себе гроб». Таким образом беседа продолжалась у них еще
несколько времени; наконец сапожник встал и простился с
гробовщиком, возобновляя свое приглашение.
На другой день, ровно в двенадцать часов, гробовщик и
его дочери вышли из калитки новокупленного дома и отпра-
вились к соседу. Не стану описывать ни русского кафтана
Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Да-
рьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нынешни-
ми романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить,
что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки,
что бывало у них только в торжественные случаи.
Тесная квартирка сапожника была наполнена гостями,
большею частью немцами ремесленниками, с их женами и
подмастерьями. Из русских чиновников был один будоч-
ник, чухонец Юрко, умевший приобрести, несмотря на свое
смиренное звание, особенную благосклонность хозяина. Лет
двадцать пять служил он в сем звании верой и правдою, как
почталион Погорельского. Пожар двенадцатого года, уни-
чтожив первопрестольную столицу, истребил и его желтую
будку. Но тотчас, по изгнании врага, на ее месте явилась но-
вая, серенькая с белыми колонками дорического ордена, и
Юрко стал опять расхаживать около нее с секирой и в броне
сермяжной.
Он был знаком большей части немцев, живущих
около Никитских ворот: иным из них случалось даже ноче-
вать у Юрки с воскресенья на понедельник. Адриан тотчас
познакомился с ним, как с человеком, в котором рано или
|