Повести Белкина

послал девчонку узнать от Марьи Гавриловны, каково ее здо-

ровье и как она почивала. Девчонка воротилась, объявляя,

что барышня почивала-де дурно, но что ей-де теперь легче

и что она-де сейчас придет в гостиную. В самом деле, дверь

отворилась, и Марья Гавриловна подошла здороваться с па-

пенькой и с маменькой.

«Что твоя голова, Маша?» – спросил Гаврила Гаврило-

вич. «Лучше, папенька», – отвечала Маша. «Ты, верно, Ма-

ша, вчерась угорела», – сказала Прасковья Петровна. «Мо-

жет быть, маменька», – отвечала Маша.

День прошел благополучно, но в ночь Маша занемогла.

Послали в город за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел

больную в бреду. Открылась сильная горячка, и бедная боль-

ная две недели находилась у края гроба.

Никто в доме не знал о предположенном побеге. Письма,

накануне ею написанные, были сожжены; ее горничная нико-

му ни о чем не говорила, опасаясь гнева господ. Священник,

отставной корнет, усастый землемер и маленький улан были

скромны, и недаром. Терешка-кучер никогда ничего лишне-

го не высказывал, даже и во хмелю. Таким образом тайна

была сохранена более чем полудюжиною заговорщиков. Но

Марья Гавриловна сама в беспрестанном бреду высказывала

свою тайну. Однако ж ее слова были столь несообразны ни

с чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять

из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во

Владимира Николаевича и что, вероятно, любовь была при-

жүктеу/скачать 407,3 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: