Ярославский педагогический вестник

Ярославский педагогический вестник – 2011 – № 1 – Том II (Психолого-педагогические науки)

 

____________________________________________ 

©

 

Агапова Л. Е., Иванов Н. Н., 2011 

Л. Е. Агапова, Н. Н. Иванов 

104

УДК 82.0:372.8;82.972.8;373.1.02:372.8. 

Л. Е. Агапова, Н. Н. Иванов 

Развитие образных представлений школьников  

в работе с художественным текстом 

В статье обобщен методический опыт, посвященный развитию образных представлений учащихся младшего и среднего 

звена. Данная проблематика представлена в контексте литературного развития школьников. Авторами раскрыты филологи-

ческие,  психологические  и  методические  особенности  анализа  и  восприятия  рассказов-миниатюр  Л.  Толстого.  Обобщен 

опыт  формирования  представлений  учащихся  о  художественной  системе  литературного  произведения.  Рассмотрено  соот-

ношение восприятия и понимания, предложены методические находки, способствующие развитию образных представлений 

учащихся.  

Ключевые  слова:  образные  представления,  интерпретация  текста,  художественное  восприятие,  анализ  произведения 

литературы, образ, система персонажей, мотив.  

L. Е. Agapova, N. N. Ivanov 

Development of Schoolchildren’s Figurative Representations  

in Work with the Art Text 

In the article the methodical experience devoted to the development of figurative representations of pupils of a younger and aver-

age level is generalized. The given problematics is represented in the context of schoolchildren’s literary development, philological, 

psychological and methodical features of the analysis and perception of stories-miniatures by L.Tolstoy are opened by the authors. 

Experience of forming pupils’ representations  about the art system of a literary work is generalized. Is considered correlation be-

tween perception and understanding, the methodical finds promoting the development of pupils’ figurative representations are of-

fered. 

Key words: figurative representations, text interpretation, art perception, the literary work analysis, image, a system of charac-

ters, motive. 

 

Рассказы-миниатюры  Л.  Н.  Толстого  в  биб-

лиографии  характеризуются  бегло,  мимоходом, 

чаще как литературные иллюстрации его педаго-

гических  взглядов  и  опытов,  реже – в  связи  с 

творческими  поисками.  Предлагаем  варианты 

интерпретации этих произведений с позиций ис-

ключительно  художественных,  решая  дополни-

тельные задачи параллельно.  

П.  Палиевский,  Л.  Д.  Громова-Опульская, 

М. Громов  и  другие  исследователи  говорили  о 

циклах  развития  Толстого – нравственного,  фи-

лософского,  духовного.  Усомнившись  вдруг  в 

«полезности»  литературного  труда,  не  удовле-

творенный  собой  и  миром,  Толстой  поселился  в 

Ясной  Поляне,  женился  и  увлекся  идеями  обра-

зования.  Предварительно  съездил  в  Европу,  а  с 

1863  по 1869 г.  создавал  «Войну  и  мир».  Вклю-

ченные  в  «Новую  азбуку», «Русские  книги  для 

чтения»,  рассказы-миниатюры  формально  со-

провождают  школьные  занятия  Толстого.  Но  в 

плане  творческом  они – боковые  побеги  интен-

сивной,  по  признанию  автора,  нелегкой  работы 

1860–1870-х гг. Даже не потому, что адресованы 

рассказы читателю юному, в искусстве слова не-

искушенному.  А  потому,  что  после  «Войны  и 

мира»  Толстой  пробовал  писать  по-другому:  на 

малом  пространстве  текста  передавая  максимум 

смысла. Усилия эти увенчались успехом.  

Успех – в  выразительности,  стремящейся  к 

библейской.  Смысл  емкого,  плотного,  нарочито 

безыскусного, не олитературенного письма таит-

ся как бы между строк, как бы за текстом. Архе-

типы, обобщенный сюжет, символизм художест-

венных  деталей,  параллели,  ассоциации,  то,  что 

А. Потебня называл в слове образным представ-

лением, а Г. Шпет – внутренней формой, рожда-

ют 2-й, 3-й уровни содержания. Нет хорошо зна-

комого по другим сочинениям автобиографизма, 

автор  и  повествователь,  рассказчик  не  совпада-

ют.  Подзаголовки – «быль», «рассказ  офицера», 

«описание», «рассказ» – позволили автору спря-

таться  за  объективным  повествователем,  избе-

жать  прямых  оценок,  морализаторства,  дидак-

тизма.  И  снять  условность  сочинения,  усилить 

иллюзию  достоверности  изображенного:  кто-то 

рассказывал,  где-то  я  читал  об  этом,  а  что-то  и 

Ярославский педагогический вестник – 2011 – № 1 – Том II (Психолого-педагогические науки)

 

Развитие образных представлений школьников в работе с художественным текстом

 

105

видел сам. «В Лондоне показывали диких зверей 

и  за  смотренье  брали  деньгами  или  собаками  и 

кошками  на  корм  диким  зверям» [«Лев  и  собач-

ка». – Толстой, 1988: 89]. «Один корабль обошел 

вокруг  света  и  возвращался  домой» [«Прыжок». 

– 1, с. 119]. «Наш корабль стоял на якоре у бере-

га Африки» [«Акула». – 1, с. 116].  

«Девочка  и  грибы», «Акула», «Прыжок», 

«Пожарные  собаки», «Булька» – эти  и  другие 

миниатюры  построены  так, чтобы  привязать  чи-

тателя к случаю рядовому, цена исхода которого, 

однако, жизнь или смерть. И потому не бытово-

му, а бытийному. И убедить в типичности таких 

эпизодов, могущих произойти с каждым, со все-

ми, со мной. Исчезает дистанция между текстом 

и  читателем.  Особенна  и  «диалектика  души»  в 

данных  рассказах:  вызвав  соответствующие  со-

бытиям  эмоциональные  реакции,  варьируя  и  не 

называя  какое-то  ведущее  чувство,  втягивая  в 

него персонажей и читателя, Толстой взращивает 

на  почве  субъективного  восприятия  другие  пе-

реживания,  заставляет  испытать, «что  должно». 

Но что? 

Вот 2 мальчика  плавают  «наперегонки  в  от-

крытом  море»,  но  «вдруг  с  палубы  кто-то  крик-

нул: «Акула!» – и  все  мы  увидали  в  воде  спину 

морского  чудовища» [«Акула». – 1, с. 117]. Ди-

намизм событийный – это внешний план, а план 

2-ой – ассоциативный,  чувственный.  Спина  аку-

лы,  скрытой  в  толще  воды – образ  глубинного, 

подсознательного ужаса и страха. Акула не вид-

на,  и  тем  могущественнее  ее  власть  над  нами, 

потому  что  разум,  воспринимая  архетип,  проду-

цирует  свои  варианты  «морского  чудовища». 

Пейзаж-заставка  оттенил  драматизм  ситуации – 

«день  был  прекрасный» [1, с. 116]. Первый  и 

единственный раз само чувство – страх – названо 

позже,  когда  артиллерист  готовился  стрелять.  А 

пока  полстраницы  предшествующего  выстрелу 

текста  близят  эмоциональной  взрыв.  Матросы 

спустили лодку, но дети не видят акулу. Она все 

ближе,  но  «ребята  плыли  дальше,  смеялись  и 

кричали  еще  веселее  и  громче  прежнего» [1, с. 

117]. Догадываемся, что испытывал артиллерист, 

отец одного из мальчиков: «бледный, как полот-

но, не шевелясь, смотрел на детей» [1, с. 117]. В 

такие  моменты  время  останавливается,  жизнь 

летит перед глазами.  

Дети, «как ящерицы, вытягивались в воде», но 

появилась спина «морского чудовища», и вскоре 

последовал  «пронзительный  визг»  одного  из  де-

тей. И «визг этот как будто разбудил артиллери-

ста» [Толстой, 1988: 118]. Характерна  такая 

«биологическая»  микрообразность:  выражены 

основы, животно-звериное начало бытия. В воде 

человек  разумный  проиграет  акуле – представи-

телю  стихии.  Человек – венец  творения,  царь 

природы – где он? Нет его, но есть царство есте-

ства, жизни, управляемое звериным инстинктом. 

Люди  и  животные  (акулы,  обезьяны,  собаки, 

львы)  в  этих  рассказах  сопоставлены  по  линии 

физиологической, природной. С другой стороны, 

дикие  звери  способны  на  любовь  и  привязан-

ность, искренние, здоровые, не извращенные ра-

зумом чувства («Лев и собачка», «Пожарные со-

баки», «Булька»).  Означенные  характеристики 

персонажей  по  линии  затаенных  инстинктивных 

переживаний и здесь, и в военных сценах «Сева-

стопольских  рассказов», «Войны  и  мира»  обос-

нованы  исходной  позицией  Толстого.  Допуска-

ем,  что  такие  параллели  и  виделись  ему  как  ху-

дожественный результат.  

Какими  еще  средствами  добивался  Толстой 

цели?  Созерцание  разыгрывающейся  драмы, 

ожидание  развязки  быстро  охватывает  чувством 

единым всех, кто и в море, и на палубе, и с кни-

гой  в  руках.  Изображенные  глубинные,  невыра-

зимые  чувства  имеют  типологичные  признаки  в 

тексте разных рассказов. Визг как будто «разбу-

дил»  артиллериста.  А  в  рассказе  «Прыжок» 

мальчик  «опомнился  от  крика», когда  «в  народе 

кто-то  ахнул  от  страха» [1, с. 121]. В  рассказе 

«Акула»  страх,  предшествуя  выстрелу,  неожи-

данности, предваряет эмоциональную кульмина-

цию. «Мы  все,  сколько  нас  ни  было  на  корабле, 

замерли от страха и ждали, что будет (здесь и 

далее выделено нами. – Н. И.) Раздался выстрел, 

и мы увидали, что артиллерист упал подле пуш-

ки и закрыл лицо руками. Что сделалось с акулой 

и  с  мальчиками,  мы  не  видали,  потому  что  на 

минуту дым застлал нам глаза» [«Акула». – 1, с. 

118]. Именно эта немая и «слепая» сцена откры-

вает  простор  для  переживаний.  Сцены  кульми-

нации, резко переходя в развязку, варьируют од-

ну  ситуативную  модель,  перекликаются  даже 

лексически.  В  рассказе  «Прыжок»  мальчик – 

вверху,  на  перекладине  мачты. «Все  молча 

смотрели  на  него  и  ждали,  что  будет.  Вдруг  в 

народе кто-то ахнул от страха. Мальчик от этого 

крика опомнился, глянул вниз и зашатался» [1, с. 

121]. Затем появился его отец с ружьем. Развязки 

построены на ожидании, неизвестности. В «Аку-

ле» все ждут, когда разойдется дым над водою, в 

«Прыжке» – «секунд через сорок <…> вынырну-

ло тело мальчика» [1, с. 122]. Состязаются чело-

век  и  зверь:  акула,  обезьяна.  Обезьяна – сама 

Ярославский педагогический вестник – 2011 – № 1 – Том II (Психолого-педагогические науки)

 

Л. Е. Агапова, Н. Н. Иванов

 

106

природа  инстинкта – заслоняет  сына  капитана 

корабля,  ее  «внутренний  мир»  развернут  шире 

человеческого. От мальчика же требуется посту-

пок. На помощь приходит отец.  

В обоих рассказах эмоциональная палитра ос-

ложнена отцовскими чувствами. Отцы не просто 

спасители,  в  их  руках  жизнь  и  смерть  детей.  В 

моральном  праве  отцы  поднимаются  до  высоты 

Отца Небесного, совершают деяния на грани ра-

зумного,  как  бы  за  чертой  человеческого,  что 

проявилось и в поступках, эмоционально. После 

выстрела  артиллерист  «упал  подле  пушки  и  за-

крыл  лицо  руками».  Капитан,  увидав,  что  его 

сын  жив, «вдруг  закричал,  как  будто  его  что-то 

душило, и убежал к себе в каюту, чтоб никто не 

видал, как он плачет» [1, с. 122]. Символизм от-

цов  здесь  задан  в  духе  библейского  архетипа: 

Отец оправляет Сына (сына) в мир, на войну, на 

смерть  или  избавляет  его  от  смерти  и  поднима-

ется  над  зверем.  Рассказы-миниатюры  Толстого 

обладают бездной еще не прочтенного смысла.  

Библиографический список: 

1. Толстой, Л. Н. Ясная Поляна [Текст] / сост. 

И. Халтурин. – М. : Детская литература, 1988. – 

144 c.