Сорок правил любви Пролог
жүктеу/скачать 401,41 Kb.
|
| 7 сентября 2009 года, Конья
Близко к его кровати стояло кресло, в котором она спала, когда ее вдруг разбудили необычные звуки. Элла открыла глаза и прислушалась. В темноте кто-то произносил незнакомые слова. Не сразу она догадалась, что на улице призывают к молитве. Начинался новый день. Однако у нее появилось ощущение, что этот день положит конец чему-то. Спросите любого, кто слышит призыв к молитве в первый раз, и он скажет вам то же самое. Этот призыв и прекрасен, и таинственен. И все же есть в нем что-то жуткое, внушающее суеверный страх. Нечто похожее на любовь. Именно из-за этих звуков Элла, вздрогнув, проснулась ночью. Несколько раз мигнув в темноте, она в конце концов уразумела, что мужской голос ворвался в комнату через открытое окно. Элла не сразу сообразила, что находится не в Массачусетсе. Просторный дом, в котором она жила с мужем и тремя детьми, остался в другой жизни — такой далекой и туманной, будто ее не было вовсе, как будто она была не ее реальной прошлой жизнью, а сказкой. Да, это был не Массачусетс. Она находилась на другой части земли, в больнице города Конья, в Турции. И мужчина, ровное глубокое дыхание которого она слышала, был не ее массачусетским мужем с двадцатилетним стажем, а ее любовником, ради которого она убежала от мужа солнечным днем прошлого лета. «Ты собираешься бросить мужа ради мужчины, у которого нет будущего? — задавали ей один и тот же вопрос подруги и соседки. — А как же дети? Думаешь, они когда-нибудь простят тебя?» Элла включила настольную лампу и в теплом янтарном свете оглядела комнату, словно желая убедиться, что ничего не изменилось после того, как она заснула несколько часов назад. Она находилась в самой маленькой больничной палате, какую только видела в своей жизни; правда, видела она немного больничных палат. Кровать занимала почти все место. Кроме нее там были деревянный шкаф, квадратный кофейный столик, стул, пустая ваза, поднос с разноцветными таблетками и рядом книга Шамса, которую Азиз читал, когда они пустились в это путешествие: «Я и Руми». Четыре дня назад они приехали в Конью и первые дни провели, ничем не отличаясь от обыкновенных туристов: осматривали памятники, музеи, археологические раскопки, пробовали местную еду и фотографировали все подряд. Все шло неплохо до вчерашнего дня. Когда они обедали в ресторане, Азиз вдруг упал, и его пришлось перевезти в ближайшую больницу. С того времени Элла находилась при нем неотлучно и ждала, сама не зная, чего ждать, надеясь, хотя надежды не было, и молча и отчаянно споря с Богом, который собирался отнять у нее любовь, подаренную так поздно. — Любимый, ты спишь? — спросила Элла. Она не хотела беспокоить Азиза, но он был нужен ей бодрствующим. Ответа не последовало, разве что изменился ритм его дыхания. — Ты не спишь? — шепотом, но более громким, переспросила Элла. — Не сплю, — медленно отозвался Азиз. — А ты почему не спишь? — Утренняя молитва… — проговорила Элла, как будто это все объясняло: и ухудшение его здоровья, и ее страх потерять его, и безрассудство ее любви. Азиз сел на кровати, глядя на Эллу немигающим взглядом. В легком свете лампы на фоне белых подушек его красивое лицо казалось мертвенно-белым, тем не менее в нем чувствовалась сила, а может быть, даже бессмертие. — Утренняя молитва особенная, — прошептал Азиз. — Разве ты не знаешь, что из пяти молитв, которые мусульманин должен возносить ежедневно, утренняя — самая главная и самая искренняя? — Почему? — Полагаю, потому, что человек отрывается от снов, а ему это не нравится. Мы предпочли бы еще поспать. Вот почему в утренней молитве есть строчка, которой нет в других молитвах. «Лучше молиться, чем спать». «И все же, наверное, для нас обоих лучше было бы спать, — подумала Элла. — Если бы только мы могли заснуть вместе». Она мечтала о легком, спокойном сне. О годах полного оцепенения, которые могли бы умерить ее боль. Через некоторое время призыв к молитве стих. Когда замер последний звук, в мире стало нестерпимо тихо. Целый год они были вместе. Один год любви. Большую часть времени Азиз был достаточно силен, чтобы путешествовать, но за последние две недели его состояние явно ухудшилось. Элла смотрела, как он вновь погружается в сон, смотрела на его спокойное и столь дорогое для нее лицо. Ей стало страшно. Тяжело вздохнув, она вышла из палаты. Прошла по коридорам, где стены были выкрашены в разные оттенки зеленого, мимо отделений, где выздоравливали и умирали люди, молодые и старые, мужчины и женщины. Элла старалась не замечать любопытных взглядов, однако белокурые волосы и голубые глаза делали очевидной ее чужеродность. Никогда еще она не ощущала себя настолько не на своем месте. Через несколько минут Элла уже сидела посреди небольшого больничного сада около бьющего из земли источника. Там находилась небольшая фигурка ангела, а на дне сверкало несколько серебряных монет — символы чьих-то тайных желаний. Элла пошарила в карманах, но нашла только исписанные листки бумаги и половинку гранолы[38]. Оглядевшись, она заметила поблизости несколько гладких блестящих черных камешков. Тогда она подняла один из них и, закрыв глаза, бросила его в фонтан, беззвучно бормоча желание, которое, она знала, не сбудется. Камешек отскочил от стенки, ограждавшей источник, и, отлетев в сторону, упал прямо на колени каменному ангелу. «Будь здесь Азиз, — подумала Элла, — он бы непременно усмотрел в этом некий знак». Вернувшись через полчаса в палату, она обнаружила там врача и медицинскую сестру в платке. Азиз был с головой накрыт простыней. Он ушел. Азиза похоронили в Конье, как и его любимого Руми. Элла позаботилась о его похоронах, постаравшись не упустить ни одной детали. Она нашла место для захоронения — под большой магнолией на старом кладбище. Потом отыскала суфийских музыкантов, которые согласились играть на ней, и послала электронные извещения всем друзьям Азиза в разных странах с приглашением посетить похороны. Элле было приятно, что собралось довольно много людей, приехавших издалека, например даже из Кейптауна, Санкт-Петербурга, Муршидабада, Сан-Паулу. Среди них были фотографы-коллеги Азиза, его приемные дети, а также ученые, журналисты, писатели, танцоры, скульпторы, бизнесмены, фермеры, домашние хозяйки. Церемония прошла тепло и радостно, на ней присутствовали верующие разных конфессий. Они праздновали его смерть, потому что знали: он сам этого хотел. Беззаботно играли дети. Мексиканский поэт раздавал pan de los muertos[39] а старый друг Азиза из Шотландии посыпал всех розовыми лепестками, как конфетти, чтобы никто не считал смерть чем-то таким, чего надо бояться. Некто из местных, старый согбенный мусульманин с пронзительным взглядом и широкой улыбкой на губах, наблюдал за церемонией, а потом сказал, что это было, несомненно, самое сумасшедшее действо, которое когда-либо видела Конья, если не считать похорон Мавланы много столетий назад. Через два дня после похорон, оставшись наконец одна, Элла прогулялась по городу, разглядывая проходившие мимо нее семейные пары, продавцов в магазинах, уличных торговцев, старавшихся всучить ей хоть что-то. Люди во все глаза смотрели на американку с заплаканными глазами. Она была тут чужой. Собственно, она везде была чужой. Вернувшись в номер, Элла сняла жакет и надела пушистый, персикового цвета свитер из ангорской шерсти, прежде чем выписаться из отеля и отправиться в аэропорт. Она позвонила Дженет, которая единственная из троих детей поддержала мать в ее решении следовать своим чувствам. Орли и Ави все еще не желали с ней разговаривать. — Мама! Как ты? — с искренней озабоченностью спросила Дженет. Элла улыбнулась, как будто дочь могла видеть ее. Потом произнесла едва слышно: — Азиз умер. — Ой, мамочка, я тебе очень сочувствую. Наступила короткая пауза, в которой они обе старались придумать, что бы еще сказать. Молчание прервала Дженет: — Мамочка, ты вернешься домой? Элла задумалась. В словах дочери она услышала непроизнесенный вопрос: вернется ли она в Нортгемптон к мужу и откажется ли от бракоразводного процесса, который уже превратился в клубок обвинений и обид? Что она собирается делать? У нее не было денег и не было работы. Однако она могла бы давать уроки английского языка, работать в журнале и даже, чем черт не шутит, когда-нибудь стать хорошим редактором. На секунду прикрыв глаза, Элла представила себя радостной и уверенной в себе, какой она должна была стать в самое ближайшее время. Ей никогда еще не приходилось полагаться только на свои силы, но, как ни странно, одинокой она себя не чувствовала. — Малышка, я очень скучаю по тебе, — проговорила она. — Скучаю по твоим брату и сестре. Ты приедешь повидаться со мной? — Ну конечно же, мамочка… мы приедем… Но чем ты собираешься заняться? Уверена, что не хочешь вернуться? — Я поеду в Амстердам, — ответила Элла. — Там есть миленькие квартирки с окнами на каналы. Мне хватит денег на такую. Еще нужно подучиться ездить на велосипеде. Не знаю… Не хочу строить планы, дорогая. Собираюсь жить одним днем. Посмотрим, что получится. Это одно из Правил, понимаешь? — Каких таких правил, мама? О чем ты говоришь? Элла подошла к окну и поглядела на небо неправдоподобно синего цвета. — Это Правило номер сорок, — медленно произнесла Элла. — «Жизнь без любви никчемна. Не спрашивай себя, какую любовь ты ищешь, духовную или телесную, божественную или земную, восточную или западную… Одни деления приводят к другим делениям. У любви нет названий. Она то, что она есть, — чистая и простая. Любовь — вода жизни. Влюбленный — огонь души. Вся вселенная начинает кружиться иначе, когда огонь влюбляется в воду». жүктеу/скачать 401,41 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|