Язык, культура, право

34
дел
I. 
И
о л т
о ще
е
от к
w-
диспозицию, чтобы реагировать определенным образом, x, в отношении 
определенного вида объекта 
y
(не действующего в данное время как стимул) 
при определенных условиях 
z. (V
) случаи, в которых эти отношения сущест-
вуют, — это знаки; тогда 
w
— это интерпретаторы, 
x 
— интерпретанты
, y
— 
сигнификации, а буквы 
z
— контексты, в которых эти знаки проявляются» 
[Signification, Significance, 1964]. 
Различные части семиозиса лежат в основе трех основных тенденций 
знака. Мы рассмотрим их одну за другой, допустив сначала, что не существует 
чистого воплощения какой-либо одной их них. Одна из наиболее важных ха-
рактеристик — семиотическая классификация Пирса «Иконы, индексы и 
символы», являющаяся его проницательным открытием и повествующая о 
том, что различия между тремя основными классами знаков всего лишь раз-
личие относительной иерархии. Пирс утверждает, что «было бы трудно, а 
может быть и невозможно, найти пример абсолютно чистого индекса, или 
найти какой-нибудь знак, абсолютно лишенный индексального свойства» 
[Якобсон, 1995: 411]. Однако возможно различить преобладающую тенден-
цию в номинации и сигнификации. Иконой считается такой знак, который 
напоминает объект: фотография, картина, диаграмма, музыкальная нота и т. 
д. Иногда это знак, «который будет передавать значение объекта, даже если 
его объект никогда не существовал, как полоска от грифельного карандаша, 
представляющая геометрическую линию» [Peirce, 1992: 15]. Индекс — это 
знак, который сразу потерял бы свойство, делающее его знаком, если бы уб-
рали его объект, но не потерял бы это свойство, если бы имелась интерпре-
танта, например «плита с пулевым отверстием как знак выстрела, потому что 
без выстрела отверстия бы не было, но отверстие есть, не взирая на то, пони-
мает ли кто-нибудь или нет, что оно связано с выстрелом» [Ibid.]. «Символ — 
это знак, который перестал бы быть знаком, если бы не было интерпретанты. 
Таковым является любое речевое высказывание, которое означает то, что оно 
означает, только лишь в силу того, что его понимают как имеющее данную 
сигнификацию» [Ibid.]. 
Как сказано выше, действительно существующие знаки — это комплекс-
ные перекрещивания описанных ранее тенденций. Эти сложные переплете-
ния появляются каждый раз, когда мы воспринимаем объект или произносим 
фразу. Когда неиконические знаки, например, означают концептуальные 
формы, они сами являются концептуальными формами, которые означива-
ются иконическими знаками. В свою очередь, в качестве лингвистической 
формы слово 
камень
само по себе не имеет приоритетных свойств, по кото-
рым мы узнаем предметы, бывшие камнями. Оно является, следовательно, 

л
2. 
о д о т
е
о
т п
ко
35
неиконическим знаком. Однако каждое конкретное произнесение этого слова 
является иконическим знаком, означающим лингвистическую форму, кото-
рую оно материализует. 
Кроме того, иконичность может быть результирующим феноменом 
оценки высказываний, рассматриваемых в единстве некоторого множества. 
Это может быть любой парадигматический ряд, представленный в языке. По 
данным К. Дж. Бэнкрофта, канадского архитектора и преподавателя англий-
ского языка, которыми он поделился с нами после своего путешествия в Па-
пуа Новую Гвинею, в меланезийском пиджине (
Tok Pisin
) есть три глагольные 
фразы, которые можно рассматривать вместе как иконические знаки. Так, в 
меланезийском пиджине 
kilem
этимологически восходит к стандартному анг-
лийскому 
kill him
, но означает только 
hurt him
«ударить кого-либо». Мелане-
зийское 
kilem i dai
— «нанести кому-нибудь серьезные телесные поврежде-
ни», 
а kilem i dai, pinis
означает «убить», т. е. буквально «убить его, (он) 
умирает, конец». Таким образом, взятое отдельно любое из приведенных вы-
сказываний может интерпретироваться как символическое; однако рассмат-
риваемые вместе они открывают некую иконичность, потому что значение 
фразы, ее интенсивность, зависит от длины высказывания. Чем длиннее син-
тагма, тем серьезнее последствия. Таким образом, сочетание знаков предпо-
лагает некоторую степень интенсивности, которая имеет место в реальных 
обозначаемых событиях, что является явным свидетельством иконичности, 
поддерживаемой условными правилами структуры группы. 
Соответствие в порядке между означаемым и означающим по праву на-
ходит место среди фундаментальных разновидностей возможных семиозисов. 
Ч.С. Пирс выделил три подкласса икон: образы, диаграммы, метафоры. Ико-
нические знаки, обладающие простыми свойствами, это образы; знаки, пред-
ставляющие отношения по аналогии, когда подобие между 
signans
и 
signatum
существует только в отношении составных частей, — это диаграммы; знаки, 
представляющие репрезентативный характер репрезентамена, обнаружи-
вающие параллелизм с чем-то еще, являются метафорами. Так, фотографии, 
особенно мгновенные фото, показательны в определенном отношении — 
точное подобие представляемого объекта. Поэтому они являются образами. 
Множество диаграмм «напоминает свои объекты не только по виду; их сход-
ство может заключаться только лишь в том, что касается отношений их час-
тей» [Peirce, 1992: 17]. Поэтому диаграмма различных видов семиозиса может 
быть представлена в виде следующих конфигураций,з аключенных в скобки: 

36
дел
I. 
И
о л т
о ще
е
от к
Sign
Пирс приводит пояснение к дан
напоминает свой объект лишь в одн
классы икон, индексов и символов св
классами знаков, каковыми они дейст
ли такой вид связи в структуре груп
тенсивности их значений. Метафора 
лагается, что «зебры, по всей вероятн
животные, потому что они в целом 
[Ibid.]. Структура языка изобилует ик
ческого характера. Что касается обра
ются в письменности. Отношения ме
часто рассматриваются в качестве одн
Так, Конфуций считал, что знак «соб
ного. Очевидно, что речь не идет о
граммой и объектом. Такой знак —
показывающее на объект, к которому
его (рис. 7).
Изображения образов, типичные
терные особенности, представляющи
включает четыре стадии, каждая из
предыдущая. Первая называется «сле
ти, виться, стелиться»), и напоминает
движения предмета. Это нечеткий ри
собой отрывочных линий, которые те
ной формы. Вторая стадия называетс
Рис. 7.
Эти рисунки, з
Чанф Йе, свидетельствую
идеограммами и метафор
[G
ns: 




symbols
indices
icons
нной диаграмме: «Это — икона. Но она 
ном отношении, так как показывает, что 
вязаны друг с другом и вообще с общими 
твительно являются» [Ibid.]. Мы отмети-
пп высказываний с разной степенью ин-
— несколько иной случай, когда предпо-
ности, упрямые или, иначе, настойчивые 
напоминают ослов, а ослы своенравны» 
коничностью графического и метафори-
азов, их многочисленные примеры име-
жду объектом и графическим элементом 
ного из видов обозначений в китаистике. 
ака» 
犬
был изображением этого живот-
о реалистичности сходства между идео-
— это недетализированное изображение, 
у оно относится, но не воспроизводящее 
е для письма догон, указывают на харак-
ие интерес в ином смысле. Письмо догон 
з которых сложнее и совершеннее, чем 
ед», или «bumo» (от слова 
bumo
— «полз-
т след, оставляемый на земле после пере-
исунок, иногда из несоединенных между 
ем не менее дают очертания окончатель-
ся «метки», или «yala»; она более подроб-
аимствованные у грамматиста
ют об аналогии между китайскими 
рическими репрезентациями
ernet, 1963]

л
на, чем «след», и иногда выполнена
Гриауль, напоминать, что Амма (созд
щей. Третья — «схема», или «togu», —
чательно завершенный рисунок, «toy»
гон: наречение детей (первая стадия 
b
Иконические знаки, представлен
мы, — широко распространенное явл
формулах. Морфология также богата
го рода, потому что она представля
вид эквивалентности между обозна
словом (репрезентаменом). Так, в ра
ропейских языках положительная, 
превосходная степени прилагатель
постепенное нарастание числа фонем
— 
higher
— 
highest
в английском язы
ском [Jakobson, 1995: 414]. Обозначен
нарастает вместе с удлинением слова
ственного числа отличаются от единс
нет языков, в которых это отношение
ствовали бы такие добавочные морф
проявляется не только в увеличении
нию в ее значении. Сравните лексем
век»; 
tu-tu
— «несколько человек»; 
tu
чуть-чуть, еле-еле
. 
Формульная цепочка в латинском
дил» — пример определенной степе
нас о порядке действий Цезаря. «Во-
следовательность взаимосвязанных г
зуется для воспроизведения последов
ется. Временной порядок речевых 
событий, о которых рассказывается, 
1995: 412]. Древние поэтические фор
щее время, являют собой хороший пр
них стадий. Это те случаи, когда опр
телем более широкого значения, напр
индоевропейцев отражается в англий
нический знак богатства). «Эта форму
относится к единому, более высо
2. 
о д о т
е
о
т п
ко
37
а пунктиром, чтобы, как пишет Каламе 
датель речи) сначала создавал семена ве-
— главная репрезентация объекта и окон-
». На рис. 8 приведен пример письма до-
bumo
) (см.: [Calame-Griaule, 1968]). 
нные в виде схе-
ление в языковых 
примерами тако-
яет определенный 
ачаемой вещью и 
азличных индоев-
сравнительная и 
ных показывают 
м, например, 
high
ке, 
altus
— 
altior
— 
altissimus
— в латин-
нное качество постепенно усиливается и 
а. Есть языки, в которых формы множе-
ственного дополнительной морфемой, но 
е было бы обратным и полностью отсут-
фемы [Ibid.]. Количественное увеличение 
и длины формы, но и тяготеет к отраже-
мы в языке бушменов: 
tu 
— «один чело-
-tu-tu
— «толпа», или в русском языке — 
м 
veni
, 
vidi
,
vici
— «пришел, увидел, побе-
ени иконичности, так как информирует 
-первых и прежде всего, потому что по-
глаголов в прошедшем времени исполь-
вательности явлений, о которых сообща-
явлений стремится отразить порядок 
во времени или по порядку» [Jakobson, 
рмулы, интенсивно изучаемые в настоя-
ример сохранившейся иконичности ран-
ределенный набор лексем является носи-
ример, идея собственности и богатства у 
йском биноме «goods and chattels» (ико-
ула — меризм, двучастная схема, которая 
кому понятию во всей его полноте» 
Рис. 8. 
Письмо Догон, пер-
вая стадия 
bumo

38
дел
I. 
И
о л т
о ще
е
от к
[Watkins,1995: 10]. Все личное имущество, движимое и недвижимое, вместе 
означает богатство. Иначе говоря, здесь мы имеем схему богатства: 
‘Богатство’ по-индоевропейски 



им щ
во
Н ви имо
им щ
во
Дви имо
«В современном виде эта формула существует в английском языке около 
тысячи лет. И все-таки ее история может быть прослежена еще далее в глубь 
времен с помощью сравнительного метода. Мы находим семантически иден-
тичную формулу в греческом языке Гомера, — пишет К. Уоткинс, — сущест-
вовавшую двумя тысячелетиями ранее: κειμήλιά τε πρόβασίν τε [Od. 2.75]. Это 
фраза, в которой Телемах жалуется, что пожирают его “богатства, которые 
лежат, и богатства, которые движутся”, все его состояние» [Watkins, 1995: 10]. 
Лексическое обновление одного или более компонентов формулы не влияет 
на ее семантическую целостность. 
Иконичность индоевропейского уровня сохранилась в древнегерманском 
алфавите, т. е. семантически структурированной циклической последователь-
ности. Футарк начинается с руны *
fehu
— «движимое имущество», а заканчи-
вается руной *
ođal 
— «недвижимое имущество», это пример алфавитного мо-
делирования мира [Степанов, Проскурин, 1993]. Сказанное дает основание 
предполагать индоевропейское происхождение древнегерманской письмен-
ности. 
Метафора — широко используемый прием в языке. Причина иконично-
сти метафор, несомненно, в том, что они проникают в структуру языка, ста-
новясь частью лексикона. Языковые метафоры, как, например, «as old as the 
hills» легко обнаруживают свое происхождение, очевидно и сходство с перво-
начально обозначавшимся предметом. 
Резюмируя вышесказанное, мы определяем иконичность знака как носи-
тель подобия в семиозисе. Следующий класс в ряду знаков — индекс, кото-
рый действует, главным образом, как фактическая смежность компонентов 
знака. «Дым — это индекс огня», — пишет Якобсон, — а известная по пого-
ворке примета о том, что, где дым, там и огонь, позволяет любому интерпре-
татору дыма прогнозировать существование огня независимо от того, разо-
жжен ли огонь с намерением привлечь чье-то внимание или нет. Робинзон 
Крузо нашел индекс: его означаемым был след ноги на песке, а прогнозируе-
мым означающим — присутствие на острове какого-то человеческого суще-
ства. Учащение пульса как вероятный симптом лихорадки является, по мне-
нию Пирса, индексом, и в таких случаях его семиотика действительно 
смыкается с медицинскими исследованиями симптомов заболеваний, назы-

л
2. 
о д о т
е
о
т п
ко
39
вавшимися семиотикой, семиологией или симптоматикой» [Jakobson, 1995: 
403]. Индексы — это такие знаки, которые появляются только здесь и сейчас. 
По-видимому, уместно будет отметить, что в связи с ритмическими движе-
ниями английское здесь и сейчас — магическое 
hic et nunc
, воспринимаемое 
человеком, имеет длительность три секунды [Sebeok, 2001: 91]. Индексы мож-
но отличить от других знаков по характерным чертам: они не имеют сходства 
с объектами, относятся к единственным сущностям, принудительно направ-
ляют внимание на свой объект. Себеок заметил, что «эта категория Пирса, как 
и всякая другая, не может быть понята в отрыве, если в то же время не при-
нимать во внимание выверяемый каскад других несводимых троичных струк-
тур отношений, которые составляют каркас семиотики Пирса — действи-
тельно не ознакомившись с его философией во всей ее полноте» [Ibid.: 84]. 
Например, раскрывая понятие индексальности, Пирс связывает его с поняти-
ем дедукции. 
«Обсистентный аргумент, или дедукция, — это упорядочивание, пред-
ставляющее факты в русле предпосылки так, что, выстраивая их в схему, мы 
обнаруживаем, что вынуждены признать констатируемое в заключении; вы-
вод делается для того, чтобы признать совершенно независимо от того, согла-
симся мы с этим или нет, что факты, констатируемые предпосылками, тако-
вы, какими не могли бы быть, если бы не было того, что выводится в 
заключении; т. е. вывод делается в подтверждение того, что факт в предпо-
сылках составляет индекс того, что, таким образом, приходится признать». 
Пирс различал два подкласса индексов: десигнаторы и реагенты. «Никакое 
утверждение не имеет смысла, пока нет десигнации, показывающей, к чему в 
мире реальности или в мире вымысла это относится» [Peirce, 1992: 289]. Идея 
Пирса о реагентах состоит в том, что они могут быть использованы для ут-
верждения фактов. Дейктики различных видов, включая грамматические 
времена, составляют, возможно, самые отчетливые примеры десигнаций. 
Наиболее яркие примеры употребления в языке индексов как десигнаций — 
это лексемы дейксиса, как, например, правый и левый. Согласно нашему ана-
лизу, невозможно дать дефиницию этим словам без моделирования значений, 
которые они выражают [Проскурин, 1999]. Это связано с тем, что они несут 
смысл индексальной сущности. В словарях обычным является такое опреде-
ление, которое, например, дает Webster: левый — «об обозначении той сторо-
ны тела, которая обращена к северу, когда человек повернут лицом к восхо-
дящему солнцу». Эти индексальные слова могут быть охарактеризованы 
только широким экстралингвистическим контекстом, а свойства их ориента-
ции могут определять их референцию. Подобная ситуация типична при опре-

40
дел
I. 
И
о л т
о ще
е
от к
делении всех индексальных слов. Едва ли возможно дать им определения с 
помощью традиционных дефиниций. 
Индексальные символы, в частности личные местоимения, которые гум-
больдтианская традиция считает самым элементарным и простым слоем язы-
ка, являются, напротив, сложной категорией, в которой код и смысл совме-
щаются. Поэтому местоимения сравнительно поздно усваиваются в процессе 
освоения языка детьми, но рано утрачиваются при афазии. Если мы обратим 
внимание, что даже ученые-лингвисты затруднялись в определении основно-
го значения термина 
я
(или 
ты
), который означает одну и ту же функцию 
разных субъектов попеременно, то очевидно, что ребенку, который научился 
отождествлять себя со своим именем собственным, нелегко привыкнуть к та-
ким отвлеченным терминам, как личные местоимения: он может бояться го-
ворить о себе в первом лице, когда собеседники называют его
ты
. Иногда он 
пытается перераспределить эти термины. Например, он старается монополи-
зировать местоимение первого лица. «Не смей называть себя “я”. “Я” — это 
только я, а ты — это только “ты”. Или он использует без разбора либо 
я
, либо 
ты
как для адресата, так и для адресанта, и это местоимение обозначает лю-
бого участника данного диалога. Или, наконец, ребенок так строго заменяет 
свое имя местоимением “я”, что, охотно называя по имени всех окружающих, 
он упорно отказывается произнести свое собственное имя: это имя для его 
маленького обладателя имеет исключительно звательное значение в отличие 
от номинативной функции местоимения “я”» [Якобсон, 1995: 389]. По своей 
природе индексальные знаки являются перемещающимися с одного объекта 
на другой, в терминологии Есперсена — шифтерами (
shifters
), которые имеют 
дейктическую функцию. 
Таким образом, индекс — это знак, который сам по себе имеет значение, 
независимо от сущности, которую он обозначает. Однако, как показал Пирс, 
индекс — это знак, относящийся к обозначаемому им объекту по причине то-
го, что этот объект действительно влияет на него. Шифтер всегда выбирается. 
Шифтер скользит по поверхности текста, создавая уникальную среду. На-
пример, класс личных местоимений состоит из небольшого количества слов, 
которые имеются в распоряжении говорящего: 
ты
,
вы
,
он
,
она
,
оно
,
они 
и
я
. 
Однако их применение универсально. В английском языке идея индексально-
сти в указательных местоимениях сопровождается скрытым смыслом. «Крип-
тотип — это скрытый, тонкий, едва уловимый смысл, который не заключен в 
конкретном слове, но все-таки выявлен путем лингвистического анализа как 
функционально важный для грамматики» [Whorf, 1961: 132]. В английском 
языке фонема [ð] — звонкий вариант “th” обнаруживается только в крипто-

л
2. 
о д о т
е
о
т п
ко
41
типе указательных частиц (
the
, 
this
, 
there
, 
then
и, вероятно, 
they
, как «стоящие 
неподалеку от говорящего»). Индексальность не позволяет говорящему ис-
пользовать этот звук в начале неиндексальных слов. Таким образом, мы стал-
киваемся с явлением, когда звуковой знак (фонема) обладает высоко специа-
лизированным действием в английском языке [Проскурин, 2008: 128–133]. 
В соответствии с теорией Пирса, «символ — это репрезентамен, репре-
зентативный характер которого состоит именно в том, что он является пра-
вилом, которое будет определять его интерпретанту» [Peirce, 1992: 21]. Опи-
санная связь не зависит от какого бы то ни было подобия или смежности 
между объектом и репрезентаменом. «Знание этого условного правила обяза-
тельно для интерпретатора любого данного символа, и только лишь и просто 
благодаря этому правилу знак действительно будет проинтерпретирован» 
[Jakobson, 1995: 409]. Символ в своей интерпретации потенциально направ-
лен вперед. Символ в отличие от смежности индекса, представляющего ны-
нешнее состояние, и иконичного знака, имеющего происхождение в про-
шлом, направлен в будущее. В этом ценность символа, потому что «он служит 
для создания мысли и передачи рационального, а также позволяет нам пред-
сказать будущее» [Peirce, 1933: 360–361]. 
Завершим эту главу словами Пирса, процитировав его замечательное 
сравнение: «Прогрессия один, два, три может быть замечена в трех порядках 
знаков. Икона, индекс, символ. Икона не имеет динамической связи с объек-
том, который она представляет; просто оказывается, что ее свойства напоми-
нают свойства этого объекта и возбуждают аналогичные связи в мозгу, для 
которого это и есть подобие. Но она (икона) действительно не связана с ним 
(объектом). Индекс физически связан со своим объектом; они составляют ор-
ганическую пару, но интерпретирующий ум не имеет ничего общего с этой 
связью, за исключением того, что он отмечает ее после того, как она установ-
лена. Символ связан со своим объектом посредством идеи ума, использующе-
го этот символ, без которой такие связи не существовали бы»… «Символы 
растут. Они возникают из других знаков… Мы мыслим только знаками…» 
[Peirce, 1992: 23]. 

жүктеу/скачать 5,21 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: