не обманули, подсунув плохие куски. Она не хотела, чтобы я брал полфунта ветчины и заметила,
что четвертушки довольно, если взять еще немного франкфуртских сосисок. Но я купил
полфунта ветчины и две банки сосисок.
Она жила под самой крышей, в каморке, обставленной кое-как. На столе стояла
керосиновая лампа, а около кровати – бутылка с
вставленной в нее свечой. К стенам были
приколоты кнопками картинки из журналов. На комоде лежало несколько детективных романов
и конверт с порнографическими открытками. Некоторые гости, особенно женатые, любили
разглядывать их. Лиза убрала открытки в ящик и достала старенькую, но чистую скатерть.
Я принялся развертывать покупки. Лиза переодевалась. Сперва она сняла платье, а не
ботинки, хотя у
нее всегда сильно болели ноги, я это знал. Ведь ей приходилось так много
бегать. Она стояла посреди комнатки в своих высоких до колен, лакированных ботинках и в
черном белье.
– Как тебе нравятся мои ноги? – спросила она.
– Классные, как всегда…
Мой ответ обрадовал ее, и она с
облегчением присела на кровать, чтобы расшнуровать
ботинки.
– Сто двадцать марок стоят, – сказала она, протягивая мне их. – Пока заработаешь столько,
износятся в пух и прах.
Она вынула из шкафа кимоно и пару парчовых туфелек, оставшихся от лучших дней; при
этом она виновато улыбнулась. Ей хотелось нравиться мне. Вдруг я почувствовал ком в горле,
мне стало грустно в этой крохотной каморке, словно умер кто-то близкий.
Мы ели, и я осторожно разговаривал с ней. Но она заметила какую-то перемену во мне. В ее
глазах появился испуг. Между нами никогда не было больше того, что приносил случай. Но,
может быть, как раз это и привязывает и обязывает людей сильней, чем многое другое. Я встал.
– Ты уходишь? – спросила она, как будто уже давно опасалась этого.
– У меня еще одна встреча…
Она удивленно посмотрела на меня:
– Так поздно?
– Важное дело, Лиза. Надо попытаться разыскать одного человека. В это время он обычно
сидит в «Астории». Нет женщин, которые понимают эти вещи так хорошо, как девушки вроде
Лизы. И обмануть их труднее, чем любую женщину. Ее лицо стало каким-то пустым.
– У тебя другая…
– Видишь, Лиза… мы с
тобой так мало виделись… скоро уже год… ты сама понимаешь,
что…
– Нет, нет, я не об этом. У тебя женщина, которую ты любишь! Ты изменился. Я это
чувствую.
– Ах, Лиза…
– Нет, нет. Скажи!
– Сам не знаю. Может быть…
Она постояла с минуту. Потом кивнула головой.
– Да… да, конечно… Я глупа… ведь между нами ничего и нет… – Она провела рукой по
лбу. – Не знаю даже, с какой стати я…
Я смотрел на ее худенькую надломленную фигурку. Парчовые туфельки… кимоно… долгие
пустые вечера, воспоминания…
– До свидания, Лиза…
– Ты идешь… Не посидишь еще немного? Ты идешь… уже?
Я понимал, о чем она говорит. Но этого я не мог. Было странно, но я не мог, никак не мог. Я
чувствовал это
всем своим существом. Раньше такого со мной не бывало. У меня не было
преувеличенных представлений о
верности. Но теперь это было просто невозможно. Я вдруг
почувствовал, как далек от всего этого.
Она стояла в дверях.
– Ты идешь… – сказала она и тут же подбежала к комоду. – Возьми, я знаю, что ты положил
мне деньги под газету… я их не хочу… вот они… вот… иди себе…
– Я должен, Лиза.
– Ты больше не придешь…
– Приду, Лиза….
– Нет, нет, ты больше не придешь, я знаю! И не приходи больше! Иди, иди же наконец… –
Она плакала. Я спустился по лестнице, не оглянувшись.
Достарыңызбен бөлісу: