Практическое задание
вторым южнославянским влиянием
жүктеу/скачать 73,19 Kb.
|
ИРЛЯ 3 зад Муратова
| вторым южнославянским влиянием . Ввел этот термин А.И. Соболевский, описавший это явление на обширном материале средневековых рукописей. Первое южнославянское влияние относится кX–XIвв. – периоду крещения Руси. Но термин «первое южнославянское влияние» в литературе не принят. Дело в том, что старославянский письменный язык, перенесенный на древнерусскую почву, сам испытывал значительное влияние со стороны древнерусской народной речи.
Второе южнославянское влияние лишь частично было обусловлено влиянием южнославянской литературы и деятельностью южнославянских и греческих богословов. Огромную роль сыграли и внутренние процессы развития русского государства: успешная борьба русского народа против монголо-татарского ига, обеспечившая быстрое экономическое и политическое укрепление и возвышение Московской Руси, рост авторитета великокняжеской власти и московской православной церкви. Правящие круги Москвы стремились объединить разрозненные феодальные области в мощную восточнославянскую державу. В это время возникла и получила широкое распространение идея преемственности Москвы по отношению к Византии, которая выразилась в известной формуле «Москва – третий Рим». Суть ее состояла в том, что Москва объявлялась наследницей Рима и Византии. Именно она призвана была стать средоточием книжности, литературы, культуры и христианской религии: «Дъва Рима падоша, третий Римъ стоитъ, четвертому не бывать». В 1453 г. после 52-дневной осады под ударами турок пал Константинополь, второй Рим – сердце некогда огромной Византийской империи. Культурные связи русских с греками и южными славянами заметно ослабели во второй половине XIV в. В 1480 г., после бегства ордынского хана Ахмата с реки Угры, Москва окончательно свергла с себя татарское иго и стала единственной православной страной, обладавшей политической и государственной независимостью, собиравшей вокруг себя земли Киевской Руси. В этих условиях постепенно возникает идея преемственности Москвой духовного наследия Византии. Монах псковского Елеазарова монастыря Филофей провозгласил ее Третьим Римом. Теория «Москва – третий Рим» представляет собой православный вариант распространенной средневековой идеи Вечного Рима – вселенского центра христианства. Учение старца Филофея родилось в полемике с немцем Николаем Булевым, врачом великого князя Московского Василия III, доказывавшим первенство католического Рима. Возражая ему, Филофей писал около 1523–1524 г. в послании великокняжескому дьяку М.Г. Мисюрю Мунехину: «…вся христианская царства приидоша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьскимь книгамь то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третии стоит, а четвертому не быти». В истории народно-литературного типа древнерусского письменного языка наблюдаются сложные изменения и разнообразные процессы, обусловленные его взаимодействием как с книжно-славянским типом языка, так и с деловой речью, а также воздействием на него стилей русского народно-поэтического творчества и приведшие в XVI, а затем и XVII в. к очень значительному расширению его функций и сфер употребления, то в истории книжно-славянского типа древнерусского литературного языка XI-XVI вв. наблюдаются свои закономерности. Эти закономерности обусловлены не только внутренними тенденциями его развития, не только взаимодействием его с народно-литературным типом языка или с живой народно-разговорной восточнославянской, а затем великорусской речью, но и воздействием на него других литературно-книжных языков - византийского и особенно южнославянских, а в XVII в. - и польского. Исследователями древнерусской культуры (например, Н. К. Никольским) отмечен рост византийского литературно-стилистического влияния в древнерусском литературном языке с XII в., особенно в области религиозно-дидактической, церковной письменности: «Если в XI веке труды пресвитера, впоследствии митрополита, Илариона, еп. Луки Жидяты (если поучение, дошедшее до нас, принадлежит ему) и пр. Феодосия Пе-черского, а в XII веке труды севернорусского владыки Иоанна Новгородского наряду с греческим влиянием, по-видимому, содержали элементы русских народных представлений русского более или менее безыскусственного способа мысли, то XII век теснее скрепил мировоззрение южнорусских церковных писателей с наличными переводными памятниками, вращавшимися в славянской письменности. Греческие образы, эпитеты, метафоры в русских произведениях XII века составили необходимый результат заимствования из греко-славянских памятников, сроднившихся с русским мировоззрением и сделавшихся целью, идеалом для русских авторов» 168 (ср., например, зависимость языка «Поучения» Владимира Мономаха от языка «Заветов XII патриархов»). В «Послании» русского духовного писателя XII в. Климента Смоля-тича Фоме пресвитеру есть указание, что образованные русские книжники XII столетия могли свободно цитировать наизусть из византийских «схедографических» лексиконов (т. е. из орфографических и стилистических словарей) на альфу и на виту (и, конечно, на другие буквы алфавита) даже по 400 примеров подряд. Усиление византийско-книжной струи в стилях славяно-русского (или книжно-славянского) типа литературного языка древней Руси было связано с вытеснением и стеснением народно-поэтической стихии в нем. Несмотря на это славяно-русский тип языка служил могучей культурно объединяющей силой в период развивавшегося в XII - XIV вв. после упадка империи Рюриковичей феодального раздробления. Для характеристики взаимоотношений между церковнославянским типом и народно-литературным, а также русской письменно-деловой и разговорно-бытовой речью очень ценны такие факты, как помещение в Новгородском словаре XIII в. (по списку Московской Синодальной кормчей 1282 г.) таких квалифицированных как «неразумные на разум» слов и выражений: ад "тьма", бисер "камень честьнъ", зело "вельми", испо-линъ "сильный", ковъ "медь", рог "сила", хам "дързъ" и т. п.; или в Новгородском словаре XV в. (по списку Новг. 1431 г.): великодушен, доблесть, душевный блуд "ересь" и "нечьстие", жупел "cipa", качъство "естество, каковому есть", количьство (мера есть колика), кычение (вы-сокоречге славы ради), самолюбие (еже к тому страсть и угодное тому), свойство (кто иматъ что особно), смерчъ "облакъ дъждевенъ", суетно, ху-дожъство "хитрость" и др. под. Общеизвестно, что в Северо-Восточной Руси продолжались южнорусские традиции развития книжно-славянского типа литературного языка. Так, они обнаруживаются в общности лексико-фразеологических формул северо-восточной агиографии с домонгольской (со второй половины XII в. - иногда до XVI в., но особенно в XII-XIV вв.); ср., например, указания В. О. Ключевского в его исследовании «Древнерусские жития святых» на то, что в Житии Авраамия Смоленского (XIII в.) отразился искусственный стиль киевской письменности, что в Житии Александра Невского заметно «литературное веяние старого киевского и волынского юга» и т. п. С. А. Бугославский в статье «Литературная традиция в северо-восточной русской агиографии» отмечает близость оборотов и форм севернорусских житий в стилистике Сказания о Борисе и Глебе, «Слова о законе и благодати» митр. Илариона и других памятников киевской литературы. Он помещает большой «каталог устойчивых формул» и «стилистических трафаретов» и приходит к выводу, что «мы имеем дело не с зарождением нового стиля, а лишь с упрощением под пером еще неопытных севернорусских авторов старых изысканных приемов письма» 169. жүктеу/скачать 73,19 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|