«солнечная пряжа»
жүктеу/скачать 6,3 Mb. Pdf көрінісі
|
| 144
Даты. События. Лица. из командированных Наркомпросом писателей Бальмонт выехал первым – и, на некоторое вре- мя, последним. В письме Константин Дмитриевич писал: «Завтра вечером наш поезд уходит в Ревель. Через трое суток мы должны услышать плеск морской волны. Но нет радости в моём сердце. Одно лишь ощущение, что я принёс крайние жертвы, чтобы эта поездка осуществилась, ибо так должно. У Нюши настоящая чахотка, правое её лёгкое поражено, шейные железы поражены. Ей нужен другой воздух и другая жизнь. О Еле- не Селивановский (врач – М. Б.) сказал, что от смертельной болезни её отделяет муравьиный шаг. Миррочка всю зиму хворала и поправилась лишь весной. Новой зимы в Москве им не вы- держать. А на юге России, которым можно бы заменить заграницу, новые тучи и новые беше- ные там творятся бури. <…> Мы уезжаем на год» [5, с. 517]. В Ревеле из-за недоразумения с герман- ской визой Бальмонту пришлось задержаться на целый месяц. Он работал, но не выступал, не печатался и не давал интервью. Единственным светлым пятном за это время была его трёхднев- ная встреча с посетившим его И. Северяниным, отражённая затем в их стихотворных посвяще- ниях. В биографиях сразу нескольких писате- лей, выезжавших из России в начале 1920 годов, фигурирует версия о том, что Константин Баль- монт, отпущенный за границу с обязательством не выступать против советской власти, нарушил обещание и стал причиной запрета на их выезд. Наиболее определённые очертания эта версия приобрела в судьбе Вяч. Иванова, о чём писа- ла его биограф О. А. Шор (Дешарт): «Весной 1920 г. несколько видных писателей получили разрешение на время выехать в Западную Ев- ропу. <...> Бальмонт уехал первым и, едва пере- ехав границу, разразился невежливым выступле- нием <...>. В ответ на это все остальные писа- тели были лишены их заграничных паспортов. Вяч. Иванов надеялся, что Швейцария и Ривьера восстановят здоровье его тяжело больной жены. Отказ был для него большим ударом. Ему обе- щали отправить больную в его сопровождении на юг. Вера Константиновна умерла в Москве в августе того же года». В семье Вяч. Иванова по- ведение Бальмонта считалось едва ли не одной из причин гибели Веры Константиновны Швар- салон. Тень Бальмонта реяла и над отказом на выезд Андрея Белого, который писал 17 июля 1920 г. Иванову-Разумнику: «Не везёт мне! Спер- ва зарезал Мережковский; потом таки дали мне командировку, а я не знал и сидел в Петрограде; и никто не уведомил меня из Москвы; я бы мог уехать до Бальмонта! Теперь, накануне быстро- го движения дела – второй зарез: Бальмонт!» Горький добавил в этот список жертв ещё двух человек. 29 января 1928 г. он писал Роме- ну Роллану: «...получив разрешение на выезд за границу, он (Бальмонт – М. Б.) тотчас же объ- явил себя врагом «коммунизма», и, конечно, это очень плохо отозвалось на Блоке и Сологубе, которые хлопотали о разрешении выехать». Из этого письма следует, что с невозможностью своевременно выехать из России современники связывали не только смерть Блока и Сологуба, но и самоубийство жены Сологуба – Анастасии Чеботаревской [6]. В 2007 г. Роберт Бёрд и Евгения Ива- нова в своём исследовании «Был ли виновен Бальмонт?», с привлечением всех возможных источников информации, сделали однозначный вывод: «Почти целый год Бальмонт оставался верен обещаниям, и ссылки на него были только удобным предлогом, так как никто не мог про- верить достоверность распространяемой боль- шевиками информации. Если искать реальную причину, которая стояла за отказами писателям, то, скорее всего, это была война с Польшей, по- тому что только после заключения мира с Поль- шей 12 марта 1921 года возобновился их отъезд из России»[6]. Этими действиями советская власть спровоцировала разлад в отношениях Бальмонта с вышеназванными поэтами, други- ми представителями интеллигенции. В Париже Бальмонт с семьёй поселились в маленькой меблированной квартире. Поэт сразу же оказался меж двух огней. С одной сто- роны, радикальное эмигрантское сообщество заподозрило в нём сочувствующего Советам. Как иронически замечал С. Поляков, Бальмонт «…нарушил церемониал бегства из советской России <…> и прибыл в Париж неподстрелен- ным». Положение поэта невольно «усугубил» Луначарский, в московской газете опровергший слухи о том, что тот ведёт за границей агитацию против советской власти. Это позволило правым эмигрантским кругам заметить «…многозначи- тельно: Бальмонт в переписке с Луначарским. Ну, конечно, большевик!» С другой стороны, со- ветская пресса начала «клеймить его как лукаво- го обманщика», который «ценою лжи» добился для себя свободы, злоупотребил доверием Со- ветской власти, великодушно отпустившей его |