Мы постаралисьиспользоватьэтузадержку,чтобы добытьсебеещепаругнилых картофелиннадорогуи,чтобылодлянасоченьважно,— рюкзак,Сэтойцелью мы забралисьв пустой баракженского лагеря,обитательниц которого срочно увезликуда- то.Тамцарилневообразимыйбеспорядок.Можнобылопредположить, чтомногиеженщиныпокидалибараквспешке— кучамивалялосьтряпье,среди него — остаткизасохшейеды,солома,черепкииещевполнепригодныекотелки — предметполагернымпонятиямоченьценный.Ноихмы невзяли,потомучто знали:впоследнеевремя,когдалагеремначалоовладеватьполноеотчаяние,эти котелкислужилинетолькосуповымимисками.Ихиспользовалиидляумывания, иодновременно— какночныегоршки.( Существовалстрожайшийзапретдержать вбаракечто- либоспециальнодляэтихцелей,хотявнекоторыхслучаях,например присыпном тифесвысокойтемпературой,больныебылипростоневсостоянии безпосторонней помощи дойти до уборной. )Итак,я стоял на страже,а мой товарищ проскользнул в опустевший барак.Черезнесколько минутон явился сияющий,показалмнеспрятанныйподкурткойрюкзакисообщил,чтовиделтам ещеодин.Теперьонсторожит,аяныряю вбарак.Роюсьвтряпье,нахожу,кроме рюкзака,кмоейвеличайшейрадости,ещеистарую зубную щеткуивдругвижу средиэтих,брошенных,видимо,вгорячкеиспешкевещейженскийтруп. . . Затем явозвращаюськсебевбарак,чтобы собратьсвоеимущество:суповую миску,паруразодранныхрукавиц,полученныхвнаследствоотмоегопациента, умершего от сыпного тифа,стопку клочков бумаги,на которых я,как уже говорилось, начал стенографическими знаками восстанавливать рукопись, погибшую вАушвице.Затемяпоспешноещеразсовершаю свои«визиты»,обходя напоследоксначалаправый,потомлевыйрядсвоихпациентов,лежащихнадосках пообеим сторонам прохода.Подхожукмоемуединственномуздесьземлякуи застаюегоужепочтиумирающим.Свойпланбегствая,конечно,должендержатьв
строгом секрете,номнепоказалось,чтоончто- тоучуял( возможно,явыглядел немноговзволнованным).Вовсякомслучае,слабымголосомонспрашиваетменя: «Тытожеотбываешь?».Яговорю «нет»иотхожу.Нозабытьеговзглядмненетак легко.Окончив«визиты»,ясноваподхожукнему.Исноваонсмотритнаменя,и снова в его безнадежном взгляде мне чудится упрек.И во мне нарастаети усиливаетсятобеспокойноечувство,котороезародилосьещевмомент,когдая договаривался о совместном побеге:а ведь я нарушаю мой принцип — не искушатьсудьбу!Я внезапновскакиваю,бегуксвоемуколлегеиобъявляю:я остаюсь!Иедватолькоясообщилему,чтонаменяненадорассчитывать,едва толькосам утвердилсявмысли,чтоостаюсьздесь,смоимипациентами,как беспокойное,неприятное чувство мгновенно улетучилось.Не зная,что мне принесутближайшиедни,носпокойныйкакникогда,яуверенновозвращаюсьв свойсыпнотифозныйбарак,сажусьвногахуземляка,пробую утешитьего,потом болтаюсдругими,стараясьиихразвлечьиуспокоить. . . . Ипришелпоследнийденьнашеголагеря.Всвязисприближениемлиниифронта почти всех заключенных массовыми эшелонами отправили в другие лагеря. «Верхушка»— капо,повара,кладовщики — разбежалась.Былообъявлено,чток вечерувсеобитателилагеря( тоестьпоследниеостававшиесязаключенныеи врачи)должны бытьполностью эвакуированы,аночью лагерьбудетсожжен.К середине дня грузовики,на которых должны были увозить больных,еще не появились.Вместо этого лагерьвдругбыл строжайшезакрыт,упроволочных загражденийсновапоявиласьохрана,такчтониктоуженемогускользнутьв