накрапывать, и через минуту проливной дождь вымочил ме-
ня до последней нитки. По приезде на станцию первая за-
бота была поскорее переодеться, вторая спросить себе чаю.
«Эй, Дуня! – закричал смотритель, – поставь самовар да схо-
ди за сливками». При сих словах вышла из-за перегородки
девочка лет четырнадцати и побежала в сени. Красота ее
меня поразила. «Это твоя дочка?» – спросил я смотрителя.
«Дочка-с, – отвечал он с видом довольного самолюбия, – да
такая разумная, такая проворная, вся в покойницу мать».
Тут он принялся переписывать мою подорожную, а я занял-
ся рассмотрением картинок, украшавших его смиренную, но
опрятную обитель. Они изображали историю блудного сына.
В первой почтенный старик в колпаке и шлафорке отпуска-
ет беспокойного юношу, который поспешно принимает его
благословение и мешок с деньгами. В другой яркими черта-
ми изображено развратное поведение молодого человека: он
сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыд-
ными женщинами. Далее, промотавшийся юноша, в рубище
и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними тра-
пезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние.
Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый ста-
рик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему навстречу:
блудный сын стоит на коленах, в перспективе повар убива-
ет упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о при-
чине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я при-
личные немецкие стихи. Все это доныне сохранилось в мо-
|