ся спросить у дьячка, была ли она у обедни. Дьячок отвечал,
что не бывала. Смотритель пошел домой ни жив, ни мертв.
Одна оставалась ему надежда: Дуня по ветрености молодых
лет вздумала, может быть, прокатиться до следующей стан-
ции, где жила ее крестная мать. В мучительном волнении
ожидал он возвращения тройки, на которой он отпустил ее.
Ямщик не возвращался. Наконец к вечеру приехал он один
и хмелен, с убийственным известием: «Дуня с той станции
отправилась далее с гусаром».
Старик не снес своего несчастия; он тут же слег в ту са-
мую постель, где накануне лежал молодой обманщик. Теперь
смотритель, соображая все обстоятельства, догадывался, что
болезнь была притворная. Бедняк занемог сильной горяч-
кою; его свезли в С*** и на его место определили на время
другого. Тот же лекарь, который приезжал к гусару, лечил и
его. Он уверил смотрителя, что молодой человек был совсем
здоров и что тогда еще догадывался он о его злобном наме-
рении, но молчал, опасаясь его нагайки. Правду ли говорил
немец или только желал похвастаться дальновидностию, но
он нимало тем не утешил бедного больного. Едва оправясь
от болезни, смотритель выпросил у С*** почтмейстера от-
пуск на два месяца и, не сказав никому ни слова о своем
намерении, пешком отправился за своей дочерью. Из подо-
рожной знал он, что ротмистр Минский ехал из Смоленска
в Петербург. Ямщик, который вез его, сказывал, что во всю
дорогу Дуня плакала, хотя, казалось, ехала по своей охоте.
|