отсутствует резкий разрыв и наиболее сложные психические функции человека

сложность структуры сообществ. Новейшие данные убедительно подтвердили его 
правоту. Современные наблюдения сообществ шимпанзе и горилл в природе 
позволили обнаружить, что уровень их взаимодействий более сложен, чем это 
можно было предположить еще несколько десятилетий назад. В своих социальных 
контактах шимпанзе способны ориентироваться не только на уже состоявшиеся акты 
поведения сородичей, но также и на их скрытые намерения. Это подтверждает 
наличие у шимпанзе не только способности к самоузнаванию (еще недавно такая 
возможность даже не допускалась), но и умения поставить себя на место сородича, 
оценить его намерения (theory of mind). Шимпанзе умеют мысленно «проиграть» 
возможный ход событий, обмануть партнера или заставить его вести себя так, как им 
это нужно. Эта сфера их интеллектуальных способностей получила даже особое 
название — «макиавеллевский ум». 
Тем не менее, сколь бы ни были высоки интеллектуальные способности 
антропоидов, речь может идти только о зачатках мышления, ведь никто из них не 
вышел за рамки возможностей 2,5-летнего ребенка. 
Вместе с тем современный язык описания «социальных знаний» высших 
животных временами может заставить читателя заподозрить их авторов в 
возвращении к антропоморфизму, к простому приписыванию обезьянам 
человеческих свойств. Следует, однако, заметить, что логика построения 
современных экспериментов, а также разносторонние подходы к анализу их 
результатов учитывают такую «опасность»: они строятся на многократно 
проверенном 
материале 
объективных 
это-логических 
наблюдений 
и 
промоделированы в лабораторных условиях. Это позволяет утверждать, что 
обвинения в антропоморфизме неправомерны. 
Примечательно, что в процессе развития исследований элементарного мышления 
происходило закономерное и необходимое изменение методологии. В середине XX 
века на смену простой констатации фактов и качественным описаниям пришел 
эксперимент с объективной регистрацией и скрупулезно точными количественными 
оценками всех параметров поведения. В конце XX века логика исследований 
вернула ученых к необходимости проводить не только количественный, но и 
качественный анализ наблюдаемых явлений, заставила учитывать результаты 
природных наблюдений. Большая заслуга в возвращении исследований 
элементарного мышления животных в «биологическое русло» принадлежит 
этологии, которая позволяет более надежно отличать истинно разумные акты от 
внешне «осмысленных» видоспецифических (инстинктивных) действий. 
Представление о том, что животным доступны разумные поступки, 
распространено достаточно широко, и именно оно явилось одним из стимулов, 
побуждавших к исследованию этой проблемы. Однако при трактовке даже самых 
убедительных на первый взгляд свидетельств очевидцев надо помнить о 
необходимости применения «канона Ллойда Моргана», т.е. анализировать, не лежат 
ли в основе предположительно разумного акта какие-то более простые механизмы. 
Тем не менее пренебрегать даже случайными наблюдениями было бы неправильно. 
Такой точки зрения придерживается, в частности, Дж. Гудолл (1992), которая 
писала: «Умное» поведение шимпанзе области Гомбе наблюдали многократно. Но 
как часто приходится иметь дело с рассказами случайных очевидцев! И хотя я 
твердо уверена, что такие рассказы при их осторожной оценке могут дать многое для 
понимания сложного поведения шимпанзе, все равно испытываешь облегчение, 
когда та или иная когнитивная способность, якобы наблюдавшаяся в природных 
условиях, выявляется и в строгих лабораторных опытах». 
В заключение приведем пример, когда наблюдение в природе послужило 

стимулом к проведению экспериментов и получило в них надежное и многократное 
подтверждение. Вот как Л. В. Крушинский (1968) описывает эпизод, благодаря 
которому он обратился к исследованию мышления животных: «Хорошо помню тот 
давний тихий августовский вечер, когда на берегу Волги мой пойнтер сделал стойку 
у края кустов. Подойдя к собаке, я увидел, что почти из-под самого ее носа быстро 
побежал под кустами молодой тетерев. Собака не бросилась за ним, а моментально, 
повернувшись на 180 градусов, обежала кусты и снова встала в стойку, почти над 
самым тетеревом. Поведение собаки носило строго направленный и наиболее 
целесообразный в данной ситуации характер: уловив направление бега тетерева, 
собака перехватила его. Это был случай, который вполне подходил под определение 
разумного акта поведения, проявившегося в экстраполяции траектории движения 
птицы». Это и подобные наблюдения послужили Л.В. Крушинскому основой для 
разработки методов изучения элементарной рассудочной деятельности животных, 
которые составили основу этой книги. Отмеченный им факт был не случаен — об 
этом свидетельствуют результаты тридцати лет исследований. 
Итак, чтобы глубоко понять поведение животного, тем более столь сложную его 
функцию, как зачатки мышления, целесообразно анализировать его как можно в 
более широком диапазоне ситуаций. Тенденция будущих исследований 
элементарного мышления животных состоит во все более тщательном анализе 
природы предположительно разумных актов. В этой связи ученые вновь и вновь 
возвращаются к вопросу о соотношении наблюдения и эксперимента в 
исследованиях проблемы мышления животных и на каждом следующем этапе 
решают его на новом уровне. 

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: