Язык, культура, право



Pdf көрінісі
бет17/46
Дата15.11.2023
өлшемі5,21 Mb.
#122954
түріУчебное пособие
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   46
 
4.2. 
Э ол
о
 
ко
 
о л ле
 
п
к
 
Рассмотрим эту закономерность на материале права. По своей природе 
право — семиотическая система. Ему присущи все черты эволюции знаков. 
Большинство знаковых символов переживают трансформации от сильного 
символа к ослабленному, и затем — совсем слабому. Это своего рода семио-
тическая закономерность. Об этой культурно-семиотической тенденции пи-
шет в словаре «Константы. Словарь русской культуры» Ю.С. Степанов. Так, 
часто в культуре «материальное, физическое воздействие на агенса социаль-
ного акта сменяется воздействием семиотически ослабленным замещением» 
[Степанов, 1997: 432]. Предметом исследования в настоящей главе будут эво-
люционные ступени развития концепта суда в истории римского права, а 
также в других индоевропейских правовых системах. В связи с этим пред-
ставляется важным, прежде всего, обращение к панхроническим семиотиче-
ским (знаковым) основаниям права. Право по своей природе — слоевое обра-
зование, и исторически оно складывается из естественного права, 
позитивного права, а также сакрального или божественного права. Все эти 
слои в разной степени задействованы в создании норм права, в том числе 
норм права народов, и тем самым, вероятно, являют его глубинную знаковую 
природу. С точки зрения специалистов по семиотике права, коррелятами ви-


64
дел
II. 
е
от че к е
ко
дов права на семиотическом уровне являются знаки: естественные, конвен-
циональные и сакральные. Так, естественной знаковостью обладают для нас 
приливы и отливы, извержения вулканов и другие природные феномены. 
Конвенциональные знаки — рукопожатие или 
V
-образный жест «победы» 
или «мира», а также просто любое слово. Среди сакральных знаков в христи-
анских культурах — крест, в мусульманской культуре — полумесяц и т. д.
Право исторически рассматривалось как многоступенчатое образование. 
Естественное право справедливо трактовать как базовое в системе Г. Гроция, 
тождественное самому себе. «Может быть, в далеком прошлом, — размышля-
ет по этому поводу Д. Ллойд, — Бог и создал Землю и все сущее на ней, и есте-
ственное право есть Богом данное, но даже это не было столь важным для Гу-
го Гроция, одного из наиболее последовательных сторонников естественного 
права и основателя международного права на естественно-правовых началах» 
[Ллойд, 2006: 93]. Над естественным правом, по-видимому, надстраиваются 
конвенциональное, «позитивное» и божественное (сакральное) право. 
В «Пролегоменах к трем книгам о праве войны и мира» Г. Гроций пишет: 
«А вот, кроме первого, естественного, и другой источник права, а именно — 
проистекающий из свободной воли бога, повиноваться которой беспреко-
словно повелевает нам самнаш разум. Но и самое естественное право, о кото-
ром мы упоминали, или та самая общительность, равно как и так называемое 
право, в более широком смысле, хотя и проистекают из внутренних присущих 
человеку начал, тем не менее, могут быть с полным основанием приписаны 
самому богу, потому что ему было угодно, чтобы такие начала были нам при-
сущи: в этом смысле Хризипп и стоики полагали, что источники права не 
следует искать нигде, кроме самого Юпитера, и что по имени последнего, по 
всей вероятности, у латинян дано название самому праву» [Гроций, 1994: 47]. 
Гроций, вероятно, имеет в виду ложную этимологию имени Юпитер как 
ius 
pater
‘отец права’, а не принятую сегодня в науке 
Deus pater
‘бог отец’ или 
pater familias
. Однако древние были недалеки от истины. Современные иссле-
дования в области этимологии показывают, что латинское 
ius
‘право’, как и 
латинское 
mos
‘обычай, нрав’ и 
fas 
‘божественное право’, образованы по од-
ной модели древних несклоняемых существительных среднего рода [Бенве-
нист, 1995: 321]. Таким образом, естественное, конвенциональное и божест-
венное право оказываются связанными на языковом уровне. Таковы 
историческо-лингвистические предпосылки уровней в праве (см. [Проскурин, 
2007: 35–42]). 
Итак, силовой аспект воздействия, который замещается и подлежит раз-
личным ограничениям в историческое время, является базовым в аспекте 


л
4. 
е
от че к е
ко
65 
всей эволюции права. Боги, вынужденные прибегать к применению силы для 
утверждения своей власти, — явление, которое достаточно часто встречается 
на ранних стадиях развития религиозных учений. Разящие удары громо-
вержца Зевса, как помнят читатели Гомера, не щадят ни подобных ему небо-
жителей-олимпийцев, ни простых смертных, которые осмелились нарушить 
его запреты или как-то иначе прогневали его. Подчеркнуто явление власти и 
силы, и сам процесс суда, совершаемый на небесах, ассоциируется с концеп-
том судьбы, веления. Возьмем, к примеру, сцену керостасии — взвешивания 
кер троянца Гектора и ахейца Ахиллеса — речь идет об определении судеб 
воинов и исхода самого сражения в гомеровском эпосе. Образ чашечных ве-
сов, сам по себе, выражает принцип равновесия. Взвешивание Зевсом кер 
воинов приурочено к особому моменту в состоянии всего космоса, а именно к 
моменту равновесия, когда солнце находится посреди неба. Нарушение кос-
мического равновесия влечет при керостасии гибель более тяжелого, притя-
гиваемого к земле. Таким образом, суд в понимании древних вершится через 
силовое действие — взвешивание. 
В древнейшем юридическом памятнике Древнего Рима — «Законах XII 
таблиц» присутствует формула 
ius ducere
, которую обычно переводят как 
‘вести на судоговорение’. Как пишет Э. Бенвенист, от значения «вести» глагол 
ducere 
эволюционировал в сторону более абстрактного, более общего понятия 
«судить» [Бенвенист, 1995: 114]. Идея перехода значения «вести» в «судить» — 
запутанная идея. Так, русское слово 
тяжба
также связано изначально с сино-
нимичным глаголом 
тянуть
(ср. рус. 
тяжущийся
). С латинской формой свя-
зан готский глагол 
tiuhan
(нем. 
ziehen
) ‘тянуть’. Готский глагол широко употре-
бителен, причем с многочисленными приставками, которые дифференцируют 
способы действия: «тянуть», «увлекать за собой», «приводить». «Уже на основе 
сопоставления готской и латинской форм мы можем определить исходное 
значение глагола 
duco
как ‘тянуть’» [Бенвенист, 1995: 114–115]. Далее, к этому 
же корню относится древнеанглийское 
þing, 
имеющее значения ‘судебное де-
ло’, ‘спор’. С чем же связано такое сцепление смыслов? Как объяснить пере-
ход термина, обозначающего силовое действие, к юридическому термину 
«суд»? В основе эволюции правовых институтов лежит тенденция замещения 
сильного семиотического действия (побои, саморасправа) ослабленным се-
миотическим действием (наказание), а также слабым знаком (закон).
В таблице III «Законов XII таблиц» говорится: 
post dein de manusiniectio 
esto / in ius ducito
‘По истечении (указанного срока) пусть (истец) наложит ру-
ку (на должника). Пусть ведет его на судоговорение (для исполнения реше-
ния)’. Формула 
ius ducere
сохранила следы первоначальной эпохи саморас-


66
дел
II. 
е
от че к е
ко
правы, отсюда смысл ‘вести силой (тащить)’. По мнению И.Б. Новицкого, 
«переход от частной саморасправы к государственному суду происходил по-
степенно; посредствующими этапами явились: система регламентации част-
ной расправы путем установления определенного порядка применения наси-
лия к обидчику; далее система выкупов (добровольных, а затем 
обязательных); наконец, передача дела защиты прав органам государства» 
[2005: 40]. Рассмотрим эволюцию правовых институтов на материале класси-
ческой римской формулы 
ius ducere 
(а также ее коррелятов), которая позво-
ляет проиллюстрировать последовательность развития правовых институтов 
в виде эволюции концептов (табл. 2). 
Таблица 2 
Семиотическое ослабление признака 
Уровень знаковости 
Тождество. Акт 
Подобие. Жест 
вместо акта 
Условность 
1. Биологически пол-
ная релевантность (эт-
нология, биосемиоти-
ка) 
Лат. 
ducere
— ‘тя-
нуть’, ‘тащить си-
лой’; гот. 
Tiuhan
— 
‘тянуть’; рус. — 
тя-
нуть
2. Биологически 
час-
тичная релевантность 
(этнология, этносе-
миотика) 
Ius ducere
‘вести 
на судоговоре-
ние’, ‘привлечь к 
суду’ 
3. Биологическая нере-
левантность (лингво-
семиотика) 
Лат. 
ducere
— 
‘судить’; др.-
англ. 
þing
— ‘су-
дебное дело’, 
‘спор’; рус. 
тяж-
ба 
и термин 
тяжущийся
Наблюдение над изменением значений в индоевропейских языках позво-
ляет увидеть закономерности преобразования значения «вести», «тянуть» в 
значение «судить». От полного тождества действия и информационной моде-
ли правовые институты, по-видимому, эволюционировали в сторону подо-
бия, когда вместо тождества знака и действия выбирается некий ритуальный 
процесс, имитирующий преодоленную ценность — действие силой. В резуль-
тате наступает этап семиотически ослабленного действия. На третьей ступени 


л
4. 
е
от че к е
ко
67 
эволюции концепта появляется аспект суда, тяжбы. Все его элементарные 
предпосылки основываются на эволюции концептов ‘тянуть’ — ‘вести’ — ‘су-
дить’. Такое понимание развития права отвечает общей тенденции семиоти-
ческого развития — стремлению к семиотически ослабленному действию. 
Обратимся к римским «Законам XII таблиц», которые сохраняют «следы» са-
морасправы. 
Tabula III
aeris confessi rebusque iure iudicatis XXX dies iusti sunto 
post deinde manus iniectio esto. in ius ducito 
ni iudicatum facit aut quis endo eo in iure vindicit, secum ducito, vincito aut 
nervo aut compedibus XV pondo, ne maiore aut si volet minore vincito 
si volet suo vivito, ni suo vivit, qui eum vinctum habebit, libras faris endo dies 
dato. si volet, plus dato.
erat autem ius interea paciscendi ac, si pacti forent, habebantur in vinculis dies 
sexaginta. 
inter eos dies trinis nundinis continuisad praetorem in comitium produceban-
tur, quantaeque pecuniae iudicati essent, praedicabatur. tertiis autem nundinis ca-
pite poenas dabant, aut trans Tiberim peregre venum ibant. <…> 
adversus hostem aeterna auctoritas 
«Пусть будут (даны должнику) 30 льготных дней после признания (им) 
долга или после постановления (против него) судебного решения. (По исте-
чении указанного срока) пусть (истец) наложит руку (на должника). Пусть 
ведет его на судоговорение (для исполнения решения). Если (должник) не 
выполнил (добровольно) судебного решения, и никто не освободил его от от-
ветственности при судоговорении, пусть (истец) ведет его к себе и наложит на 
него колодки или оковы. (Во время пребывания в заточении должник), если 
хочет, пусть кормится за свой счет. Если он не находится на своем содержа-
нии, то пусть (тот, кто держит его в заточении) выдает ему по фунту муки в 
день, а при желании может давать и больше. <…> (Пока должник находился 
в заточении), он имел право помириться (с истцом); но если (стороны) не ми-
рились, то (такие должники) оставались в заточении 60 дней. В течение этого 
срока их три раза приводили к претору на комициум и (при этом) объявля-
лась присужденная с них сумма денег. В третий базарный день они предава-
лись смертной казни или поступали в продажу за Тибр. <…> Пусть сохраняет 
(свою) силу навеки иск изменника».


68
дел
II. 
е
от че к е
ко
Аналогичные процессы фиксируются в историко-генетической традиции 
юридической терминологии других правовых систем. Так, уже об ослаблении 
семантики древнегерманского глагола 
тянуть
свидетельствует эпизод из 
эпоса англосаксов «Беовульф», в котором нападение чудовища Гренделя на 
дворец Хеорот квалифицируется как 
þing
— ‘(судебное) дело’. Наряду с тем, 
сравните строку 409 эпоса: 
me wearð Grendles þing
. Напомним, что разбира-
тельство с Гренделем героя Беовульфа является ярким примером саморас-
правы и не претендует на осмысление как явление цивилизованно правовое. 
Герой побеждает чудовище, устанавливая нарушенное равновесие и соверша-
ет кровную месть. «Для истории культуры, — пишет Ю.С. Степанов, — осо-
бенно интересно понятие “месть” и его эволюция. Месть — первичная форма 
наказания, осуществляемая потерпевшим и его ближними. Сначала она 
крайне неравномерна, так как определяется степенью разгневанного чувства 
и силами пострадавших. В историческое время она подлежит различным ог-
раничениям, благодаря которым приобретает публичный характер, потому 
что подлежит контролю общественной власти. Постепенно месть сменяется 
системой выкупов» [Степанов, 1997: 432]. С точки зрения семиотики мы име-
ем дело с общим семиотическим процессом: материальное, физическое воз-
действие на агенса социального акта (в данном случаена объект мести) сменя-
ется воздействием ослабленным, замещением (выкупом). С таким же 
процессом мы сталкиваемся в культуре во многих других случаях, например, 
в ритуалах и жертвоприношениях. В науке первыми об эволюции правовых 
институтов от силового к ослабленному действию говорили и Э. Дюркгейм, и 
Самнер Мен, и, конечно, уже в XX в. молодой Питирим Сорокин в своем 
классическом исследовании по социологии «Преступления и кара, подвиг и 
награда» [Сорокин, 2004]. Общее определение правового пространства древ-
них веков определяется формулой «тем больше репрессивных норм, чем ре-
гулировавшееся ими поведение и организация общества примитивнее». 
П. Сорокин ясно и неопровержимо доказывает историческую «тенденцию 
падения кар». Цитируя Э. Дюркгейма, П. Сорокин пишет о росте реститутив-
ного права за счет права репрессивного. «Реститутивное право выделялось из 
репрессивного, поглощавшего его первоначально; оно имеет теперь свои соб-
ственные черты, свое собственное устройство, свою индивидуальность. Оно 
существует как отдельный юридический вид, снабженный специальными ор-
ганами, специальной процедурой»… «В Риме законы XII таблиц допускали 
еще убийство за 
fortum manifestum
, но в позднейшей системе классического 
права убийство заменяется всецело штрафом — 
poena quadruple
— плюс воз-
вращение украденной вещи» [Там же: 403].


л
4. 
е
от че к е
ко
69 
То же проявляется и в истории русского права. Вначале была частная 
месть. Затем наряду со штрафами фигурируют отдача на «поток и разграбле-
ние» и смертная казнь (Русская Правда и Псковская судная грамота), по Су-
дебникам первая кража влечет наказание кнутом, вторая — смерть, по Уло-
жению — первая кража влечет за собою кнут, тюремное заключение на два 
года и отрезание левого уха, третья — смерть (при разбое за второй разбой — 
смерть), по воинскому уставу — смерть наступала только в случае четвертой 
кражи не свыше 20 рублей и т. д. «Не приводя дальнейших доказательств, — 
пишет Питирим Сорокин, — мы думаем, что вышеизложенное дает нам пра-
во утверждать, что и в истории наказаний за воровство можно проследить ту 
же тенденцию падения кар» [Там же: 403; 410]. Теоретические взгляды П. Со-
рокина на эволюцию правовых институтов во многом опираются на просле-
живаемую нами тенденцию семиотической интенсивности действия в пра-
ве.Так, тот факт, что промежуточную ступень между насильственным 
действием (актом) и судом занимал выкуп, подтверждает древнегерманский 
концепт 
wergeld
со значением ‘цена человеческой жизни’ (от 
wer
— ‘человек’) 
(жест вместо акта). В «Германии» Тацит пишет: «Они обязаны разделять вра-
жду как отца, так и своих родственников, а также их дружбу, но вражда не 
продолжается бесконечно. Даже убийство человека может быть возмещено 
поголовьем скота, являющимся выгодным для хозяйства» [Тацит, 1999: 
гл. 21]. Сам факт агрессивного акта не снимается, а постепенно замещается 
жестом. 
Например, «Правда Этельберта», введенная в 600 г. и представлявшая со-
бой первую англосаксонскую компиляцию законов, примечательна удиви-
тельно подробной тарификацией возмещения ущерба: конкретные суммы ус-
танавливались за потерю ноги; за потерю глаза; если пострадавший — раб; 
если пострадавший — человек свободный; если пострадавший — священного 
сана и т. п.; передние зубы оценивались в шесть шиллингов, следующие за 
ними зубы — в четыре, остальные стоили по одному шиллингу за каждый; 
большие пальцы, ногти больших пальцев, указательные, средние, безымян-
ные, мизинцы и ногти на них определялись каждый по-своему, и для каждого 
устанавливалась своя цена 
bot
. Подобным же образом различались уши, утра-
тившие слух, уши отрезанные, уши проколотые, уши рваные; кости оголен-
ные, кости сломанные, кости раздробленные; проломанный череп, вывихну-
тые плечи, сломанные челюсти, свернутые шеи, сломанные руки, бедра и 
ребра. Точно такой же прейскурант существовал для синяков, прикрытых 
одеждой, и синяков непотемневших.


70
дел
II. 
е
от че к е
ко
Определенным ограничителем мести на первых порах выступал закон та-
лиона, устанавливавший равенство между преступлением и наказанием. На 
более ранних этапах развития убийство, например, следовало в качестве от-
мщения не только за убийство, «но и за любое нарушение должного шаблона» 
[Сорокин, 2004: 379]. Библейский Исав хотел убить Иакова за то, что послед-
ний обманом получил право первородства; по «Русской Правде», можно было 
мстить убийством не только за убийство, но и за кражу и нанесение ран. Те-
перь же, с установлением талиона, предписывается строгое равенство кар с 
преступлением. «Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за 
ногу. Такой, кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить 
ему», — говорит Второзаконие [Втор. 19:21]. «И история самого талиона по-
казывает наглядно то же дальнейшее ограничение кар… Вначале талион есть 
долг, неисполнение которого влечет за собой кару того, кто не исполнил долг 
мести. Он сам становится предметом позора и порицания окружающих. Ина-
че говоря, вначале талион есть долг, и осуществление его приказывается. Но 
потом постепенно необходимость мстить уменьшается, и “талион-долг” пре-
вращается в “талион факультативный”, т. е. не предписываемый, а только до-
пускаемый. А эта с виду очень незначительная перемена есть в действитель-
ности новый удар, существенно ограничивший силу и интенсивность кар; но 
раз талион становится не обязательным, а только дозволяемым, то тем самым 
дается возможность путем принесения просьбы о прощении и пощаде избег-
нуть самой мести. И действительно, одновременно с падением обязательно-
сти мести появляется обычай просьбы о пощаде, сопровождаемый действи-
тельно обычаем прощения и отказа от мести» [Сорокин, 2004: 379].
Наконец, заключительным звеном всей этой догосударственной стадии 
развития, по сценарию П. Сорокина, является система композиций, т. е. де-
нежного выкупа. Потерпевший получал что-либо ценное вместо бесполезной 
мести. Итак, средневековая система выкупов подтверждает историческую 
тенденцию падения кар (в терминах П. Сорокина). П. Сорокин прослеживает 
следующее семиотическое ослабление: «От неограниченной мести — к талио-
ну, от обязательного талиона — к факультативному, от обязательной мести — 
к допускаемой, от разрешаемой мести — к системе композиций и прощения. 
Таков путь постепенного ограничения кар и их постепенного падения» [Там 
же: 380–381]. Знаковая природа этой тенденции свидетельствует о появлении 
феномена суда, где-то на этапе перехода от обязательного талиона к факуль-
тативному. Необходимость перехода к условности знака в праве, т. е. к кон-
цепту суда, на первых порах застает человечество на этапе совмещения сило-
вого действия и жеста вместо акта (как возможность альтернативы). 


л
4. 
е
от че к е
ко
71 
«Система композиций, — пишет П. Сорокин, — выражаясь образно, была во-
дой, которая заливала готовый возникнуть огонь борьбы и мести. В начале, 
будучи необязательной (обиженный мог выбрать или месть, или взять вы-
куп), она постепенно все шире и шире входила в жизнь и постепенно вытес-
нила почти все (за исключением немногих) акты мести или акты кар. Сначала 
это делалось путем соглашения самих сторон, потом стало передаваться на 
усмотрение третейского судьи… а параллельно с этим совершалось все боль-
шее и большее вытеснение выкупом мести» [Там же]. 
Специалист по средневековому праву Г. Дж. Берман пишет: «Когда коро-
ли и церковные иерархи все же распространяли свою власть на закон, то де-
лали это лишь затем, чтобы направлять обычай и правовое сознание народа, 
но не переиначивать сам закон. Родственные, феодальные, общинные узы 
территориальных сообществ и были законом. И если эти узы нарушались, то 
вступали в силу, законы кровной мести, но месть должна была стать — и не-
редко становилась — отправной точкой переговоров о материальном удовле-
творении. Эта строгая система строго определенных денежных пеней за раз-
ные виды преступлений — характерная черта англосаксонского, франкского 
и других правовых укладов германской Европы, как и многих примитивных 
правовых систем современности» [Берман, 1999: 62]. 
Судебное решение выносилось либо в результате испытания огнем и во-
дой, либо путем принесения ритуальной клятвы, либо на собрании старей-
шин. Здесь мы хотим обратить внимание на ступенчатое построение судебно-
го решения. Условность третьего уровня знаковости опиралась на второй 
уровень — жест вместо акта. Поскольку семиотический процесс протекал 
эволюционно, то суд, судебное решение еще не сформировались как само-
стоятельное явление и зависели от предыдущих ступеней эволюции концеп-
тов — от жеста вместо акта, от самого действия (акта). Происхождение орда-
лий, т. е. «испытания огнем и водой» (лат. 
ordalium
) берет начало от 
англосаксонского правового термина 
ordal 
‘приговор суда’. Приговор выно-
сился в судебном процессе на основании выяснения правоты или виновности 
тяжущихся сторон необычным способом. Так, Салическая правда (
Lex 
Salica
— памятник обычного права салических франков) устанавливала «ис-
пытание котелком»: руку обвиняемого опускали в котелок с кипящей водой и 
затем завязывали, приложив к повязке печать. Если в течение трех дней рука 
заживала, то обвиняемый считался невиновным [Юридическая энциклопе-
дия, 2006: 591]. 
Для семиотики права значительный интерес представляет генезис терми-
нологического аппарата правовых систем (см.: [Contemporary. Issues of the 


72
дел
II. 
е
от че к е
ко
semiotics of law, 2005]). Этим исследованием мы попытались приоткрыть на-
правление развития права в аспекте семиотики правовых концептов. Физиче-
ское воздействие в эволюции права ослабевает, однако интеллектуальное, ду-
ховное возрастает. Полученные данные свидетельствуют о тенденции 
тяготения терминов права к слабому знаку. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   46




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет