Язык, культура, право

192
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
рядком произнесения алфавита как цельного текста, возможно ритуального 
или магического характера.
Гипотеза П. Гарда противостоит гипотезе Т.В. Гамкрелидзе об изобрете-
нии (или заимствовании) алфавита как единовременном творческом акте, 
имеющем автора [Степанов, Проскурин, 1993: 30–32].
Четвертая точка зрения такова: алфавит есть код и в то же время текст, 
выражающий этот код. Здесь нужно обратить внимание на термин «синтаг-
матика», который соотносится в одном случае с сочетаемостью знаков в ли-
нейном тексте (синтактика), в другом случае (в определении Ю.С. Степанова) 
с последовательностью знаков-букв непосредственно в самом алфавите. Так, 
по мысли Ю.С. Степанова, последовательность знаков в алфавите сама обра-
зовывала текст, который вскрывал синтагматические отношения в ритуаль-
ном алфавитном тексте. 
Отметим одну мысль, которая оставалась, на наш взгляд, без внима-
ния, — дистрибуцию алфавитных знаков с точки зрения их расположения в 
алфавитном ряду. Очень редко можно образовать слова из знаков, если пред-
ставить их как последовательности звуковых значений типа русского А, Б, В и 
т. д., что является одной из алфавитных особенностей. Поэтому можно гово-
рить о матричном принципе дистрибуции, обособленном от синтагматиче-
ской связи букв в словах.
В индоевропейской культуре, как мы уже заметили, алфавитные тексты 
традиции имеют особые точки: начало, середину и конец алфавитов. Мы по-
старались доказать, что в этих реперных точках реконструируются своеоб-
разные микротексты, связанные с моделированием мира (особенно середина). 
Алфавит предстает как имя мира. В Библии Господь говорит о себе в терми-
нах древнегреческой алфавитной системы: «Я есмь Альфа и Омега, начало и 
конец, говорит Господь, который есть и был и грядет, Вседержитель» (см. 
рис. 29). Далее, «Я был в духе в день воскресный, и слышал позади себя гром-
кий голос, как бы трубный, который говорил: я есмь Альфа и Омега, Первый 
и Последний» (Откр. 1). В христианской традиции алфавитная синтагма ста-
новится монограммой бога. Рассмотрим раннехристианский рисунчатый 
текст на опале, который представляет собой уникальное сочетание анаграм-
мы Христа с монограммой бога в виде якоря. Якорь предстает как рисунча-
тый образ древнегреческого алфавита с перекрестием, символизировавшим 
букву А, и основанием в виде буквы ω. Новозаветная формула бога предстает 
как имя мира, в которой имя бога начинает, безусловно, выступать как акро-
ним, т. е. свернутый текст о Христе [Проскурин, 2006] 

л
16. 
е
от к
п
е
е
те
193
Обычно алфавитный текст открывается синтагмой, состоящей из трех 
первых букв алфавита, которая интродуцирует весь ряд знаков алфавитного 
ряда до конца. Так, готский алфавит, согласно гипотезе Ю.С. Степанова, от-
крывается ритуальной синтагмой, связанной с дарением людям письменно-
сти: 
(1)
Aza bercna geuua
«Аза — березовая ветвь, береза — дар». 
(2)
*Aza *bairkan *giba
«Аза березовую ветвь даровал». 
Имя первой буквы готского алфавита aza и соответствующей руны во 
всех германских рунических алфавитах однозначно связывается со смыслом 
«бог». Согласно исследованиям У. Леманна, германские слова этой группы 
родственны др.-инд. 
asuras
, авест. 
Ahura Mazda
«Великий бог» и т. д. Родст-
венное понятие, трансформировавшееся в сторону зла, находим в позднем, 
неортодоксальном зороастризме — в зурванизме (имел расцвет в сасанид-
ский период 226–625 гг.), где большую роль стало играть воплощение алчно-
сти — демон Аз, женское божество, которое потом было воспринято мани-
хейством. Но ближайшим образом эти германские слова ассоциируются с 
обозначением асов и старшего над асами — бога Одина. Обратимся теперь к 
образу этого бога. Вот как характеризует его Ж. Дюмезиль [1976: 59]: 
«В Скандинавии <…> Один, царь Асов, изобретатель рун, дарователь неожи-
данных побед, хозяин избранных мертвых. Судя по имени, всего лишь “бог”, 
обладающий 
oðr
(cлово, обозначающее неистовое возбуждение)». 
Имя бога выделяет, как и в многих подобных случаях, лишь одну черту, 
один признак, послуживший основой именования, тогда как в понятии, со-
путствующем этому имени, или в сигнификате, названный признак лишь 
один из целого «пучка». Р.П. Вюлькер в комментарии к своему изданию анг-
лосаксонской «Runenlied» присоединяется к ранее выдвинутому толкованию: 
руна 
os
означает «изобретателя всякого письма».
Вторая буква 
bercna
символизирует материал письма, в данном случае — 
березу, ср. береста, кора березы как материал берестяных грамот древнего 
Новгорода. Третья буква выражает некоторый предикат — передачи или да-
рования людям. Итак, согласно нашей гипотезе, готское имя первой буквы 
алфавита означает «изобретателя, или дарователя письма», и в этом наимено-
вании проступает более ранний слой — имя бога Одина. Имена трех букв гот-
ского алфавита образуют синтагму, означающую: «Изобретатель, или дарова-
тель, письма Aza, даровал людям березу (материал письма) [Степанов, 
Проскурин, 1993: 61–62].
На последнем месте в алфавите находится знак, который согласно его 
функции в ряду рунических надписей служил в качестве некоторого предика-

194
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
та — знака окончания записи (функциональное значение). Этот знак в надпи-
сях часто записывался елочкой и ставился в самом конце рунических надпи-
сей. Готский алфавит имитирует руническое написание, а сам знак использу-
ется в той же функции. В алфавите он предстает в числовом значении 900, 
являясь только знаком для цифры (
↑
). 
Сообщение о дарования письма людям связывает весь готский алфавит в 
законченную композиционную структуру (алфавит начинается и заканчива-
ется знаками, ассоциирующимися с Одином и Тюром, богами, в разное время 
возглавлявшими пантеон германцев). Весь перечень алфавита интродуциру-
ется вводной синтагмой и может быть рассмотрен как состоящий из микро-
текстов. Если представить их значения как уникальные, свойственные только 
данной традиции, то окажется, что с точки зрения семиотики это заключение 
неверно, поскольку есть все основания полагать, что вводная синтагма перво-
го, второго и третьего знаков связана с традицией индоевропейского счета 
(см. ниже). 
В общем, наблюдение подсказывает нам вывод о глубинной идее алфави-
та как законченного текста. Согласно нашей реконструкции (Ю.С. Степа-
нов — С.Г. Проскурин) готский текст открывается акронимическим высказы-
ванием в синтагматике и заканчивается высказыванием со значением 
предиката конца высказывания.
Готский алфавитный текст кодируется как синтагма, сходная с тремя 
«тактами» славянского алфавита («Азь букы вЬди»). Как мы уже отметили, 
есть некоторые основания рассматривать вводную синтагму алфавитов как 
сегмент, связанный с традицией индоевропейского счета до трех.
Славянское «Я буквы знаю» вводит всю последовательность «глаголь», 
«добро», «есть» и т. д. до «ижица», а готское сообщение о даровании письма 
людям связывает весь готский алфавит в законченную композиционную 
структуру с перечислением имен букв, оканчивающихся руническим знаком 
конца сообщения. Таким образом, композиционная организация алфавита 
предстает в виде единого целого, как связанный алфавитный текст, имеющий 
свое начало, середину и конец.
Раньше мы не так ясно представляли себе все особенности индоевропей-
ского счета, а ведь именно с ним, на наш взгляд, и связывается некоторое 
особое значение четвертого места в алфавитной системе. Прежде всего, речь 
идет о выборе названия для славянского алфавита — глаголицы — по имени 
четвертой буквы «глаголь» в алфавитном ряду, а также о необычной парадиг-

матике старшерунического фугарка, 
ским значением [а] занимает четверто
В индоевропейской традиции сч
ной синтагмой ряда, неслучайно в и.
руируется как *
tre
и восходит к понят
Обращает на себя внимание нено
в отличие от других чисел. При этом
гих индоевропейских рядах числит
*
treyes
), лат. 
tres
, ст.-сл. 
трие, три
и 
реконструировать индоевропейскую 
бы с очевидной трудностью ее выбо
упрощается. Возможно, здесь опреде
релом в счете от трех до четырех, ког
выполнял именно третий знак ряда. П
«Троица совершенна в более осо
начиная от единицы и вплоть до четв
соответственно единице, троице, шес
качестве основания, равна единице, 
ца — единице, двоице и четверице, и
цы есть нечто большее ввиду того, чт
ми, которым она равна. 
Ввиду подобных причин троицу 
мерностью» (
analogia
), не потому, чт
положение и, с другой стороны, одна-
равное доходящим вплоть до нее чис
(
genices
) равенства, которое является
венства видов, троица оказывается 
соразмерной природой: стоящее до н
числа 1, являясь основанием первич
[т. е. 2 : 1]; стоящее после нее 4 мен
суммы 1 + 2 + 3, равной 6], являясь 
видом первичного отношения меньш
ловинного отношения; троица же м
сумме предшествующих ей чисел [1 +
зователем (
eidopoios
) срединности в п
возникают три так называемые прямы
рическая и гармоническая, три им пр
л
16. 
е
от к
п
е
е
те
195
в котором руна 
ansur
с фонетиче-
ое место. 
чет до трех является своеобразной ввод-
-е. языках это число стабильно реконст-
тию «дерева». 
омерное происхождение имени для трех 
м слово устойчиво представлено во мно-
тельных: скр. 
trayas
, др.-греч. τρείς (из 
многие другие. Если мы попытались бы 
праформу для единицы, то столкнулись 
ора. Напротив, для трех реконструкция 
еленную роль играет семиотический пе-
гда функцию своебразной точки отсчета 
Поэтому он стабилен. 
обом смысле, чем прочие числа. Числа, 
верицы, оказываются равными [в сумме] 
стерице и десятирице; причем единица, в 
троица — единице и двоице, шестери-
таким образом оказывается, что у трои-
то она непосредственно следует за числа-
назвали «серединой» (
mesotes
) и «сораз-
о она первая из чисел заняла срединное 
-единственная составляет тождественно-
слам, но потому, что по образу родового 
я серединой большего и меньшего нера-
посреди меньшего и большего, обладая 
нее 2 больше предшествующего ему, т. е. 
чного отношения большего к меньшему 
ньше суммы предшествующего ему [т. е. 
по отношению к нему [т. е. к 6] первым 
шего к большему [т. е. 2 : 3], а именно по-
между этими двумя [неравными] равна 
+ 2]. Таким образом, она является обра-
прочих числах. Соответственно через нее 
ые середины — арифметическая, геомет-
ротивоположные, три предела каждой из 

196
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
них, а также три промежутка, т. е. имеющиеся в каждом пределе расстояния 
от малого, от среднего до большого и от малого до большого; затем равночис-
ленные отношения, согласно сказанному, в порядке вторых членов отноше-
ния и, наконец, три обратных последовательных промежутка от большого до 
малого, от большого до среднего и от среднего до малого» (см. [Jamblichi, 
1922]; цит. по: [Лосев, 1988: 404–405]. 
Обращение к концептуализации середины в индоевропейском 
*med
[h]
‘де-
рево’, ‘середина’ подсказывает механизм концептуализации, действующий в 
данной области значений. Дело в том, что почти все обозначения 3 в индоев-
ропейских языках восходят к корню 
дерево
— и.-е. *
tre
‘дерево’. Срединное 
положение трех в ряду чисел, а также ассоциация этого центрального ариф-
метического символа с мифопоэтическим мотивом мирового древа индоев-
ропейских народов обнаруживает высокую стойкость реконструкции, свиде-
тельствуя, что основной точкой индоевропейского мира было дерево, 
игравшее роль глобального космического символа. Разумеется, здесь подчер-
кивается срединность исчисления по трем, получившая дальнейшее семиоти-
ческое развитие в идее троичности христианства. 
В этом случае счет до трех завершал предыдущий ряд однородных пред-
метов, а счет от четырех возобновлял его в новой последовательности. Отсю-
да появляются семиотические основания для выбора названия одного из сла-
вянских алфавитов как глаголицы. Глаголица, по сути, это тот ряд знаков, 
который открывается алфавитом после вводной синтагмы о знании букв. 
Возможно, здесь присутствует какая-то цикличность, свойственная индоев-
ропейскому счету вообще, например, счету времени. С.М. Толстая подчерки-
вает, что славянские названия дней недели, названные по числительным — 
вторник, четверг, пятница, — следует трактовать не как порядковые номера 
дней недели, а как номера дней, идущих после недели (воскресенья). На это 
указывает название понедельник, букв. ‘(идущий) после недели’. Тогда втор-
ник — это второй день после недели, четверг — четвертый, пятница — пятый, 
«а среда в соответствии со своей внутренней формой оказывается срединным 
днем в ряду дней, идущих после недели (воскресенья)» (аналогично в герман-
ских языках нем. 
Mitwoch 
‘среда’. — 
примеч. С.П.
). 
Последнее замечание следует уточнить: среда оказывается срединным 
днем не только «номерных» дней недели (понедельник, вторник — среда — 
четверг, пятница), но и в ряду всех дней, включая воскресенье и субботу (вос-
кресенье, понедельник, вторник — среда — четверг, пятница, суббота). По-
скольку этимологически суббота значит ‘седьмой день’, от семит. *
sab-at
‘семь, 

л
16. 
е
от к
п
е
е
те
197
семерка’, то этот порядок следует считать древнейшим: при нем внутренняя 
форма всех наименований и расположение означаемых ими дней совпадают. 
При счете дней недели от понедельника как первого дня до воскресенья 
как последнего дня номерные дни получают иное значение: их имена значат 
«дни недели вообще» (не «после недели-воскресенья»). Название же среда со-
храняет свое значение неизменным: и при таком счете это по-прежнему сре-
динный день недели. Этому способствует то, что среда названа не «третьим 
днем» (как, например, в католической литовской неделе), что привело бы к 
противоречию в положении этого дня при способе счета, начинающегося с 
недели-воскресенья (среда при этом «четвертый день»), а именно «средним 
днем». Точно так же, хоть и становясь при последнем счете, от воскресенья, 
шестым днем, не меняет своего значения и название суббота, поскольку его 
этимологическое значение «седьмой день» в славянских языках не осознается. 
И, разумеется, не меняет своего значения имя воскресенье. 
Таким образом, православная славянская неделя имеет весьма «остроум-
ную» структуру: в ней нет дня, который назывался бы «первым», но зато име-
ется день, который называется «средним» и который всегда остается 
средним, — если неделю считают с понедельника, то среда остается средним 
днем по отношению ко всем дням — четвергу и пятнице; если же неделю счи-
тают с понедельника, то среда остается средним днем по отношению к номер-
ным дням — четвергу и пятнице; если же неделю считают с воскресенья, то 
среда остается средним днем по отношению ко всем дням (и этот счет, веро-
ятно, является древнейшим) [Степанов, Проскурин, 1993: 93–94]. 
Вернемся к алфавитам. Любопытно, что какая-то прерывистость всего 
ряда на трех первых элементах прослеживается и в некоторых современных 
названиях алфавитов: англ., нем. А, В, С. Перечисление, как и счет, «представ-
ляет собой некий ритмический процесс, на каждом такте (“шаге”) которого 
прибавляется единица. Если аналитически расчленить “шаг” счета, то можно 
сказать, что он заключает в себе две операции — представление результата 
всех предшествующих шагов и прибавление, единицы. Язык отражает этот 
процесс вполне изоморфно, располагая особым словом для каждого такта 
счета: рус. 
раз
, 
два
, 
три
, 
четыре
... и т. д. Однако счет сохраняет свою одно-
родность на любом удалении от начала, а язык очень быстро утрачивает од-
нородность наименования тактов и, следовательно, утрачивает изоморфность 
процессу счета при некотором удалении от начала счетного ряда. Точки, в ко-
торых утрачивается изоморфность языкового выражения процессу счета, 
различны в разных языках, как различна и “скорость” этого расхождения» 
[Степанов, 1989: 22–23]. Например, в английском языке принцип счета по-

198
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
рядковых числительных изменяется 
ср. 
first, second, third
/ 
fourth, fifth, six
позиции в ряде возникает изоморф
числительное от четырех образуется
лительному окончания -
th
. 
Cходное явление наблюдается в г
Так, можно привести циклическую 
внешней форме («план выражения»
(табл. 7).
«Так, знак № 1 в удвоенном вид
соответствующий по своему порядку
из пары”, “один из двух”, что и симво
ответствует, в частности, этимологии
«один»). В то же время знак № 3, озна
именно с единицей, “оставшейся само
означавший число “4”, представляет с
тикальном повороте, и т. д.» [Степан
цедарии, который, правда, принадле
безусловно, оказал свое влияние на н
ло исчисления: точкой отсчета знако
ный знак. На элементарном уровне 
знаки изображаются на основе этог
Начальный фрагме
е
от к
при переходе от третьего к четвертому, 
xth, seventh
etc. С переходом к четвертой 
фность в называния числа. Порядковое 
я прибавлением к количественному чис-
графике угаритских клинописных знаков. 
повторяемость (рекуррентность) в их 
в порядке от первого к последующим) 
Таблица 7 
е составляет собой половину знака № 2, 
у числу “2”, и мог иметь значение “один 
олизируется его парной формой (это со-
и индоевропейского слова со значением 
ачавший число “3”, мог ассоциироваться 
ой по себе” после первой пары. Знак № 4, 
собой сложение знаков № 1 и № 3, в вер-
нов, Проскурин, 1993: 33]. В данном абе-
ежит неиндоевропейской культуре (но, 
нее), наблюдается уже отмеченное прави-
овых символов служит третий клинопис-
можно даже сказать, что все остальные 
го клинописного знака. Вся типология 
ент угаритской таблички

л
16. 
е
от к
п
е
е
те
199
матрицы строится по формуле типа 
Шаг
,
другой
,
третий
... или 
Рука
, 
другая
,
третья, 
т. е. первый элемент представляет ряд, второй элемент дифференци-
рует его, а третий задает своеобразную точку отсчета ряда. Сам третий знак 
изображается сообразно его «сущности». Вероятно, такое явление является 
типологически общим для древних культур. 
И наконец, о гипотезе, согласно которой середина алфавита играет роль в 
экспликации космологической картины мира, свидетельствуют 12, 13 и 14-я 
буквы в латинском алфавите классического периода — eL, eM и еN. Ю.С. Сте-
панов и я обратили внимание на то, что алфавит может выступать как модель 
мира. В таком случае особо значимыми сакральными точками являются на-
чало, середина и конец, а находящиеся в них знаки получают особое сакраль-
ное истолкование. Латинское слово 
еlementum
засвидетельствовано у Лукре-
ция в значении «элемент, мельчайшая и простейшая составная часть 
материального мира, атом» [Cтепанов, 2004: 564]. Кроме того, иногда латин-
ский алфавит назывался 
elementaria
, на что в свое время обратил внимание 
Фр. Хейндорф. Кодирование мира происходит согласно фундаментальной 
гипотезе Ю.С. Степанова. Алфавит — это код и текст, выражающий этот код.
Сочетание букв середины некоторых алфавитов, например рунического, 
типологически близко по синтагматике латинскому 
LMN-tum
. Процитируем 
словарь моего учителя академика Ю.С. Степанова, в котором он отмечает на-
шу гипотезу: «С.Г. Проскурин, в связи со своими работами над германскими 
рунами, обратил внимание на то, что если алфавит, как это имеет место в ру-
нах, может выступать как модель мира, модель “макрокосма”, то в таком слу-
чае особо значимыми, сакральными точками алфавита являются начало, се-
редина и конец, а находящиеся в них знаки получают особое сакральное 
истолкование. Исходя из этого, С.Г. Проскурин по-новому, с синхронной, 
системной точки зрения, объяснил происхождение латинского слова 
elementum“буква как знак”, “первичная составная часть материи, элемент ми-
ра” — не просто как сцепление имен трех букв, но как сцепление имен трех 
букв, занимающих абсолютную середину латинского алфавита. В самом деле, 
в латинском алфавите классической поры, состоявшем из 25 знаков, М зани-
мает абсолютно срединное, 13-е, место, а L и N располагаются по обе стороны 
от него. Таким образом, значение слова 
elementum
гармонирует с положением 
его составных частей в системе алфавита — и в семантике языка и в парадиг-
матике алфавита это слово означает “центральное, срединное, составляющее 
основу для всего остального в рамках данного целого”. 
Происхождение слова 
elementum
, таким образом, является еще одним до-
казательством того, что в архаических культурах алфавит выступает как осо-

200
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
бая сакральная ценность, как модель мира» [Степанов, 2004: 564–565]. Снова 
мы встречаемся с составным именем, которое коррелирует с принципами, ко-
торые разделялись в античности в воззрениях на мироздание. 
В древнегреческой философии в «Тимее» Платона начала мира ассоции-
руются с «буквами» Вселенной. «Нам необходимо рассмотреть, какова была 
самое природа огня, воды, воздуха и земли до рождения неба, и каково было 
их тогдашнее состояние. Ибо доныне еще никто не объяснил их рождения, но 
мы называем их началами и принимаем за стихии [“буквы”] Вселенной, как 
если бы мы знали, что такое огонь и все остальное; между тем каждому мало-
мальски разумному человеку должно быть ясно, что нет никакого основания 
сравнивать их даже с каким — либо видом слогов» [Платон, 2007: 531]. 
Что касается концепта «буква как знак числа», то в греческой культуре он 
представлен в виде термина στοιχεîον I тень от солнечных часов 2 буква (с 
точки зрения звукового достоинства), 3. первоначало, первоэлемент. Есть ос-
нования считать, что имя στοιχεîον является алфавитным и составлено, 
именно составлено, из букв второй половины древнегреческого алфавита. 
Алфавитное слово, располагаемое ближе к концу древнегреческого алфавита, 
прочитывается не только как последовательная синтагма согласных ΣΤ, но и 
как буква χεî из древнейшего списка ряда. Раскрываемая нами последова-
тельность из трех алфавитных знаков σ, τ, χ, возможно, ассоциировалась с ка-
кой-то версией ряда. 
Древнейшее из известных алфавитных представлений о мироздании в 
древнегреческом — ассоциация центра мира с греческой буквой «хи» — со-
держится у Платона в том же диалоге «Тимей». Любопытно, что буква «хи» 
является не только точкой, символизирующей середину, но и центром ат-
тракции составного алфавитного слова στοιχεîον. Составной характер слова 
соответствовал древнегреческим мировоззренческим установкам о составном 
характере мироздания. Так, в «Тимее» отмечается, что при этом каждая из че-
тырех частей вошла в состав космоса целиком: устроитель составил его из 
всего огня, из всей воды, и воздуха, и земли, не оставив за пределами космоса 
ни единой их части или потенции» [Там же: 514]. 
«….бог сотворил душу первенствующей и старейшей по своему рождению и 
совершенству, как госпожу и повелительницу тела, а составил он ее вот из каких 
вещей и вот каким образом: из той сущности, которая неделима и вечно тожде-
ственна, и той, которая претерпевает разделение в телах, он создал третий вид 
сущности, причастный природе тождественного и природе иного…[…] сделав 
из трех одно, он это целое в свою очередь разделил на нужное число частей, каж-
дая из которых являла собой смесь тождественного, иного и сущности.

л
16. 
е
от к
п
е
е
те
201
Делить же он начал следующим образом: прежде всего отнял от целого одну 
долю, затем вторую, вдвое большую, третью — в полтора раза больше второй и в 
три раза больше первой, четвертую — вдвое больше второй, пятую — втрое 
больше третьей, шестую — в восемь раз больше первой, а седьмую — больше 
первой в двадцать семь раз. После этого он стал заполнять образовавшиеся 
двойные и троиные промежутки, отсекая от той же смеси все новые доли и по-
мещая их между прежними долями, таким образом, чтобы в каждом промежутке 
было по два средних члена, из которых один превышал бы меньший из крайних 
членов на такую же его часть, на какую часть превышал бы его больший, а дру-
гой превышал меньший крайний член и уступал большему на одинаковое число. 
Благодаря этим скрепам возникли новые промежутки, по 3/2, 4/3 и 9/8, внутри 
прежних промежутков. Тогда он заполнил все промежутки по 4/3 промежутками 
по 9/8, оставляя от каждого промежутка частицу такой протяженности, чтобы 
числа, разделенные этими оставшимися промежутками, всякий раз относились 
друг к другу как 256 к 243. При этом смесь, от которой бог брал упомянутые доли, 
была истрачена до конца. 
Затем, рассекши весь образовавшийся состав по длине на две части, он сло-
жил обе части крест-накрест наподобие буквы Х и согнул каждую из них в круг, 
заставив концы сойтись в точке, противоположной точке их пересечения. После 
этого он принудил их единообразно и в одном и том же месте двигаться по кругу, 
причем сделал один из кругов внешним, а другой — внутренним. Внешнее он на-
рек природой тождественного, а внутреннее — природой иного…[и т. д.] 
Когда весь состав души был рожден в согласии с этим замыслом того, кто его 
составлял, этот последний начал устроять внутри души все телесное и приладил 
то и другое в их центральных точках. И вот душа, простертая от центра до преде-
лов неба и окутывающая небо по кругу извне, сама в себе вращаясь, вступила в 
божественное начало непреходящей и разумной жизни на все времена».
[Платон, 2007: 516–517] 
К трудному месту о «долях» и «промежутках» имеется (в указ. изд.) под-
робный комментарий А.Ф. Лосева, который отмечает, что разделение целого 
тела космоса можно понять, только учитывая связь Платона с пифагорейской 
традицией символики чисел и с учением пифагорейцев о музыкальной и ми-
ровой гармонии. И, очевидно, так оно и есть. Позднее в средневековой фило-
софии алфавитные ассоциации часто используются для моделирования про-
исхождения мира. Absurdum est autem creaturam, id est D E vel A B C, componi 
ex eo quod quodlibet eorum est et ex suo quo est, id est esse increato, cum 
impossibile sit illud in compositionem venire. — Ведь абсурдно, чтобы творение, 
то есть D, E или А, B, С, составлялось из какого-то их 
quodest
и из его 
quoest
, 
то есть из нетварного бытия, ибо невозможно, чтобы последнее входило в со-
став»(цит. по: [Жильсон 2010: 375, 642]). Как мы в свое время отмечали [Про-

202
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
скурин, 2005], в процессе моделирования когнитивных представлений о ка-
ком-либо феномене говорящие часто используют алфавитную цепь в ее длине 
для представления материала. Как правило, используется начальный фраг-
мент из первых букв А, Б, В или А, B, С …Далее, цепь как бы прерывается и 
говорящий использует только начало матрицы. А.А. Потебня проводил ана-
логию между организацией алфавитного ряда, речевой цепью молитвы, а 
также представлением и образом предмета. «Если несколько раз дан был ряд 
признаков одного образа в порядке 
a, b, c, d, e
и вслед за тем еще раз получит-
ся признака, то он легко вызовет в сознании все следующие за ним, но если 
упомянутый ряд начинается с конца, то признак e сам по себе или вовсе не 
произведет признаков 
d, c
и проч., — или гораздо медленнее. Слова «Отче 
наш» напомнят нам всю молитву, но слово «лукавого» не заставит нас вос-
произвести ее навыворот («от нас», «избави» и проч.), точно так, как признак 
е не дает нам целого образа 
а, b, c, d, e
. Хотя e могло повторяться столько же 
раз, сколько и а, но это последнее, по своему влиянию на все остальные, будто 
господствует над всем образом» [Потебня, 1989: 130]. 
Алфавитная цепь способна нести и передавать информацию. Так, Э. Лич 
отмечает: «Сначала из бесконечного количества возможных знаков мы отби-
раем 26 и заявляем, что эти 26 значков составляют некий набор. Затем мы 
проводим инвентаризацию звуков нашей устной речи, совершенно произ-
вольно разрезая на части весь континуум голосовых модуляций. Затем мы за-
крепляем произвольно выделенные звуки за произвольно выделенными бук-
венными значками и окончательно наводим порядок, придумывая несколько 
специфических комбинаций для тех звуков, которые остались без буквенного 
соответствия. Затем, наконец, нанизывая буквы в определенной последова-
тельности, мы создаем нечто вроде модели естественной речи или, во всяком 
случае, ее идеализированной версии» [Лич, 2001: 115]. Далее, Э. Лич отмечает 
такую особенность алфавитных знаков, как их способность моделировать ри-
туалы. «Элементы ритуала («буквы алфавита»), взятые сами по себе, ничего не 
значат, они обретают значение благодаря тому, что противопоставляются 
другим элементам. Более того, если эти несхожие буквы можно соединять в 
наполненные смыслом сочетания только при условии ограничения их рамка-
ми особой конфигурации (например, линейного расположения на листе бу-
маги), то точно так же и несхожие между собой элементы ритуала можно со-
единять по-разному для создания целостного послания, только если каждая 
конкретная комбинация осуществляется в рамках общей для всех системы 
представлений (при этом структура ее обусловлена тем же способом, каким 

л
16. 
е
от к
п
е
е
те
203
создаются сами комбинации: и в смысле пространства, и в смысле последова-
тельности элементов) [Там же: 115–116]. 
В свое время мы [Степанов, Проскурин, 1993] определили корреляцию 
между алфавитными ассоциациями и ритуальными практиками в древних 
культурах. «Почти все древние записи греческого и латинского алфавитов как 
целых, т. е. именно как алфавитов, обнаруживаются на вазах, урнах (реже 
других предметах), происходящих из захоронений. Иногда их находят на 
предметах утвари (например, на лампе из Помпей), украшениях. Это же отно-
сится и к германским рунам, которые записывались на дисках — брактеатах, 
служивших подвесками, амулетами. Тем самым объясняется первое назначе-
ние алфавитов как целого: он рассматривается как средство, призванное от-
вести злых духов, так называемым апотропеическим средством. (Термин 
происходит от греческого слова со значением «отводящий зло, злые силы»; 
это был также один из эпитетов Аполлона ср. Άπόλλω Άποτρόπαιος). 
Одна из древних магических алфавитных формул, дошедшая до наших 
дней, применяется в народном обиходе Запада; амулеты с этой надписью 
привязывают коровам, овцам и т. д., чтобы скот не сглазили и не «испорти-
ли»; подвешивают под крышу дома; бросают в огонь при пожаре, и т. д. Фор-
мула имеет такой вид: 
SATOR 
AREPO 
TENET 
OPERA 
ROTAS 
Указанная формула — это древний палиндром, читающийся справа нале-
во, слева направо, сверху вниз, снизу вверх. Как отмечает М. Ивлева, магиче-
ская охранная формула-оберег находится в одном из древнеанглийских ману-
скриптов вблизи «Диалога Соломона и Сатурна», в котором содержится 
молитва Pater Noster. Заметим, что все буквы формулы анаграммируются в 
виде вводной синтагмы молитвы [Ивлева, 2012].
Алфавитные ряды связываются с обрядами инициации. Вышивание ал-
фавитных знаков было распространено, например, во Франции среди дево-
чек-подростков. Ритуальные практики с алфавитными рядами формировали 
идентичность. Речь идет о так называемых маркет, маленьких вышитых кре-
стиком алфавитах, красным по белому, к которым прибавлялись вышивки 
имени, возраста, каких-либо изречений и иногда рисунки (рис. 33) [Фронти-
зи-Дюкру, 2012: 122]. 

204
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
Алфавитные ряды предстают в качестве особого средства, способного 
моделировать не только речевую цепь, но и окружающий человека мир. При-
общение к алфавитам формирует индивидуальную и национальную идентич-
ность, взаимодействие которых обеспечивается через корреляцию знака и 
письменных систем.
До появления алфавитов существовали формы культурной памяти, когда 
идентичность индивидуума уравнивалась с поиском идентичности этноса. 
Так, у англосаксонского нобилитета, носившего кельтские имена, имена соб-
ственные были созвучны с этнонимом 
Суmro
. Этими именами были 
Caedwalla
, 
Caedda
, 
Cedd
, 
Ceawlin
, 
Cerdic
, 
Cumbra
[Сrystall, 2004: 32]. Перед на-
ми аллитерация имен на уровне имени собственного и этнонима. А.В. Про-
скурина [2013: 144] приводит подобные англосаксонские тулы, которые алли-
терируют не только в своих составляющих именах собственных, но и 
коррелируют с этнонимами, входившими в названия англосаксонских коро-
левств: 
Anna 
Aethelhere 
Aldulf 
Aelfwuld
East Engla Rice (The Kingdom of East Anglia). 
Aethelberht 
Aethelburn 
Aetheldryht 
Рис. 33. 
Маркет (вышивка крестиком, 
изображающая алфавит) (конец XIX в.) 

Вероятно, необходимость в кодиф
ла появлению алфавитов. Семиотик
этапом поиска экономии речи.
В германской традиции алфави
полно. Имеется типологическая пар
текстах. В некоторых случаях алфави
ным, образуя в своей парадигматике
мером может служить следующий от
(стихи 797–808), в который с помощь
При этом руны, как слова, читаются 
читается как англосаксонское сло
по их начальным слогам, читаются ка
имя автора [Смирницкая, 1989а: 17].
«Тогда (добрый человек) дрожит
и говорит суровые слова тем, кто пло
ность) и (нужда) легче всего могли на
будут уныло ждать на этой равнине, 
дела. (Радость) земных сокровищ исч
ми сокрыта доля житейских радос
смыслы рун, связанные с языческим 
нетический облик плохо ассоцииров
миром, поэт устанавливает собствен
ских знаков. Так, первую в данном о
эме”, означавшую сег “факел, светоч”
“a brave man (?)”; пятую руну, означа
л
16. 
е
от к
п
е
е
те
205
фикации через звукопись предшествова-
а звукописи является предварительным 
итные тексты представлены достаточно 
раллель в англосаксонских поэтических 
итный код тесно переплетается с имен-
е какое-либо имя. Имя кодируется. При-
трывок из поэмы Кюневульфа «Христос» 
ью рун вплетено имя автора CYNWULF. 
как компоненты текста, например, руна 
ово 
NYD
‘нужда, беда’, а руны как буквы, 
ак бы «над текстом» или складываются в 
т, слышит, как царь и владыка неба судит 
охо подчиняется ему в мире, когда (бед-
айти приют. Многие люди будут в страхе, 
какие муки будут им присуждены за их 
чезла, (наша) надолго была (моря) волна-
стей, (богатство) мирское». «Поскольку 
миром, и в некоторых случаях и их фо-
вался с англосаксонским христианским 
ные ассоциации для отдельных руниче-
отрывке руну, согласно “Рунической по-
”, он толкует как 
cere
“добрый человек”, 
авшую некогда “бизон, бык”, он толкует 

206
дел
V. 
И
о л т
дое опе ко
е
от к
как современное ему слово 
ure
“наш” (вместо 
ur
“бизон”) и т. д.» [Степанов, 
Проскурин, 1993: 115]. 
В своем приеме кода Кюневульф закладывает основания целого направ-
ления в стихотворном творчестве. С образцами скрытого изложения какого-
либо имени в произведении мы сталкиваемся, к примеру, в русской поэтиче-
ской традиции. Обратимся к сонету В. Брюсова, посвященному Николаю 
Бернеру: 

жүктеу/скачать 5,21 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: