отменить, но оставить то, что есть в них доброго 
– гуманность, и проявлять ее по отношению к людям, которые 
особенно нуждаются во внимании и заботе: «вынести из этого 
дрянного обычая черту новую и вечную по смыслу: не забывать 
далекого “ближнего”, не забывать хорошего и милого человека, 
особенно слабого, преимущественно больного» [Там же: 300].
К «целевым» встречам можно отнести и приход гостей для 
участия в карточной игре. Среди жителей Москвы тех лет это 
явление было распространено довольно широко. Л.Н. Андреев 
писал об одном из своих героев: «Они играли в винт три раза 
в  неделю:  по  вторникам,  четвергам  и  субботам;  воскресенье 
было очень удобным для игры, но его пришлось оставить на 
долю  всяким  случайностям:  приходу  посторонних,  театру,  и 
поэтому оно считалось самым скучным днем в неделе... Для 
игры  собирались  у  Прокопия  Васильевича,  так  как  во  всей 
обширной квартире жили только они вдвоем с сестрой» [Ан-
дреев, 1983: 19–20]. Н.П. Розанов писал: «…И. Н-ч, врач го-

131
родской больницы, частенько устраивал у себя винт для своих 
сослуживцев по больнице… Про больничные дела разговоров 
велось мало, и чаще всего все время посвящалось игре в винт 
по “маленькой”» [Розанов, 2004: 159]. Игры в карты были не 
только развлечением, но и определенным источником дохода, 
т.к. играли преимущественно на деньги.
Иногда приглашение гостей было связано с каким-либо со-
бытием  в  трудовой  жизни.  Купцы,  подрядчики,  фабриканты, 
заводчики обычно считали необходимым приглашать гостей и 
отмечать угощением заключение удачной сделки, выпуск ново-
го товара, приобретение нового оборудования и т.п. Это счита-
лось важным для дальнейшего успешного развития дела – не-
кий откуп судьбе за нынешнюю удачу. 
Поводом  для  приглашения  в  гости  могла  быть  и  деловая 
необходимость. За столом, в приватной обстановке решалось 
немало рабочих вопросов, заключались сделки, договора с пар-
тнерами, заказчиками. Н.П. Вишняков писал о приглашении в 
купеческий дом и обильном угощении чиновников с целью ре-
шения  ряда  важных  для  купцов  вопросов  (естественно,  в  их 
пользу), оптовых покупателей [Ушедшая Москва, 1964: 281]. 
А И.С. Шмелев упоминал о том, что его отец – успешный под-
рядчик – принимал и также обильно угощал полезных для него 
людей»:  «Бани  стали  хороший  доход  давать.  Вот  угостить  и 
надо» [Шмелев, 2011: 199]. 
Рабочие  и  мастеровые  соблюдали  свои  традиции,  согласно 
которым в определенные дни или по определенным поводам не-
обходимо было пригласить товарищей по работе на угощение, 
поставить выпивку и т.п. «У живущих в “Олсуфьевке” артелей 
плотников, каменщиков и маляров, – писал В.А. Гиляровский, – 
особенно гулящими были два праздника: летний Петров день 
и  осенний  Покров…».  В  период  между  этими  праздниками 
происходил наем рабочих на следующий год. «В Петров день 
перед квартирами на дворе, а если дождь, то в квартирах, с утра 
устанавливаются  столы…  Орут,  галдят,  торгуются,  дерутся 
всю ночь» [Гиляровский, 1956: 272]. У тех мастеровых, которые 

132
после лета начинали работать по вечерам, зажигая огонь, этот 
день также отмечался совместным застольем. Так называемые 
«засидки» у ремесленников той или иной специализации про-
исходили  в  разных  числах  сентября,  но  большинство  из  них 
были приурочены к 8 сентября – к празднику Рождества Бого-
родицы. «У портных, у вязальщиц, у сапожников, у ящичников 
тоже был свой праздник… То же пьянство, и здесь та же но-
чевка в подвале, куда запирали иногда связанного за буйство» 
[Там же: 272]. 
По  негласным  правилам  того  времени  необходимо  было 
приглашать и угощать подельников и в связи с окончанием об-
учения какому-либо мастерству, поступлением на работу и т.п. 
Так, по словам И.А. Белоусова, «по окончании учения бывший 
ученик, ставший мастером, “на выходе” устраивал спрыски, то 
есть угощал старших мастеров вином и чаем… Спрыски пола-
гались не только с вышедших из учеников, но и всякий, вновь 
принятый хозяином мастер, обязан был устроить эти спрыски 
для мастеров, в среду которых он вступал» [Ушедшая Москва, 
1964: 302]. 
Особую роль играли профессиональные интересы, для ре-
ализации которых также могли пригласить гостей иди пойти 
в гости. Приведем небольшой отрывок из воспоминаний В.А. 
Гиляровского. «1902 год. Московский Художественный театр 
готовится ставить “На дне”. К.С. Станиславский, Вл.И. Неми-
рович-Данченко, кое-кто из артистов, художник В.А. Симов ре-
шили совершить поход на Хитровку – “вздохнуть трущобным 
духом”. Результатом посещения одной из квартир на Хитровке, 
куда  их  привел  В.  Гиляровский,  помимо  ярких  впечатлений, 
стал сделанный там художником Симовым рисунок, который 
впоследствии был изображен на декорации МХАТа при поста-
новке данной пьесы» [Гиляровский, 1956: 38, 40]. 
Нельзя  не  отметить  и  такой  особый  повод  для  сбора 
«гостей», характерный для конца XIX – начала ХХ вв., как 
встречи  революционно  настроенной  молодежи  на  конспи-
ративных квартирах. «Тогда были популярны кружки само-

133
образования, – писал В.Б. Муравьев, – так как считалось, что 
государственное образование однобоко и рутинно». В качестве 
примера он приводил кружок самообразования для молодежи, 
который организовал у себя дома будущий педагог-москвовед 
А.Ф. Родин. Целью кружка был обмен мнениями по тем или 
иным интересующим всех вопросам, обсуждение важных про-
блем текущей жизни и путей их решения, политпросвещение 
[Муравьев,  1999:  137].  Бывший  рабочий  Е.И.  Немчинов  пи-
шет: «Вечером того же дня я был у Прокофьева на квартире, 
нас собралось четверо… мы горячо стали обмениваться свои-
ми мнениями и взглядами на наше рабочее положение, на воз-
можности  его  изменения  к  лучшему,  на  тяжелую  и  опасную 
работу,  которая  предстоит  на  этом  пути…  Товарищи  сравни-
тельно охотно шли в кружки, но очень трудно было достать по-
мещение: все боялись рисковать предоставлением квартиры» 
[Ушедшая Москва, 1964: 398].
Москвичи ходили друг к другу в гости и по многим дру-
гим  поводам:  чтобы  проведать  близких  и  знакомых,  спра-
виться о здоровье, попросить совета, обсудить дела, взять в 
долг денег и т.п. Так, в одном из рассказов П.Д. Боборыкина 
читаем: «Палтусов встал и прошелся по гостиной. Он при-
ехал на просительную записку генерала... Долгушин, навер-
но, будет денег просить. Денег он не даст и никогда не давал. 
Заехал  так,  из  жалости,  по  дороге  пришлось»  [Боборыкин, 
1988: 214].
Нельзя не вспомнить Фамусова, персонажа из «Горя от ума» 
А.С. Грибоедова, у которого почти на каждый день недели при-
ходился визит в гости по самым разным случаям: «К Проско-
вье Федоровне в дом во вторник зван я на форели…. В четверг 
я зван на погребенье… В четверг, одно уж к одному, / А может 
в пятницу, а может и в субботу, / Я должен у вдовы, у докторши, 
крестить…» [Грибоедов, 1986: 48–49]. 
 Заходили в гости и просто так, без какого-либо повода, слу-
чайно, «на огонек». Так, Л.Н. Андреев в рассказе «В темную 
даль» писал: «За несколько дней до Рождества у Барсуковых 

134
случайно собрались гости» [Андреев, 1983: 163]. А Н.В. Давы-
дов, рассказывая о жизни московской семьи среднего достатка, 
замечал: «Вечерами, в кабинете или диванной, а то в “угловой” 
устраивалась  для  старших  карточная  игра,  большею  частью 
вист, а домашняя молодежь, к которой часто присоединялись 
приходившие в семейные дома запросто, “на огонек”, юные го-
сти обоего пола, веселились в зале и гостиной от души и тоже 
запросто, устраивали шарады (чаще по-французски) и другие 
игры, а иногда и танцуя под аккомпанемент кого-либо из сво-
их» [Ушедшая Москва, 1964: 19]. 
Социальные аспекты бытовых встреч. Балы, обеды, ужи-
ны, вечера и вечеринки, приемы и т.п., помимо развлекательно-
бытовых и гастрономических функций, имели и социальные. 
Во время встреч с гостями происходил поиск достойных жени-
хов и невест, завязывались деловые связи, велось обсуждение 
различных общественно значимых событий и проблем, форми-
ровалось общественное мнение и даже решались человеческие 
судьбы. 
Приведем  слова  одного  из  героев  романа  П.Д.  Боборыки-
на «Китай-город», обращенные к хозяйке дома: «Ваш дом был 
для меня самый, как бы это сказать… позволите без сентимен-
тальности? – Говорите, пожалуйста. – Самый выгодный. – Вот 
как? – Вы не обижайтесь… Самый выгодный. Здесь я встречал 
разный люд, нужный для меня… Ваш дом избавлял от необхо-
димости делать визиты, рыскать по городу, разузнавать» [Бобо-
рыкин, 1988: 152]. А В.А. Гиляровский, описывая балы у князя 
Долгорукова,  отмечал,  что  «вот  тут-то,  на  балах,  и  завязыва-
лись нужные знакомства и обделывались разные делишки…» 
[Гиляровский, 1956: 145]. 
Особую роль в этом отношении играло чаепитие, о кото-
ром достаточно подробно говорилось выше. В данном случае 
хотелось  бы  особо  подчеркнуть  его  общественно-полезные 
функции. «Ни одно тяжебное дело, ссора или мировая, дела 
по  коммерческим  оборотам  и  т.п.  никогда  не  обойдутся  без 
чая. Чай у москвича есть благовидный предмет для всех слу-

135
чаев, например, имеете ли вы какое-нибудь дело с кем-нибудь, 
вам нужно посоветоваться об этом деле. “Как бы нам уладить 
это дело? – спрашиваете вы. – Да так, – отвечают вам, – пригла-
сите его на чай…”. Точно также, ели вы желаете познакомить-
ся с кем, пригласите на чай, и вы познакомились» [Муравьев, 
1999: 130].
За чаем нередко выяснялись весьма своеобразные в те годы 
отношения между кредиторами и должниками. Как известно, 
несостоятельных должников в Москве сажали в особое поме-
щение около Иверских ворот, которое называлось «ямой». Что-
бы не попасть туда, должники придумывали разные хитрости. 
«Купец переведет на имя жены дома, имущество, останется как 
будто ни с чем… Своих кредиторов пригласит “на чашку чая” 
и предложит им получить в уплату долгов гривенник, пятиал-
тынный за рубль. Иногда кредиторы согласятся на эту сделку, 
а иногда не согласятся; тогда дело передается в суд», по реше-
нию которого и сажают неплательщика в «яму» [Ушедшая Мо-
сква, 1964: 327]. Часто кредиторы шли на сделку с должниками 
и не доводили дело до суда в силу того, что по законам того 
времени находящегося в «яме» узника должен был содержать 
его обвинитель, т.е. кредитор. 
Таким образом, как было показано, московское гостеприим-
ство имело самые разнообразные формы: от пышных балов и 
приемов  до  организации  консперативных  квартир  революци-
онно  настроенной  молодежью  и  благотворительных  обедов. 
Обычай гостеприимства помогал людям не только обменять-
ся новостями, развлечься, подпитаться духовно и физически, 
обсудить  и  решить  важные  проблемы,  но  и  оказать  родным 
и  знакомым  или  просто  нуждающимся  людям  необходимую 
помощь,  поддержать  морально,  разделить  радость  или  горе, 
вместе встретить невзгоды и т.п. Однако, важно иметь в виду, 
что на взаимоотношения людей в те годы сильнейшее влияние 
оказывала резкая сословно-имущественная иерархия, которая 
существенно ограничивала возможности межличностных кон-
тактов. 

136

жүктеу/скачать 3,48 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: