В конце они оба умрут

Я прошу Лидию последить за нашими напитками, и мы с Руфусом
идем к диджею, чтобы заказать песню. Пока мы пробираемся к пульту,
девушка турецкой внешности по имени Жасмин поет песню «
Before
the Night
» Патти Смит, и меня поражает, как столь миниатюрный
человек может так удерживать внимание и заводить публику. Брюнетка
с широкой улыбкой (такую улыбку не ожидаешь увидеть на лице
человека, который вот-вот умрет) заказывает следующую песню и
отходит. Я тоже называю диджею ЛоуАу песню, и он хвалит наш
выбор. Я немного покачиваюсь из стороны в сторону под выступление
Жасмин и двигаю головой в такт музыке, когда это уместно. Глядя на
меня, Руфус улыбается, и я, смутившись, прекращаю свой танец.
А потом жму плечами и снова начинаю танцевать.
В этот раз мне нравится, что на меня смотрят.
— Вот она жизнь, Руфус, — говорю я. — Я наслаждаюсь ею.
Здесь и сейчас.
— И я, чувак. Спасибо, что написал мне в «Последнем друге», —
говорит Руфус.
— Спасибо, что стал лучшим Последним другом для такого
затворника, как я.
На сцену вызывают ту самую брюнетку (ее зовут Бекки), и она
начинает петь «
Try a Little Tenderness
»
[15]
Отиса Реддинга. Мы
следующие на очереди и стоим у липких ступеней, ведущих на сцену.
Когда песня Бекки подходит к концу, мои нервы наконец не
выдерживают. Мы ведь 
следующие. 
Но не успеваю я собраться с
духом, как диджей ЛоуАу объявляет: «На сцену приглашаются Руфус и
Мэтью». Да, он неправильно произносит мое имя, почти как Андреа из
Отдела Смерти, которая звонила мне столько часов назад, что, кажется,
даже не сегодня. За сегодняшний день я прожил целую жизнь, и теперь
пора выходить на бис.
Руфус взбегает по ступенькам, и я иду следом. Бекки желает мне
удачи и улыбается милейшей улыбкой; я надеюсь, что она не
Обреченная, а если это так — пусть умрет, ни о чем не сожалея. Я
кричу ей в ответ: «Отлично спела, Бекки!» — и отворачиваюсь. Песня
у нас довольно длинная, поэтому Руфус выносит на центр сцены два
стула, и это верное решение: пока я иду к одному из них, у меня
дрожат колени. Прожектор светит мне прямо в глаза, в ушах звенит. Я
сажусь рядом с Руфусом; диджей просит кого-то передать нам

микрофоны, и я сразу ощущаю прилив сил, как будто мне вручили
Экскалибур, когда моя армия проигрывала важную битву.
При первых аккордах «
American pie
» толпа начинает радостно
кричать, как будто это наша собственная песня, как будто они знают,
кто мы такие. Руфус сжимает мою руку, а потом отпускает ее.
— 
A long, long time ago…
— начинает он, —
 I can still remember…
[16]
— 
How that music used to make me smile
[17]
, — подключаюсь я.
Глаза наполняются слезами. По лицу разливается тепло, нет, жар. Я
вижу, что Лидия покачивается из стороны в сторону. Если бы это был
сон, он не смог бы передать силы и глубины этого момента.
— 
This’ll be the day that I die… This
’
ll be the day that I die…
[18]
Атмосфера в зале меняется. И дело не только в том, что меня
охватывает неожиданная увереннось в себе (хотя я и дико
фальшивлю), — нет. Слова нашей песни резонируют в каждом
Обреченном, они пропускают их через себя, впускают прямо в души,
которые постепенно угасают, как светлячки, хотя все еще живы.
Некоторые Обреченные подпевают нам, и я уверен, что, если бы здесь
можно было пользоваться зажигалками, все бы их сейчас достали. Кто-
то плачет, кто-то улыбается с закрытыми глазами, и я надеюсь, что в
этот момент все они вспоминают только самое лучшее.
Целых восемь минут мы с Руфусом поем о терновом венце,
распитии виски, о потерянном в космосе поколении, о заклинании
Сатаны, девушке, которая пела блюз, о дне, когда умерла музыка, и о
многом-многом другом. Песня заканчивается, я перевожу дух и
вдыхаю гром аплодисментов, вдыхаю любовь публики, которая дает
мне силы схватить за руку Руфуса, пока тот отвешивает поклоны. За
руку же я увожу его со сцены и, когда мы оказываемся за кулисами,
смотрю ему в глаза, а он улыбается, как будто знает, что сейчас
произойдет. И он совершенно прав.
Я целую парня, который подарил мне жизнь в день, когда мы оба
должны умереть.
— Наконец-то! — говорит Руфус, когда я позволяю ему перевести
дыхание, и теперь уже он целует меня. — Чего ты так долго ждал?
— Я знаю, знаю. Прости. Я знаю, что времени терять нельзя, но я
должен был убедиться, что ты именно такой, каким мне показался.
Твоя дружба — это лучшее, что принесла мне смерть. — Никогда бы

не подумал, что найду того, кому смогу сказать такие слова. Они
общие — и в то же время очень личные, словно тайна, которой хочется
поделиться со всем светом, и, по-моему, именно это чувство мы все
ищем. — И даже если бы я так и не поцеловал тебя, ты уже подарил
мне жизнь, о которой я всегда мечтал.
— Ты тоже мне помог, — говорит Руфус. — Блин, в последние
месяцы я ходил такой потерянный… Особенно вчера ночью. Я
ненавидел свои сомнения и свою озлобленность. Но ты подставил мне
самое крепкое в мире плечо и помог снова найти себя. Эй, ты сделал
меня лучше.
Я хочу снова поцеловать его, но его взгляд вдруг ускользает куда-
то за пределы сцены, в толпу посетителей. Руфус сжимает мою руку.
Его улыбка становится шире.
— А вот и плутонцы.

жүктеу/скачать 1,4 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: