Поэма. Алматы: Издательский дом «Жибек жолы»

20
Это бы одно не означало еще заучивания одного 
певца у другого. Но нужно добавить и другой момент, 
когда разные певцы исполняют некоторые части от-
дельных эпизодов в одних и тех же стихах, приводя 
одни и те же удачные сравнения, метафоры, общие 
поэтические образы.
Все сказанное здесь, между прочим, надо отнести 
к исполнениям сказителей одной какой-либо шко-
лы. Меж ду тем этих школ, видимо, бывало несколько. 
Мы застали с явно отличающимися признаками две 
школы – Нарынскую и Каракольскую. Представитель 
первой – Сагымбай, а второй – Каралаев. При сопо-
ставлении этих исполнений уже обнаруживаются за-
метные расхождения относительно второстепенных 
сцен, эпизодических персонажей и отно сительно 
обрисовки и мотивировки ряда действий, поступ ков 
или изредка даже целого цикла песен о некоторых 
круп ных событиях эпопеи. Также встречаются рас-
хождения в порядке включения отдельных повество-
ваний, в чередова нии событий.
Так что имеющиеся значительные сходства в 
исполнени и представителей одной школы могут со-
всем не иметь места или только слабо совпадать с ва-
риантами другой школы.
А когда говорим о поэтических – стилистиче-
ских сход 
ствах вариантов представителей одной 
школы, мы не при нимаем во внимание застывших 
эпитетов, навсегда при 
крепленных к отдельным 
именам, встречающихся у всех сказителей «Манаса» 
и попадающихся в устах даже не ска зителей. Кроме 

21
указанных выше случаев одновременно наблюдают-
ся общие рифмы, иногда также и одинаковые тира-
ды. Кроме того, встречаются общие места, например, 
из «Шон Казат» из главы о походе на Пекин и из ряда 
дру гих песен о битвах, весьма популярные стихи, 
которые стали достоянием всех сказителей и даже 
широких масс. Такие места, несомненно, заучены и 
сказителями-жомокши, которые в необходимых слу-
чаях вставляют их в общий поэтический текст как 
готовое клише. Также безусловно общим для всех 
сказителей явля ется ритм с семи-восьмисложным 
стихом. А момент заучивания для различных певцов 
имел раз 
личное значение. Обладающие большим 
творческим имп ровизаторским талантом и вдохнов-
ленные в момент испол нения большим поэтическим 
пафосом, сказители вводят эти заученные отрывки, 
несколько изменяя, со своей мо тивировкой и необ-
ходимым обрамлением. А другие повторя ют, пере-
дают только то, что слышали, что заучили. Как бы то 
ни было, для огромного большинства сказителей, 
аэдов не все стихи «Манаса» являются продуктом их 
собственного творчества. Наоборот, можно сказать 
с уверенностью, что нет ни одного даже жомокши, 
который кроме общей сложной канвы еще не заучил 
бы известных стихов из от дельных ранее разрабо-
танных глав. Исходя из этого, можно говорить о на-
личии приблизительно постоянного канони ческого 
текста в отдельных песнях, хотя установить их точно 
сейчас, при поверхностном анализе «Манаса», нам не 
удается. Но все же существование даже в сегодняш-

22
них Сагымбаевском и Каралаевском вариантах этих 
старых, прошедших через уста и Балыка, и Кельди-
бека, и многих их предшественников стихотворных 
текстов, по-нашему, несомненно. Между прочим, это 
положение подтвержда ется фактами, сообщенными 
Ленротом в отношении пере дачи и унаследования 
отдельных рун в финской «Калевале».
Вот что сообщает Ленрот: «Певец запоминает 
сущность содержания прежде, чем ее дословный 
текст. Те места, ко торые не помнит дословно, он спо-
ет своими словами. Кроме такого способа передачи 
и сохранения рун существует и другой, более обеспе-
чивающий неизменяемость слов в ру нах, а именно 
когда родители передают руны детям». Ленрот до-
пускает постоянство текста, вплоть до неизменяемо-
сти слов, в отдельных рунах. Поэтому нам кажется 
несколь ко крайним утверждением мнение акад. Рад-
лова
1
 о якобы бесконечной изменчивости и текуче-
сти поэтического тек ста в устах киргизского былин-
ного сказителя.
Так больше всего объясняли отдельные слушате-
ли, ве рившие в таинственный дар певцов-сказителей. 
А сами певцы продолжали внушать массам веру в 
сверхъестествен ное, веру в магическую силу эпиче-
ского певца.
1
 Радлов. Предисловие к III т. образцов. [Образцы на-
родной литературы северных тюркских племен. Собрано 
В. В. Радловым. СПб., 1889. – Прим. ред.]

23
Только с течением времени менялись способы 
внуше ния этой веры. Нам неизвестно, как в свое вре-
мя объяс нял Кельдибек момент первоначального по-
сещения его эпической музой и момент «необычно-
го посвящения его в сонм избранников». Но, судя по 
последним жомокши, надо полагать, что он должен 
говорить о неожиданном прозрении среди каких-
нибудь необычайных условий жизни. Так, например, 
Тыныбек, один из популярных предшест венников 
Сагымбая, момент посещения его «таинствен ными 
силами» мотивирует сновидением. 
Непосредствен ные слушатели Тыныбека встре-
чаются и сейчас. По воспо минаниям Сагымбая, пере-
данным мне мугаллимом Абдрахмановым, и он тоже 
в молодости много раз слушал испол нения Тыныбе-
ка. Сам Тыныбек исполнял «Манас» до конца своей 
жизни как в кратковременном пении по частям, так и 
очень часто в многомесячном пении целиком. 
Ввиду характерности некоторых моментов его 
«знаме нательного», по верованиям слушателей, сна 
позволим себе привести его.
Будучи в молодости своей аульным старшиной, 
Тыны бек однажды поехал в Каракол, а там за несвое-
временный взнос покибиточного налога был оштра-
фован начальством и посажен на неделю в каталажку. 
Отбыв наказание, он вы просил у знакомого лошадку 
(байтал – трехлетку), чтобы доехать до своего аула. 
Дорогой его байтал устала и отка залась везти его 
дальше. Он вынужден был устроить остановку в без-

24
людном месте, в урочище Тосор. Утомленный ездой, 
он уснул. Во сне он видит, как подъехала большая 
группа всадников. Это были Манас со своими кырк 
чоро. Манас был на своем светло-саврасом коне. Пут-
ники уст роили привал около Тыныбека. Причем Ма-
нас сам сел от дельно, а его спутники разделились на 
четыре группы. Во время еды Манас приказал своим 
слугам дать пищу для Тыныбека. Слуги поднесли ему 
мед. (Между прочим, Тыны бек никогда раньше не 
пробовал меду и впоследствии на яву, когда ему при-
шлось есть мед на самом деле, он якобы тогда заявил, 
что этим именно и угощали его слуги Манаса.) Тыны-
бек от слуг узнал, что эти путники не кто иной, как 
Манас с соратниками. Но когда он, опомнившись, 
взду мал к ним подойти, они быстро снялись с мест 
и стали уда ляться. Тыныбек долго гнался за ними, но 
никого не догнал.
Причем он уже во время этой погони во сне стал 
петь о Манасе. Проснувшись, он неожиданно для себя 
обнару жил прилив бесконечно долгих и прекрасных 
песен о дея ниях Манаса. А его байтал, до сего време-
ни едва волочившая ноги, понесла его во весь дух. 
Прозревший поэт пел один, всю дорогу. По приезде 
в аул он остановился у моло дой жены (у него их было 
две). И ложе молодой жены не смогло оторвать его от 
навеянных напевов. Он пел целую ночь. Так вселился 
в него «дивный дар песнопения».
Конечно, очень много вымысла, а вместе с тем и 
по эзии в этом рассказе. Есть и символика в нем. Здесь 

25
мед можно уподобить нектару греческого Парнаса. 
Правда, он не в меру реализует свой сон и нашел сход-
ство с обыкно венным медом. В представлении его са-
мого этот мед и есть олицетворение сладкозвучной 
песни. А усталую байтал, отказывавшуюся его везти, 
он толкует как неудачно, нудно сло жившуюся жизнь, 
с неоплаченными недоимками и неиз бежными на-
казаниями, мытарствами, в чем заключалась жизнь 
аульного старшины, исполнявшего прихоти упра-
вителя и иного начальства. Но байтал его понесла – 
жизнь его обновилась, стала «легкой, радостной», как 
в нем обна ружился любимец эпической музы.
Большинству певцов, несомненно, понравился 
этот способ мотивировки и маскировки своего дара. 
Поэтому не один Тыныбек, а многие другие тоже ста-
ли рассказы вать о себе что-нибудь подобное, непре-
менно виденное во сне. Возможность «вещих снов» 
допускалась и муллами, часто они сами распростра-
няли широкие снотолкования. С другой стороны, в 
последние века сказители должны были объяснять 
наития каким-либо приемлемым, позволительным, 
с точки зрения ислама, образом. Иначе объяснение, 
противоречащее духу ислама, усилило бы гонения 
и массо вое возмущение среди мулл, ишанов, влияв-
ших на родовые манапские верхи гораздо больше, 
чем кто бы то ни было другой. Фанатические муллы и 
манапы навязали сказителям «Ма наса» вообще много 
наносного, чуждого для трезвой широко-на родной 
первоначальной основы эпопеи. Внесли много мо-

26
ментов своего ограниченного мировоззрения своей 
клас совой  идеологии.
Среди таких обстоятельств вера в наития и у ска-
зителей, и у значительной группы слушателей являет-
ся одним из наслоений этой религиозно-манапской 
косной и огра ниченной среды. 
Она признавала только одно толкование, его 
всем и навязывала.
Вот почему в последние времена размножились 
рас сказы о сновидениях не только Тыныбека, но и 
многих других поэтов. Причем к каждому во сне яв-
ляется Манас со своими кырк чоро. И неизменно по-
сле этого сна начи нает петь доселе не имевший ни-
какого отношения к поэзии избранник.
Так что, если специально интересоваться этим 
вопро сом, можно собрать сновидения и Арыстанбе-
ка, и Акылбека, живших приблизительно в одно вре-
мя с Тыныбеком и бывших тоже очень известными 
жомокши.
Не без сна и Сагымбай, и даже Каралаев. Общ-
ность схемы, приблизительные фабульные совпаде-
ния раскры вают традиционность, каноничность и 
даже самих этих снов. Может быть, жомокши не видел 
даже сна, но для того чтобы внушить к себе уважение, 
по привычке предшествен ников должен был свой 
поэтический дар объяснить сверхъ естественным.
И в его интересах было сохранить тайну 
предшествен ника, поэтому он тоже ссылался на Ма-
наса. Однообразие сновидений их не смущало. Пото-
му что всех жомокши избирал сам Манас. И он должен 

27
был являться каждому во сне. В результате, отрицая 
факт заучивания, забывались, как было сказано выше, 
имена многих, не только древних, но и недавних да-
ровитых сказителей.
В итоге сейчас из известных жомокши можно на-
звать лишь Кельдибека, Балыка, Найманбая, Арыстан-
бека, Тыны бека, Дикамбая, Акылбека и Сагымбая.
От снов и от иных каких-либо мотивировок долж-
ны быть свободны только заучившие [текст] певцы-
ырчи. Они и сами не претендуют на большее. Кроме 
того, и их заряд тоже сам по себе определяет их цен-
ность как жомокши. Заучив ший обычно исполняет 
«Манаса» в сокращенной редакции. Если и делает 
вставки, то они чересчур заметны, не склеи ваются 
с общим мелодически-ритмически-стройным сло-
весным потоком самой песни. А искушенный слуша-
тель отличает его от настоящего жомокши по объе-
му заучен ных им песен. Время, в течение которого 
может петь пе вец, определяет и объем его знаний, 
и степень одаренности. Ырчи, исполняющий всего 
«Манаса» в течение недели или десяти дней, – не на-
стоящий манасши. 
Если бы он исполнял, не повторяясь, месяцами, 
тогда одна эта его плодотворность, до известной сте-
пени исклю чающая возможность дословного заучи-
вания, уже дала бы ему патент на звание действитель-
ного жомокши.
Размер этой песни определяет ее стиль. И боль-
шая форма ее долго не разрушалась. Нарушение тра-
диции ра 
зоблачало непродуктивность, убожество 

28
фантазии поэта. Поэтому, когда в последние времена 
стали распространяться сокращенные варианты, там 
тоже к настоящему певцу предъявлялось определен-
ное требование – исполнять один эпизод, но подроб-
но и совсем не так, чтобы скомкать всего «Манаса», 
как это делает исполнитель Радловского варианта, а 
так, как делает сейчас Каралаев, ведя в течение ряда 
лет повествование только о Шон-Казате (об одном 
большом походе).
Общая роль заучивших [текст] певцов-рапсодов 
заключается в распространении, в популяризации 
отдельных эпизодов среди широких слоев населе-
ния. Они и сами не преувели чивали своего значения 
и бывали доступны почти всем. Такие-то вот рапсо-
ды встречаются и сейчас, были, конеч но, и раньше. 
Их роль в возникновении и формировании эпиче-
ской песни, конечно, незначительна. Переход к этим 
основным вопросам о формировании былины и о 
наслое ниях до позднейшего времени приводит к 
необходимости говорить о решающей роли только 
жомокши-аэдов, твор ческое участие которых опре-
делило форму, размер, харак тер трактовки сюжета – 
вообще весь стиль героической эпопеи. Причем 
если мы говорим о социальной обуслов ленности 
произведений современных писателей, писате лей, 
казалось бы, свободно, изолированно творящих в 
тиши не своего кабинета, то тем с большей уверен-
ностью нужно говорить о той же обусловленности 
творчества аэдов, нахо дящихся в непосредственном 
общении со слушательской аудиторией. Писатель и 

29
читатель отделены друг от друга печатным текстом, 
книгой. А певец и слушатель представлены лицом к 
лицу. Связь между ними гораздо теснее, вза имные 
влияния безусловны. Устная поэзия немыслима без 
слушательской аудитории почти в такой же степени, 
как немыслима она и без поэта – певца, выражающе-
го мысли, чувства и настроение этой среды. Отсю-
да в устной поэзии наблюдается более действенное 
влияние всего окружения на весь облик исполняе-
мого. Слушатель – не пассивный читатель. Он непо-
средственный свидетель творческого про цесса. Он 
же ценитель созданной вещи. Во всех компонен тах 
эпической песни находят одинаковое отражение как 
его одобрения, так и осуждения. Он активно участву-
ет в формировании былины. Сказанное составляет 
общую осо бенность устной поэзии. Такова ее судьба. 
Наслоения многих времен как отпечатки раз личной 
социально-классовой среды на первоначальную на-
родную основу бытовавшей во все времена только в 
уст ном виде эпопеи сказываются очень сильно. По-
рой даже в отдельных исполнениях эти наслоения 
позднейших вре мен определяют собою сильно из-
мененную классово-искаженную идейно-сюжетную 
направленность того или иного раздела.
Как явствует из преобладающих во всех вариан-
тах ос новных элементов эпопеи, данное произведе-
ние первона чально, несомненно, явилось созданием 
самого народа, хотя бы в лице его широкого родо-
вого коллектива. Народ со здал героическую повесть 
и сгущенно сконцентрирован ные образы его соб-

30
ственных представителей – носителей героических 
черт этого народа.
Если эту подлинно народную основу, составляю-
щую и в Сагымбаевском, и особенно в Каралаевском 
варианте самую сюжетно сложную, интригующую 
канву поэмы, значительно изменили позднейшие 
наслоения, то в этом процессе играет роль прежде 
всего слушательская среда из манапства, из мулл с ее 
классово-ограниченной идеологией.
Касаясь вопроса о сказителях, выше мы гово-
рили, что творческая роль принадлежала только 
жомокши-аэдам. А их квалификацию действитель-
ного эпического певца опреде ляла плодотворность 
их фантазии или длительное исполнение, широкое 
развертывание сюжетной канвы былины. Понятно, 
что полный вариант «Манаса» с позднейшим шес-
тимесячным исполнением его бывал доступен не 
всем. Сама длительность исполнения, постепенное 
нанизывание одного эпизода за другим, без повто-
рения уже сообщенных ранее эпизодов требуют по-
стоянной аудитории. Если бы приходилось певцу 
исполнять при меняющемся составе слу шателей, он 
повторял бы более популярные эпизоды или по свое-
му выбору, или же по желанию слушателей. 
Но когда перед ним постоянные слушатели, ко-
торым ранее исполненные отрывки известны уже до 
деталей, нужно ему обновить песню. 
Необходимо перед слушателями развернуть но-
вые эпизоды. В раннюю пору бытования поэмы эту 

31
постоянную аудито рию составляли люди из народа. 
А певцы-жомокши по преимуществу тоже были пред-
ставители самого народа. До сих пор ни предания, ни 
история не помнят ни одного жомокши, вышедшего 
из среды манапства. 
А народ носил в своих толщах традиции про-
шлого народного искусства, хранил свою любовь к 
героике и мастерскому поэтическому слову, нашед-
шим полное и талантливое свое воплощение в этой 
героической поэме.
А позднее, когда на почву киргизской истории 
вступил фанатический ислам, он в лице классово- и 
духовно-огра ниченных мулл, ишанов и в особенно-
сти в лице усилив шихся позднее феодалов-манапов 
стал навязывать народу религиозно-фанатические 
песни, вирши о распространи телях ислама. Народ, 
естественно, не принимал это чуждое его духу, на-
носное, бездарное внешнее влияние. Тогда эти же 
господствующие верхи стали преследовать попу-
лярных жомокши. Пользуясь своим влиянием и вла-
стью над мас сами, эти верхи объявляли исполнение 
и слушание «Мана са» греховным делом. Дар певца 
окрестили «наваждением сатаны». Но народ все же не 
расставался и со своими пев цами, и с драгоценным 
наследием прошлого. Тогда манапство и духовен-
ство, приспособляясь к этим обстоятельствам, стали 
слушать «Манаса», но уж теперь они начали навязы-
вать жомокши свои воззрения. 
И слушательская среда такого типа, несомненно, 
внес ла чуждые первоначальной основе элементы, 

32
как панисламизм («Казаты» – искаженное «газавот»), 
как пан тюркизм и т. д.
А еще позднее отдельные манапы держали в сво-
ем тесном кругу некоторых талантливых жомокши 
и после видоиз мененный ими вариант объявляли 
самым лучшим вариан том, популяризовали, распро-
страняли среди массы слуша телей хотя бы отдельные 
отрывки из этого же варианта.
Для жомокши постоянную аудиторию стали со-
ставлять сами манапы. А при постоянной аудитории 
и бывает про должительное исполнение всего «Мана-
са» от начала до конца.
Здесь же, между прочим, нужно упомянуть, что 
«Манас» обилием своего размера обязан не одному 
только творцу. Он увеличивался, развертывался в ве-
ках постепенно, бла годаря коллективному участию 
аэдов различных поколе 
ний. А созданное одним 
поэтом, то же самое, не зародилось только в опреде-
ленный краткий промежуток времени. Каж дый поэт 
в связи с представшим перед ним случаем постоян-
но исполнять перед одними и теми же слушателями 
должен был по мере сил его воображения, поэтиче-
ской одаренно сти выдумывать новые ситуации, но-
вые перипетийные пе реломы, вообще новые эпизо-
ды. Когда исчерпывались запа сы его воображения, 
он прекращал исполнение. И на до суге, может быть 
месяцами или годами, задумываясь над расширени-
ем сюжета былины, он выдумывал новые поло жения. 
При обычном исполнении разработанного извест-
ного отрывка певцы разделяют всю былину на от-

33
дельные песни приблизительно таких же размеров, 
как песни в «Илиаде», «Одиссее», как руны в «Калева-
ле», составлен ные для рецитации в течение одного 
вечера, песни, рас считанные на каждое отдельное 
исполнение. В пределах каждого цикла «Манаса» мы 
сейчас имеем такие же песни. Весь ма возможно, что 
первоначально вся героическая былина состояла из 
одного цикла с небольшим числом песен. А затем 
слушательская среда как из народа, так же и из манап-
ства в лице постоянной аудитории, увеличивая свои 
запросы, давала необходимые толчки для аэдов рас-
ширить, разнообразить основную, всем известную 
фабулу, приду мывать второстепенные сцены, осно-
ванные уже на данных ситуациях, и соединять их со 
сценами первоначальными. Итак, только постоянная 
аудитория требует обновления, расширения сюжета. 
Характерной иллюстрацией в данном случае служит 
пример Демодока в VIII песне «Одиссеи» (тоже раз-
нообразящего свое исполнение перед постоянными 
слу шателями в пиршественном зале во дворце Ал-
киноя). Этот момент, по-нашему, вполне разрешает 
проблему, поставленную Радловым в вопросе о фор-
мировании были ны, побочно разрешает и вопрос о 
наслоениях вообще.
Эта разнообразная слушательская среда из раз-
личных социально-классовых слоев, несомненно, 
делила влияния на эпос даже при одном его испол-
нителе. 
Естественно так же и то, что в одном вариан-
те может наблюдаться большее влияние манапской 

жүктеу/скачать 3,41 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: