Сборник материалов VIІІ международной научной конференции студентов и молодых ученых «Наука и образование 2013»

 
206 
         "Lord,  is  it  that  late?"  she  muttered.  Dropping  her  trowel,  she  stood  up  and  brushed  the 
clinging damp earth of her bare knees.  
          She reached up to push her dark bangs off her forehead before she realized that she still 
had on her heavy gardening gloves. Quickly she peeled them off and dropped them beside the 
trowel, all the while watching the driver get out of the sport car and start up her front walk.  
          Glancing at her wristwatch, she saw that she hadn't  lost track of time. He was just very 
early  for  their  appointment,  and  as  a  result,  she  wasn't  going  to  make  a  very  good  first 
impression.  Being  hot,  sweaty,  and  dirty  was  no  way  to  meet  a  client.  And  she  needed  this 
commission badly.  
 
Sandra Brown "Long Time Coming" 
Порше  медленно  крался  вдоль  улицы,  как  будто  черная  лоснящаяся  пантера.  Обнимая 
обочину, его двигатель урчал подобно рычанию  хищника.  
         Марни Хиббс стояла на коленях на плодородной почве своей клумбы, копаясь под 
кустами  и  проклиная  маленьких  жучков,  которые  едят  их  трижды  за  день,  когда  звук 
мотора машины привлек ее внимание. Она взглянула на нее через плечо и занервничала, 
так как машина остановилась перед ее домом.  
          -  Боже,  неужели  я  опоздала?  –  пробормотала  она.  Бросив  лопатку,  она  встала  и 
стряхнула прилипшую к ее голым коленям сырую землю.  
          Она  подняла  руки,  чтобы  поправить  свою  темную  челке  на  лбу,  как  поняла,  что 
на ней до сих пор одеты тяжелые садовые перчатки. Она быстро стянула их и кинула к 
ллопатке, все продолжая смотреть на водителя, который вышел из спортивной машины и 
появился на дорожке.  
           Взглянув на свои наручные часы, она поняла, что не виновата. Он просто приехал 
на  встречу  слишком  рано  и,  как  результат,  она  не  подготовилась  как  следует,  чтобы 
произвести хорошее впечатдение. Она была разгоряченной, встпотевшей и грязной, и это 
был  не  самый  лучший  вид,  в  котором  можно встречать  клиента.  А  эта  встреча  была  ей 
очень нужна. 
  
                                                                                                                Сандра 
Браун 
«Настанут лучшие времена» 
          As we can see, phrasal verbs are widely spread in English literature. Translating phrasal verbs 
of  this  passage  I  had  some  difficulties  because  of  difference  in  the  meaning  given  in  a  dictionary 
and the contextual meaning. For example, the verb ―to reach up‖ is translated like ―протянуть руку 
ввeрх‖,  but  this  meaning  isn‘t  suitable  for  the  context.  The  sentence  would  sound  like  ―Она 
протянула  руку  вверх,  чтобы  поправить  челку‖  and  it  isn‘t  correct  for  the  Russian  language, 
because she didn‘t stretch her arms.                 
          The  next  phrasal  verb  is  ―to  push  off‖.  It  is  translated  in  the  dictionary  like  ―отталкивать, 
смываться‖ and this meaning isn‘t suitable for the word ―челка‖ in Russian completely.  
         The phrasal verb ―to peel off‖ is translated in the dictionary like ―слезать, облезать‖. We can 
meet this verb twice in the passage: ―to peel off gloves‖ and ―to peel off glasses‖. Both in the first 
and second cases the dictionary‘s meaning isn‘t suitable for the translation. It‘s impossible ―слезать 
перчатки‖ and ―облезать очки‖. Therefore I translated them like ―стягивать‖ in the first case and 
―снимать‖ in the second.  
                                                              Conclusion 
           Discerned translating problems and difficulties don‘t exhaust the all variety of complications 
in translation. They reflect only the fundamental, the most typical situations. Translating of English 
phrasal verbs is very important part of the science of translation because it couldn‘t be a real good 
correct  translation  without  correct  translating  of  the  phrasal  verbs.  Every  translator  should  pay 
attention to the translation of the phrasal verbs and work hard with each phrasal verb. English and 
Russian lexical systems are so different that they demand the special approach to translating of each 
verb according to its contextual meaning.  

 
207 
 
PERSPECTIVES ON TECHNOLOGY IN LEARNING AND TEACHING 
LANGUAGES 
 
Таскарина Ш. А., kasatka_7@mail.ru 
Л.Н.Гумилев атындағы Еуразия ҧлттық университеті, Астана 
Ғылыми жетекшісі – Р.Латанова 
 
 Rapid  evolution  of  communication  technologies  has  changed  language  pedagogy  and 
language use, enabling new forms  of discourse, new forms  of authorship,  and new ways  to  create 
and  participate  in  communities.  The  first  section  synthesizes  research  findings  from  three  current 
areas of research: computer-mediated communication and electronic literacies. The second section 
develops  implications  for  teaching  and  research,  highlighting  the  importance  of  the  teacher,  new 
understandings  of  language  and  communication,  critical  awareness  of  the  relationships  among 
technology, language, culture, and society, and new trends in research methods. 
We live, work, learn, and play in a rapidly changing communication landscape. Cell phones 
transmit text messages and photos as well as voice, small digital cameras take sound videos as well 
as stills, handheld ―personal digital assistants‖ allow us to connect to the Internet from any location 
served  by  a  wireless  network,  webcams  provide  visual  contact  between  Internet  interlocutors. 
Images,  animation,  color,  and  visual  design  interact  with  language  in  Web-based  communication. 
E-mail, instant messaging, chat rooms, blogs, and wikis enable new forms of discourse; new forms 
of authorship; new forms of identity construction; new ways to form, choose, and maintain learning 
communities and affinity groups that cross national boundaries.  
Do  computers  improve  language  learning?  It  is  not,  however,  a  question  that  can  be 
answered  with  a  simple  yes  or  no,  any  more  than  we  could  answer  a  similar  question  about  the 
effectiveness  of  books,  films,  newspapers,  or  study  groups.  As  with  other  learning  resources,  we 
need  to  refine  the  question  to  examine  the  myriad  ways  in  which  computers  are  being  used,  by 
whom, in what contexts, and for what purpose. When these parameters are pinned down, the answer 
is sometimes yes, often no, sometimes yes for some learners but not for others.  
There are three problems with assessing the effectiveness of technology. First is the problem 
of defining what counts as technology [videos, tutorials, and chat rooms, for example, are obviously 
very different]. The second problem is separating a technology from its particular uses. Because any 
given  technology  may  be  used  in  a  variety  of  ways,  some  effective,  some  not,  it  is  difficult  to 
generalize about the effectiveness of a technology itself. The third issue has to do with the effects of 
other mediating factors, such as the learners, the setting, the task(s), and the type of assessment.  
These days, given the common presence of computers in many institutions of learning, we 
may be past the point of deciding whether or not to use computers in language teaching. But we still 
need  to  know  how  to  make  the  best  uses  of  them  to  accomplish  specific  goals.  Moreover,  it  is 
important to ask what it means to use computers for learning and using a language, that is, to reflect 
critically  on  the  social,  cognitive,  cultural,  as  well  as  educational  implications.  If  we  look  at 
language  learning  from  a  broad  perspective,  we  will  be  less  interested  in  whether  learners 
successfully acquire a particular linguistic structure and more interested in how they attempt to deal 
[sometimes  successfully,  other  times  less  so]  with  specific  communicative  situations  and  with  the 
linguistic, cognitive, social, and material resources available to them.  
This perspective puts the accent on learners‘ agency and teacher responsibility rather than on 
the effect of technology itself. The role of technology in can be thought of in terms of the metaphors 
of  tutor,  tool,  and  medium.  In  the  tutor  role,  computers  can  provide  instruction,  feedback,  and 
testing  in  grammar,  vocabulary,  writing,  pronunciation,  and  other  dimensions  of  language  and 
culture  learning  .Voice  interactive  can  also  simulate  communicative  interaction.  In  the  tool  role, 
computers provide ready access to written, audio, and visual materials relevant to the language and 
culture  being  studied.  The  Internet  and  databases  can  serve  as  tools  for  research.  In  the  medium 

 
208 
role,  technology  provides  sites  for  interpersonal  communication,  multimedia  publication,  distance 
learning, community participation, and identity formation. 
 Many observers note that CMC language is often less correct, less complex, less coherent 
than other forms of language use. CMC provides learners with the opportunity for social interaction, 
but  because  the  interaction  takes  place  primarily  in  writing,  it  also  provides  learners  with  ample 
opportunity to focus on form and content. A number of studies have explored the question of how 
best  to  promote  meaning  negotiation  online.  Smith  studied  the  relationship  between  negotiation 
routine complexity. He found that the complexity of negotiation routines did not influence uptake 
and  that  degree  of  uptake  bore  no  relationship  to  vocabulary  learning.  Smith  hypothesizes  that 
uptake  may  play  a  diminished  role  in  CMC  and  that  we  may  need  to  attend  to  more  subtle 
indications of acquisition in CMC environments.  
What  is  important  about  literacy  on  the  Internet  is  not  just  the  ability  to  read  and  write  in 
comprehensible  language  but  also  the  ability  to  negotiate  new  roles  and  identities.  Identity 
construction  and  socialization  are  inherently  intertwined  with  language  and  can  have  either  a 
facilitating  effect  [e.g.,  Lam‘s  subjects]  or  a  constraining  effect  [e.g.,  when  limited  to  local 
community or school setting] on the resources learners come to acquire and use.  
I showed great interest to the research of Lam that curried in 2003. The scientist presents an 
ethnographic  case  study  of  Almon,  a  Chinese  immigrant  teenager  who  felt  negatively  about  his 
English ability despite living in the United States for 5 years. Through instant messaging [ICQ]and 
then through creating his own Web site about a Japanese pop music idol, Almon discovered his own 
expressivity in English as well as a newfound solidarity with his Internet peers. Lam argues that by 
appropriating,  rearticulating,  and  redesigning  discourses  and  narrative  roles  for  his  own  purposes, 
Almon  developed  a  new  identity  that  had  not  been  available  to  him  in  his  immediate  community 
and school in the United States. A key contribution from this study is the notion of textual identity 
for  understanding  how  texts  are  composed  and  used  to  represent  and  reposition  identity  in 
networked  computer  media.  In  her  larger  dissertation  study,  Lam  (2003)  presents  three  additional 
case  studies  of  Chinese  immigrant  youths,  showing  how  they  also  came  to  occupy  new  social 
positions and identities by appropriating new discourses in online environments.  
Lam‘s  research  is  important  because  it  considers  not  only  how  social  contexts  shape 
language  use  in  online  environments  but  also,  and  most  important,  how  online  communication 
shapes social contexts and participants‘ identity formation.  
Two reasons teachers often cite for failing to fully implement education technology in their 
lessons are the ―digital gap‖ between students — some have computers and internet connectivity at 
home  and  some  don‘t  —  and  the  difficulty  of  accessing  —  thanks  to  legally  mandated  internet 
filters — the full range of web materials in school.    
Technology-based  language  teaching  is  not  a  method  but  is  integrated  into  various 
pedagogical approaches. Most research to date has focused on communicative task-based, project-
based, and focus-on-form approaches in CMC environments, but the literature has begun to address 
uses of corpora in data-driven learning. Because the dynamics of interaction in online environments 
differ from those in face-to-face interaction, teachers must be prepared for new ways of structuring 
tasks, establishing exchanges, guiding and monitoring interaction, and evaluating performance, not 
to  mention  mastering  the  relevant  computer  applications.  In  the  area  of  intercultural  CMC 
exchanges, success has  been mixed, but  a number of researchers have made recommendations for 
optimal results. 
Over the past 15 years, we have learned a great deal about the features of learner interactions 
and  language  use  within  online  environments,  but  we  still  know  little  about  how  those  abilities 
might  be  transferred  across  different  environments,  communicative  genres,  and  modalities.  For 
example,  does  proficiency  in  e-mail  carryover  to  instant  messaging  or  chat,  or  even  to  essay 
writing?  What  benefits  might  multimedia  authoring  have  for  linguistic  expression  (or 
communicative potential)? Is there a relationship between, say, digital storytelling and performance 
of writing or face-to-face speech?  

 
209 
We know the importance of teaching  electronic literacies, but  what  are the implications  of 
electronic literacies for 
curriculum?  How  might  we  need  to  reframe  or  reconceptualize  learning  tasks?  What  are  the 
implications for the way learners‘ performance is assessed? 
As future language educators, our job is to reflect on norms—to explore their underpinnings, 
their contexts  of operation, and their implications—not  only to  make the norms understandable to 
our  students  but  also  to  model  for  them  the  very  process  of  reflecting  critically  on  the  social 
practices  they  participate  in  and  observe.  Technology  offers  us  a  means  by  which  to  make  the 
familiar  unfamiliar,  to  reframe  and  rethink  our  conceptions  of  language,  communication,  and 
society. It is through this process of analysis and reflection that we can best decide how we can and 
should use technology in language learning and teaching. 
 
References 
 
1. Bax, S. [2003]. CALL—past, present, and future. System, 31, 13–28 
2. Lam, W. S. E. [2003]. Second language literacy and identity formation on the Internet: The 
case of Chinese immigrant youth in the U.S. Unpublished dissertation, University of 
California, Berkeley. 
3. Smith, B. [2005]. The relationship between negotiated interaction, learner uptake, 
and lexical acquisition in task-based computer-mediated communication. TESOL 
Quarterly, 39, 33–58. 
4. Taylor, R. [1980]. The computer in the school: Tutor, tool, tutee. New York: Columbia 
Teacher‘s College Press. 
5. Zhao, Y. [2003]. Recent developments in technology and language learning: A 
literature review and meta-analysis. CALICO Journal, 21(1), 7–27. 
 
 
                    JUXTAPOSITION OF THE KAZAKH AND ENGLISH TERMINOLOGY 
 
Таушанбаева У. 
Л.Н.Гумилев атындағы Еуразия ҧлттық университеті, Астана 
Ғылыми жетекшісі – Анашева Д.К. 
 
This circumstance – national multilingualism – cannot be ignored in the context of terminology 
development. 
        If  Abai  Kunanbaev  laid  the  foundation  for  modern  Kazakh  literary  language,  Akhmet 
Baitursynuly  is  considered  to  be  the  father  of  Kazakh  terminology.  He  became  one  of  the  first 
Kazakh intellectuals to create new terms which we utilize this day. In the early 20th century all the 
Kazakh elite were occupied with the expounding of new terms in their fields, since it was necessary 
to compete with other languages. The creation and development of Kazakh terms really began in the 
1920s, however, with the creation of the Kyrgyz/Kazakh Republic. M. Dulatov, M. Zhumabaev, S. 
Aspendiyarov, K. Kemengeruly, A. Margulan, M. Auezov, G. Musrepov – all contributed their two 
mites 
to 
the 
development 
of 
Kazakh 
terminology.  
In 1924 in Orenburg commenced the I Conference of Cultural Workers and Scientists, at which the 
questions of Kazakh-language terminology were examined for the first time. In 1934 in Kazakhstan 
a 
Terminology 
Commission 
was 
established, 
chaired 
by 
Kh. 
K. 
Zhubanov.  
     Kh. K. Zhubanov played the most important part in the development of industrial terms. In his 
works such as ―On Terminological Word Specifications‖, ―On the Terminology of Kazakh Literary 
Language  Accepted  by  the  State  Terminological  Commission‖,  ―Towards  a  Revision  of  Kazakh 
Orthography‖,  he published the principles of constructing orthography, alphabet, and terminology.  
        Nonetheless,  many  terms  appeared  at  the  time  that  immediately  took  root.  For  example, 
balmūzdaq  –  icecream;  ajaldama  –  bus  (subway,  tramway)  stop;  tońazytqyš  –  refridgerator; 

 
210 
mūzdatkyš 
– 
freezer; 
šańsorğyš 
– 
vacuum 
cleaner; 
etc.   
          We would like to dwell upon new terms, the same terms would be used concurrently in the 
media 
and 
in 
academic 
literature, 
leading 
to 
confusion.  
For  example,  the  word  mikroraion  (neighborhood)  was  translated  as  ―šağyn  audan,  mikroaudan, 
yqšam  audan, and mältek audan‖. Sometimes, however, the concurrent  use of several  equivalents 
for a single term eventually leads sooner or later to a single remaining term. For instance, for a long 
time the word ―family‖ in Kazakh was translated as otbasy and žanūja.  Later, however, otbasy was 
confirmed by the State Terminology Commission. 
          Some  translated  terms  didn‘t  take  root  in  the  language.  For  example,  the  words  princip 
(principle) and procent (percent) were translated as qağidat and paiyz.  Many terms have become so 
deeply rooted that it seems they have existed in Kazakh for a long time. Some examples are ūšaq 
(airplane), äuežai (airport), saparžai (bus station), žarğy (corporate charter), resímdeu (formatting), 
tíkūšaq 
(helicopter), 
and 
bağdarlama 
(program). 
         Certain  terms  were  simply  reestablished.  These  were  those  that  had  originally  been  used  in 
Kazakh, 
such 
as 
klass-synyp.  
Translating  from  Russian  to  Kazakh,  it  is  hard  to  find  equivalents  for  certain  terms,  such  as  the 
words ―part‖ – bälím, ―department‖ – bälím, and ―division‖ – bälím; or ―department‖ – bälímše and 
―subdivision‖  –  bälímše;  or  ―rule‖  –  ereže  and  ―regulation‖  –  ereže,  ―settlement‖  –  bekítu  and 
―confirmation‖ – bekítu, and ―agreement‖ – šart and ―condition‖ – šart. 
           Focusing on the English terminology, it is known that ―Terminology‖ is the study of terms 
and  their  use.  Terms  are  words  and  compound  words  that  in  specific  contexts  are  given  specific 
meanings, meanings that may deviate from the meaning, the same words have in other contexts and 
in everyday language. The discipline ―Terminology‖ studies among other things how such terms of 
art come to be and their interrelationships within a culture. Terminology differs from lexicography 
in  studying  concepts,  conceptual  systems,  and  their  labels  (terms),  whereas  lexicography  study 
words and their meanings. 
In  the  18
th
  and  19
th
  century,  scholars  were  alarmed  by  the  proliferation  of  terms  and  were 
most  worried  about  the  diversity  of  forms  and  the  relationship  between  forms  and  concept.  They 
were neither concerned with the nature of concepts nor the foundation for creating new terms. 
Theoretical concerns about the nature of terms arose later when terminological work began 
to be organized in some special fields as a result of practice. Wuster‘s  work is a good example. He 
was  initially interested in  methods  of compilation and standardization of terms  and once they had 
been  applied  in  The  Machine  Tool  (1968),  he  concentrated  on  the  aspects  of  the  theory  of  terms. 
Almost thirty years separate his doctoral thesis (1930), which was the practice – oriented, from his 
publications on theory. 
The  direct  users  of  terminology  are  the  specialists  in  each  subject  field.  For  them 
terminology  is  a  necessary  tool  for  communication  and  an  important  element  for  conceptualizing 
their  own  subject  matter.  This  two  fold  function  that  terminology  has  for  them  accounts  for  their 
interest  in  standardization  as  a  process  for  determining  the  definition  of  concepts  and  fixing  
corresponding names. Specialists use terminology regardless of whether a term appropriate within a 
particular  linguistic  system  or  not.    Their  communicative  needs  start  from  the  knowledge  of  the 
concept and from the need to communicate it; their interest in terminology focuses on concepts and 
how they can named clearly and unambiguously.   
Literature: 
1.
 
John Benjamin Publishing company 
2.
 
Общенациональная ежедневная газета «Казахстанская правда» № 104 (27378) 23.03.2013 
3.
 
Olga Akhmanova, ―Terminology: theory and method‖ 
 
УДК 347.78.034 
LEGAL TERMINOLOGY IN CONTRACTS AND OTHER LEGAL DOCUMENTS 
Уакпаев А.М., akpaev94@mail.ru 
Евразийский национальный университет им. .Н. Гумилева, Астана 

 
211 
Научный руководитель - М.А. Койшубаева 
 
The  aim  of  this  work  can  be  seen  as  analyzing  some  peculiarities  of  particular  words  and 
word  combinations  while  translating  and  drafting  some  legal  documents  and  contracts. 
Jurisprudence  is  considered  to  be  one  of  the  richest  and  priority-oriented  areas  for  linguistic 
research  as  its  vocabulary  is  changing  and  enriching  constantly  to  meet  the  expectations  of  the 
developing  society  [1].  So  the  actuality  of  this  scientific  research  can  be  traced  through 
investigating the meaning of some common English words in legal context.  
The English legal language is characterized by a specific set of terms. There are a lot of Latin 
words  and  phrases  (et  cetera,  exempli  gratia).  It  also  has  words  of  the  Old  and  Middle  English 
origin, including compounds which are no longer in common usage (hereafter, whereby). Besides, 
the English legal language includes a larger number a words derived from French (appeal, plaintiff, 
tort). The language of law also uses formal and ceremonial words (I do solemnly swear your honor) 
and technical term with precise meanings (defendant, bail).Thus, the present content of the English 
language of law is due to the influence of different languages and has historical explanation. 
Domestic  law  of  each  country  has  its  own  specific  features,  its  own  constitutional 
arrangement and structure of law. We speak, for instance, of Spanish law, Italian law, English law 
and  so  on.  In  other  words,  the  domestic  law  is  entirely  within  the  jurisdiction  of  the  state 
concerned.  There  are  two  principal  legal  systems  in  the  world.  Each  legal  system  has  its  own 
history, social values and political context and has been designed to meet the needs of a particular 
nation,  which  obviously  differ  from  one  country  to  another.  For  instance,  the  Anglo-Saxon  and 
Continental legal systems differ in many respects. Due to this diversity of legal systems, one of the 
major difficulties faced by legal translators in finding exact equivalents [2]. 
There  can  be  some  difficulties  while  translating  or  drafting  some  legal  contracts  and  other 
types  of  legal  documents  because  they  tend  to  involve  more  culture-specific  than  universal 
components.  The fact  is  that the legal  terminology  is  based on the particular legal  system  of each 
country.  A  particular  concept  in  the  Kazakh  legal  system  may  not  necessarily  exist  within  the 
framework  of  the  English  legal  system,  or,  it  may  exist,  but  refer  to  different  concept.  In  many 
countries,  public  jury  trial  processes  do  not  exist,  but  there  are  other  judicial  systems.  In  these 
situations,  a  literal  translation  of  the  word  trial  might  mislead  the  reader.  The  civil  law  of 
Kazakhstan never uses the term contract law. Instead they use the law of obligation which can be 
divided into law of contract and law of torts in English law. 
One  of  the  most  widespread  terms  which  can  be  used  in  the  law  of  contract  is  the  word 
property. The term property has two distinctly different meanings in legal terminology: 
1.
 
the right of ownership e.g. «Who has the property in land?» 
2.
 
anything that can be owned ( объект права собственности) 
Property  in  the  latter  sense  of  the  word  can  be  classified  in  different  way:  the  first  basic 
difference  is  between  real  property  (недвижимое  имущество)  and  personal  property 
(движимое имущество). 
Real property is also called realty, things real, immovables, fixed property, real estate – 
all these terms apply to the land which denotes both land itself and anything permanently fixed on 
it:  buildings  including  fixtures  (движимость,  прикрепленная  к  недвижимости:  сантехники, 
плиты, раковины и т.д.). 
Personal  property  is  anything  other  than  real  property,  also  called  personalty  or  chattels 
(движимое  имущество).  A  lease  of  land  which  represents  an  obvious  interest  in  land  was  for 
historical  reasons  regarded  as  personal  property,  not  real  property,  and  was  called  chattels  real 
(арендованная недвижимость) as opposed to chattels personal or pure personalty (движимость 
в собственности). 
This distinction has lost much of its importance in law though still today if a testator writes in 
his will «All my real property shall pass to my son and all my personal property shall pass to my 
daughter» that means that the daughter will get all the lease her father had when he died. 

 
212 
There are a lot of ways to overcome the difficulty of translating a term or a concept which is 
absent in the culture. Some of them are paraphrasing or definition, finding the functional equivalent, 
word-for-word  or  literal  translation.  There  are  a  lot  of  problems  due  to  the  use  of  common  terms 
with  uncommon  meanings:  as  Brenda  Panet  suggests,  «legal  language  has  a  penchant  for  using 
familiar  words  with  uncommon  meanings».  Let  us  take,  as  an  example  the  word  nuisance.  It  is 
referred to the category of words which is easier to define than to translate. According to definition 
nuisance is inconvenience which interferes directly with the ordinary comfort of human beings. In 
English law it means «правонарушение общественного порядка». 
However,  such  meaning  as  the  disturbance  of  private  public  inconvenience  is  not  available. 
So,  the  term  private  nuisance  is  «the  unreasonable  use  of  one‘s  land  to  the  harm  of  one‘s 
neighbour or the wrongful allowing of harmful things to escape into a neighbour‘s land…» It is not 
a crime but a tort (a civil wrong). »Public nuisance is «any act or omission which interferes with 
the safety, comfort, interests or rights of the public and it is considered to be a crime. » This one 
term can be distinguished as two different ones public nuisance and private nuisance. These terms 
can  be  misunderstood  by  the  experts  of  civil  law  and  therefore  they  should  be  followed  by  a 
descriptive translation: private nuisance is «the source of danger or inconvenience for one person 
or for a group of people. »  Public nuisance is «the source of inconvenience for all surroundings. 
The term of absolute nuisance can be understood in the term of translating the word combination 
absolute (no-fault) liability.  
One  more  example  of  using  some  common  words  in  the  contract  law  is  conditions  and 
warranties  in  the  meaning  of  «существенные  условия»  and  «простые  условия».  In  American 
law  the  word  warranty  has  the  other  meaning  «гарантии,  поручительство».  As  for  the  word 
condition, it is important to have clear understanding in what meaning it can be used by the experts 
of contract law. Commonly it is used in the general meaning «условие». 
Firstly, the word condition can be used in a technical sense and only in contract law and then 
it  is  translated  into  Russian  as  «существенное  условие».  It  can  be  the  opposite  to  the  word 
warranty (простое условие). 
Secondly,  this  word can be used in  a more broad meaning. For better understanding of such 
meaning  it  is  quite  appropriate  to  oppose  the  word  condition  (условие)  to  the  word  promise 
(обязательство). 
There are too many examples which can be taken for illustrating the  usage common English 
words in legal context. So the theoretical value of this report is the studying some legal textbooks 
for  students  of  law  and  carrying  out  some  contrastive  analysis  of  common  terminology  in  legal 
context.  The  practical  value  of  this  report  is  the  possibility  to  learn  some  peculiarities  of  the 
language and to follow some special rules and regulations while drafting a legal document. English 
language  is  very  rich  and  sometimes  each  word  can  be  used  in  a  lot  of  different  meanings.  It  is 
important to find the appropriate meaning to connect it in the context of law. 
 
References 
:1. Just English. Английский для юристов. Базовый курс: учебное пособие для юр. вузов 
/ Ю.Л. Гуманова, В.А. Королѐва-МакАри, М.Л. Свешникова, Е.В. Тихомирова; под ред. Т.Н. 
Шишкиной. – 6-е изд., стер. – М.: КНОРУС, 2009. – 256 с. 
2. Санников Н.Г. Английское контрактное право. 2-е изд., испр. – М.: Р.Валент, 2010. – 
192 с. 
 
 
РЕАЛИЯ  КАК ИСТОЧНИК МЕЖЪЯЗЫКОВОЙ ЛЕКСИЧЕСКОЙ 
ЛАКУНАРНОСТИ 
 
Шарипов А. Е., a-sharipov@mail.ru 
Евразийский национальный университет им.Л.Н. Гумилева, Астана 
Научный руководитель – Г.И. Кульдеева 

 
213 
 
Для  языка  и  культуры  характерны  общие  признаки:  это  формы  создающие 
отражающие мировоззрение народа и человека: они ведут между собой постоянный диалог, 
так  как  субъект  коммуникаций-это  всегда  субъект  определенной  культуры;  они  имеют 
индивидуальные  и  общественные  формы  существования;  обоим  явлениям  свойственны 
нормативность,  историзм,  а  так  же  взаимная  включенность  одной  сферы  в  другую.  Язык  - 
составная часть культуры, основной инструмент ее усвоения, носитель специфических черт 
национальной ментальности. С другой стороны, культура включена в язык, так как вся она 
смоделирована в тексте. В то же время между ними существует значительные различия: язык 
как  средство  коммуникации  ориентирован  на  массового  адресата,  тогда  как  в  культуре 
ценится элитарность; в отличие от языка культура не способна к самоорганизации[1]. 
Основной  прагматической  установкой,  характеризующей  это  звено,  является  учет 
расхождений в восприятии  одного и того же текста со  стороны носителей разных культур, 
участников различных коммуникативных ситуаций. Здесь сказываются различия в исходных 
знаниях, представлениях, интерпретационных и поведенческих нормах. 
Прежде  всего  начнем  с  отражаемой  в  тексте  предметной  ситуации.  В  этой  связи 
особый интерес представляет перевод реалий  - изучаемых внешней лингвистикой понятий, 
относящихся  к  государственному  устройству  данной  страны,  истории,  материальной  и 
духовной культуре данного народа. Сама специфика реалий такова, что они часто находятся 
вне фонда знаний носителей другой культуры и другого языка.  
Само слово «реалия» (от лат. realis,-e, мн. realia — «вещественный», «действительный»), 
обозначает  предмет,  вещь,  материально  существующую  или  существовавшую,  нередко 
связывая по смыслу с понятием «жизнь»; например, «реалии европейской (общественной) жизни». 
Р е а л и я - с л о в о  как элемент лексики данного языка представляет собой знак, при помощи 
которого такие предметы — их р е ф е р е н т ы  — могут получить свое языковое обличие [2]. 
Основных трудностей передачи реалий при переводе две:  
1) отсутствие в ПЯ соответствия (эквивалента, аналога) из-за отсутствия у носителей 
этого языка обозначаемого объекта (референта)  
2)  необходимость  наряду  с  предметным  значением  (семантикой)  реалии  передать  и 
колорит (коннотацию) - ее национальную и историческую окраску.  
В  ряде  случаев  переводчик  использует  в  качестве  межкультурного  соответствия 
культурные  аналоги, занимающие иное место  в соответствующей  системе и отличающиеся 
рядом  существенных  характеристик,  но  совпадающие  по  ряду  функциональных  признаков, 
релевантных для данной ситуации. В этих случаях перевод сводится к замене той или иной 
культурной, исторической или иной реалии ее контекстуальным аналогом: 
Порой  реалия,  знание  которой  входит  в  прагматическую  презумпцию,  лежащую  в 
основе  исходного  текста,  одновременно  представляет  собой  аллюзию  -  стилистическую 
фигуру,  намек  посредством  упоминания  общеизвестного  реального  факта,  исторического 
события, литературного произведения и т.п. Приведем в качестве примера известный эпизод 
из  "Пигмалиона"  Б.  Шоу.  Профессор  Хиггинс  удивляет  прохожих  своей  феноменальной 
способностью определять, откуда они родом, по их выговору.  
В  разговор  вмешивается  саркастически  настроенный  прохожий  и  говорит,  что  он 
легко  определит,  откуда  сам  Хиггинс:  I  саn  teil  you  where  you  come  from.  You  come  from 
Anwell.  Go  back  there  -  "Я  вам  скажу,  откуда  вы  сами.  Из  Бедлама.  Вот  и  сидели  бы  там". 
Hanwell  (или,  как  его  произносит  говорящий  на  кокни  прохожий,  Anwell)  -  название 
лондонского  пригорода,  где  расположена  известная  психиатрическая  клиника  -  факт, 
входящий в фоновые знания читателя, но едва ли известный русскому.  
В  русском  языке  слово  клише  чаще  всего  ассоциируется  с  газетными  штампами  и 
означает  шаблонное  выражение,  избитую  мысль.  Отсюда  -  «мыслящая  прописными 
истинами»,  выражение,  более  приемлемое  в  данном  контексте  и  более  понятное,  чем, 
скажем,  «любящая  клише».  В  предлагаемом  нами  варианте  middle-class  family  переводится 
как «мещанская семья», что вполне соответствует общей оценочной коннотации отрывка.  

 
214 
Другой пример: русское слово дом совпадает с английским house в значениях 'здание' 
и  'династия'  (напр.,  дом  Романовых  —  the  House  of  Romanovs),  но  расходится  в  других:  у 
русского  дом  есть  также  значение  'домашний  очаг,  жилье',  которое  соответствует  уже 
английскому  слову  –  home,  а  также  значение  'учреждение',  'предприятие',  в  котором  оно 
переводится по-разному, в зависимости от того, о каком именно учреждении идет речь: ср. 
детский  дом  -  children's  home  или  orphanage,  торговый  дом  —  (commercial)  firm, 
исправительный дом — reformatory, игорный дом - gambling-house или casino, сумасшедший 
дом (разг.) – lunatic asylum и пр. 
Английское house также имеет целый ряд значений, отсутствующих у русского слова 
дом,  например,  'палата  парламента'  (the  House  of  Commons),  'театр',  'аудитория,  зрители', 
'представление, сеанс' и ряд других. Число такого рода примеров нетрудно увеличить. 
Несколько  иной  и,  пожалуй,  более  интересный,  с  теоретической  точки  зрения, 
характер носят случаи частичной эквивалентности, обусловленные явлением, которое можно 
назвать  недифференцированностью  значения  слова  в  одном  языке  сравнительно  с  другим. 
Речь  идет  о  том,  что  одному  слову  какого-либо  языка,  выражающему  более  широкое 
(«недифференцированное»)  понятие,  то  есть  обозначающему  более  широкий  класс 
денотатов, в другом языке могут соответствовать два или несколько слов, каждое из которых 
выражает  более  узкое,  дифференцированное,  сравнительно  с  первым  языком,  понятие,  то 
есть  относится  к  более  ограниченному  классу  денотатов.  Так,  в  русском  языке  существует 
слово  рука,  которому  в  английском  соответствуют  два  слова  —  arm  и  hand,  каждое  из 
которых обозначает более  узкое понятие:  arm обозначает верхнюю конечность от  плеча до 
кисти, a hand— кисть руки, в то время как русское рука обозначает всю верхнюю конечность 
человека  от  плеча  до  кончиков  пальцев.  Аналогичным  образом  русскому  слову  нога, 
обозначающему всю нижнюю конечность, соответствуют два английских слова: leg 'нога' за 
исключением ступни и foot 'ступня'. Русскому слову 
палец  в  значении  части  человеческого  тела  соответствуют  три  английских:  finger  'палец  на 
руке', thumb 'большой палец на руке' и toe 'палец на ноге у человека и у животных'. Можно 
привести еще много аналогичных примеров; ср.: 
часы 
watch (ручные или карманные)  
clock (настольные, стенные или башенные) 
одеяло   
blanket (шерстяное или байковое) 
quilt (стеганое) 
заря   
dawn (утренняя) 
(evening glow, sunset (вечерняя) 
велосипед 
bibycle (двухколесный)  
tricycle (трехколесный) 
столовая 
 
dining-room (место общественного питания) 
mess-room (армейская) 
canteen (при заводе или учреждении) 
refectory (при университете или школе) 
каша   
porridge (рассыпчатая) 
gruel (жидкая) 
 
удобный  
comfortable (об одежде, обуви, мебели и пр.) 
convenient (о времени, месте, орудиях и пр.) 
воздерживаться
 
 
abstain (от еды, питья, от голосования и пр.) 
refrain (от какого-либо действия, поступка) 
 
 
В  других  случаях,  наоборот,  семантически  недифференцированными,  сравнительно  с 
русскими, оказываются английские слова, как например: 
stove   
печка 
плита (кухонная) 

 
215 
bud 
 
почка (нераспустившиеся листья) 
бутон 
(нераспустившийся 
цветок) 
cold  (сущ)
 
 
насморк 
простуда 
cherry   
вишня  
черешня 
strawberry
 
 
земляника  
клубника 
story   
повесть  
рассказ 
poem   
стихотворение  
поэма 
blue 
 
синий  
голубой 
stale   
несвежий  
черствый (о хлебе)  
спертый (о воздухе) 
crisp   
рассыпчатый (о печенье)  
хрустящий (о снеге)  
свежий (об овощах) 
to 
marry
 
 
жениться  
выходить замуж 
to 
wash
 
 
мыть  
стирать  (о  белье,  вещах  из 
тканей) 
to draw (the 
curtain)
 
 
раздвинуть (занавес) 
задернуть 
 
Существенно подчеркнуть, что в данном случае речь идѐт не о многозначности слов; 
нельзя утверждать, что русские слова рука и нога имеют по два значения или что английское 
cherry  имеет  два  разных  значения  —  'вишня'  и  'черешня'.  В  указанных  выше  случаях  эти 
слова имеют только одно значение (наряду с которым они могут иметь и иные значения так, 
русское рука имеет также значения 'почерк', 'власть', 'влияние' и пр), но объем этого значения 
в  целом  шире,  нежели  у  их  соответствий  в  другом  языке.  Этим  рассматриваемое  явление 
принципиально отличается от того случая, когда разным значениям одного и того же слова в 
одном из языков соответствуют разные слова в другом языке, как например, русскому слову 
жертва  в  значении  'человек,  пострадавший  или  погибший  от  чего-либо',  соответствует 
английское  victim,  а  в  значениях  'приносимые'  в  дар  божеству  предметы  или  существа'  и 
'добровольный отказ от  чего-либо'  - английское sacrifice (этот случай подходит под то, что 
выше было названо 'включением')[4]. 
Правда,  следует  иметь  в  виду,  что  не  всегда  можно  достаточно  строго  разграничить 
многозначность  и  семантическую  недифференцированность.  Так,  не  вполне  ясно,  как 
трактовать  отношение  между  русским  глаголом  плыть  и  его  английскими  соответствиями 
swim,  float  и  sail[4].  Можно  считать,  что  плыть  (в  прямом  смысле)  имеет  три  разных 
значения:  1)  'держаться  на  поверхности  воды  с  помощью  определенных  движений  тела, 
'передвигаться по ней (о человеке и животных)'; 2) 'нестись, двигаться по течению воды'; 3) 
'передвигаться по поверхности воды при помощи специальных приспособлений, 'устройств, 
машин и т. п. (о судах)' [5]. При такой трактовке английские swim, float и sail оказываются 
соответствиями этих трех различных значений русского слова. Возможна, однако, и другая 
трактовка — можно считать, что русский глагол плыть во всех трех указанных случаях имеет 

 
216 
одно  и  то  же  значение  'передвигаться  по  воде'  (такая  трактовка  представляется  нам  более 
правильной).  В  этом  случае  мы  имеем  основания  говорить  о  семантической 
недифференцированности  русского  плыть  по  сравнению  с  тремя  вышеприведенными 
английскими  глаголами,  каждый  из  которых  содержит  в  своей  семантической  структуре 
признак,  отсутствующий  в  содержании  русского  слова.  В  целом,  однако,  несмотря  на 
существование  таких  спорных  или  промежуточных  случаев,  понятия  многозначности  и 
смысловой недифференцированности различаются достаточно четко. 
 
Список использованных литератур 
 
1.
 
Сорокин  «Язык и культура» 
2.
 
Сергей  Влахов,  Сидер  Флорин  ―НЕПЕРЕВОДИМОЕ    В    ПЕРЕВОДЕ‖ 
«Международные   отношения», Москва    
3.
 
Бархударов Л. С. «Язык и перевод». М., «Международные отношения», 1975.  
4.
 
Ермолович  Д.И.,  Красавина  Т.М.  Новый  большой  русско-английский  словарь. 
«Русский язык-Медиа», 2004,  
5.
 
«Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова 
 
 
Подсекция 6.4 Русское и сопоставительное языкознание 
 
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ПОНЯТИЯ «ОРАЛМАН» В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ 
РЕПАТРИАНТОВ КАЗАХСТАНА 
 
Амантаева А.Г., 
a.aigulka@mail.ru
 
Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Астана 
Научный руководитель – д.ф.н., профессор Ш.К.Жаркынбекова  
 
В настоящее время репатриация этнических казахов на историческую родину является 
одним  из  главных  приоритетов  Республики  Казахстан.  С  явлением,  связанным  с 
возвращением  этнических  казахов  на  историческую  родину  и  приходящимся  на  период 
независимости  Казахстана,  соотносится  понятие  «оралман».  Оралманы  –  казахи, 
возвращающиеся в Казахстан из Монголии, Китая, России и других стран в соответствии с 
государственной  программой,  и  шире,  этнические  казахи,  которые  возвращаются  на 
историческую  родину  из  других  стран.  В  русском  языке  процесс  возвращения  людей  на 
родину носит название  – репатриация  ре..+ лат.  patria   родина    возвращение на родину 
военнопленных,  перемещенных  лиц,  беженцев,  эмигрантов  2,  440 .  Отсюда,    репатриант 
лат.  repatriant  (repatriantis)     лицо,  возвращающееся  на  родину  в  силу  репатриации.  С 
течением  времени  лексическое  значение  слова  несколько  изменилось,  и  в  словаре  С.И. 
Ожегова  указано:  «Репатриировать    возвратить  (ащать)  на  родину  военнопленных, 
гражданских  пленных,  беженцев,  переселенцев  2,  676 .  И,  соответственно,    репатриант   
лицо,  подвергшееся  репатриации  2,  676 .  Однако  в  последние  годы,  когда  Правительство 
Республики Казахстан подняло вопрос о возвращении этнических казахов на историческую 
родину прежде всего из бывших советских республик, а также из стран дальнего зарубежья 
(Иран, Турция и т.д.) слово репатриант не полностью отвечало характеру данного процесса, 
поскольку  это  явление  предполагало  не  насильственный,  а  добровольный,  можно  даже 
сказать,    поощрительный  характер.  Появилась  программа  «Нҧрлы  кҿш»  и,  как  следствие,  
«оралманами»  стали  называть  возвращающихся  на  историческую  родину  людей.  Слово 
«оралман»  в  переводе  с  казахского  языка  образовано  от  слова  «оралу»  –  «возвратиться, 
вернуться»,  т.е.  оралман  –  это  буквально  «возвращенец».  Закон  Республики  Казахстан  «О 
миграции населения» трактует это понятие так: «оралманы» – это иностранцы или лица без 

 
217 
гражданства  казахской  национальности,  постоянно  проживающие  на  момент  приобретения 
суверенитета  РК  за  ее  пределами  и  прибывшие  в  Казахстан  с  целью  постоянного 
проживания» [3].  
Таким  образом,  мы  наблюдаем,  что  проблема  возвращения  на  родину,  поднятая  во 
многих  странах,  в  том  числе  и  в  Казахстане,  повлекла  за  собой  необходимость  новой 
номинации.  
Объектом данного  исследования  явилась  языковая  личность  репатрианта.  Под 
языковой личностью мы понимаем вслед за Карауловым Ю.Н., Карасиком В.И., Кашкиным 
В.Б.  и  ряда  других  ученых  модель  надличностных  культурно-ценностных  ориентиров, 
реализуемых коммуникантом в тех или иных дискурсивных условиях путем использования 
различных  языковых  средств  и  речевых  стратегий  в  исконном  и  /  или  инокультурном 
языковом пространстве. 
Предметом настоящего  исследования  явились  особенности  формирования  языковой 
личности репатрианта, актуализированные в коммуникативном пространстве на территории 
Казахстана. Под коммуникативным пространством понимается «совокупность сфер речевого 
общения,  в  которой  определенная  языковая  личность  может  реализовать  в  соответствии  с 
принятыми  в  данном  социуме  языковыми,  когнитивными  и  прагматическими  правилами 
необходимые потребности своего бытия» [4, 60]. 
Актуальность 
настоящего 
исследования 
обусловлена 
действием 
ряда 
экстралингвистических  факторов.  Во-первых,  миграционные  процессы  –  это  обычное 
непрекращающееся явление во всем мире, ведущие за собой как экстралингвистические, так 
и непосредственно лингвистические последствия, что само по себе  не может не отразиться 
на  языковой  ситуации  принимающей  страны.  Во-вторых,  в  настоящее  время  репатриация 
этнических  казахов  на  историческую  родину  является  одним  из  главных  приоритетов 
Республики  Казахстан.  Возвращаются  на  родину  этнические  казахи  в  основном  из  России, 
Китая, Монголии, Узбекистана и т.д. Данный процесс, по мнению Э.Д. Сулейменовой, имеет 
положительную  динамику  и  становится  одним  из  главных  векторов  языковой  политики  и 
языкового планирования страны. «В современном Казахстане происходят очень интересные 
демографические процессы. С одной стороны, в 1990-е годы произошел обвал – уехало очень 
много русских, немцев, украинцев. Нас очень мало на такую громадную территорию  – это, 
конечно,  большая  проблема.  С  другой  стороны,  около  миллиона  казахов  вернулись  на 
родину.  Казахов  всего  10  млн.,  а  репатрианты  составляют  десятую  часть  (!)  Эти  люди 
говорят  исключительно  на  казахском,  и  они  ощутимо  меняют  наше  языковое  поведение. 
Программа «Нҧрлы кҿш» оказалась очень результативной, она зримо повлияла на изменение 
казахской коммуникативной среды» [5, 1]. 
Актуальность  настоящей  работы  также  определяется  тем,  что,  несмотря  на 
изученность  языковой  личности  в  целом,  необходимо  специальное  ее  исследование,  в  том 
числе  с  привлечением  данных  разного  рода  коммуникации.  Обращение  к  устным  и 
письменным текстам как каналам отражения формирования, функционирования, динамики, 
трансформации, возможно и кризиса языковой личности. Деятельность языковой личности, 
представленной в двух аспектах: в письменной и устной коммуникации, позволяет судить о 
том,  как  она,  обдумывает  и  корректирует  свои  речевые  действия,  с  одной  стороны,  и  о 
субъекте речи, ограниченном временем на обдумывание и планирование речевых действий 
(и  контактностью  коммуникации),  с  другой.  В  нашей  работе  таким  механизмом  выступил 
ассоциативный эксперимент. 
Поскольку языковая личность репатрианта, приехав на родину, входит в контакт, как 
с  носителем  казахского  языка,  так  и  с  русскоязычным  собеседником  (казахи-билингвы  и 
русские,  а  также  представители  других  национальностей,  свободно  владеющих  русским 
языком),  то  данный  вид  эксперимента представляет  собой  особый  случай,  который  сможет 
показать  особенности  языковой  личности  репатрианта,  только  что  вернувшегося; 
репатрианта проживающего в стране 5 лет и репатрианта проживающего в стране 10 и более 
лет.  

 
218 
Целью настоящего  исследования  ставилось  выявить  специфику  языковой  личности 
репатрианта  на  материале  ассоциативного  эксперимента  со  словом  стимулом  «оралман»  и 
проследить особенности ее формирования в новом коммуникативном пространстве. 
Материалом исследования 
послужили 
данные 
свободного 
ассоциативного 
эксперимента  на  стимул,  представленным  понятием  «оралман»,  который  занимает  важное 
место в сознании каждой личности. 
Нами  была  проведена  попытка  изучения  особенностей  языковой  личности 
репатриантов  из  Китая,  Монголии,  Узбекистана  и  России.  Всего  в  эксперименте  приняло 
участие  187  человек.  Для  анализа  трансформации  языкового    личности  по  количеству 
времени  проживания  нами  было  проведено  исследование  среди  студентов,  магистрантов, 
преподавателей,  медицинских  работников  и  безработных  возрастом  от  17  до  37  лет  с 
использованием  ассоциативного  эксперимента,  комплексного  лингвистического  анализа  и 
сопоставительного метода. Эксперимент проводился в 4-х группах: репатрианты по странам 
приезда, т.е. из Китая, Монголии, Узбекистана и России. А также каждая из этих групп при 
анализе  лингвистического  материала  была  поделена  на    подгруппы:  репатрианты, 
проживающие до 1 года, до 5-ти лет и 10 и более лет в Казахстане. Также для сопоставления 
эксперимент  проводился  в  группе  из  казахов-монолингвов  (казахов-билингвов  в  данном 
исследовании мы не брали). В каждой группе было по 20-40 человек.  
Проведенный  анализ  с  использованием  ассоциативного  эксперимента  позволил 
проследить характер и  особенности  формирования,  функционирования и  трансформации, а 
также  выявить  ряд  факторов,  влияющих  на  успешную  адаптацию  репатриантов,  либо 
мешающих для этого в новой, для репатриантов, коммуникативной среде. Данный материал 
позволил  также  выявить  отношение  самих  репатриантов  к  понятию  «оралман»,  которое 
определяет, в первую очередь, их социальное место в новой среде. Мы смогли увидеть, как 
они  определяют  это  понятие,  является  ли  оно  ценностью  в  их  сознании,  довольны  ли  они 
этим  определением,  что  значит  это  слово  для  них  и  т.д.  Что  значит  оралман  для  наших 
соотечественников, современных казахов.  Исходя из данного материала, можно задуматься 
над вопросом, можно ли включить данное понятие в современную концептуальную картину 
мира казаха? 
Ниже  приведена  сводная  таблица  ассоциативного  материала  (цифры  обозначают 
частотность реакций, а дробь – количество людей в группе).  
 
Количество 
лет  
Китай  
Монголия 
Узбекистан 
Россия 
 
 
 
 
 
1 год 
сӛзі 
ұнамайды-
24/35 
патриот - 
19/30 
кӛшіп келу, 
қазақ еліне 
келу, еліне 
оралған адам, 
үйге қайту- 
12/30 
не нравится слово- 
12/20 
қандастар-
19/35 
қазақ елі- 
11/30 
тұған жер- 
9/30 
приехавший- 11/20 
шетелден 
келген-35 
монғолия – 
5/30 
достар- 7/30  люди- 4/20  
 
 
 
 
5 лет 
ӛз еліне 
келу-21/30 
ұлт- 16/25 
оралу- 14/25 
история-15/20 
қандас -
11/30 
патриот- 
11/25 
қазақ ел-
11/25 
люди-9/20 
бір тұған 
халық- 8/30 
отанга 
оралу- 7/25 
достар- 4/25 
вернуться на 
Родину- 8/20 
 
 
басқа елден, 
шет елден, 
тұған жер- 
11/20 
қазақ-  11/20 
история-8/15 

 
219 
 
 
10 и 
более лет 
сырттан 
кӛшіп келген 
адамдар 
(квлючили в 
одну 
лексему) 
19/23 
қазақтар 
13/23 
оралу-10/20 
отан- 6/20 
соотечественники-
7/15  
ата-мекенге 
оралған 
азаматтар 
4/23 
отан- 4/20 
люди- 4/20 
Казахстан-5/15 
       Далее ниже приведем таблицу казахов-монолингвов и казахов билингвов: 
 
Казахи-монолингвы (40 человек) 
Казахи-билингвы (40 человек) 
еліне оралғандар-17 
вернувшиеся на Родину-21 
тарих-11 
приезжий-17 
қазақтар – 2, ӛзбектер-2, қырғыз-3, 
шетел-2  
гости – 2, Китай-2, Монголия-2, друг-2  
    Проведенный анализ показывает, что совпадающей реакцией репатриантов из 
Китая и России является слово «сӛзі ұнамайды» (не нравится слово). В целом, при анализе 
полного лингвистического материала, мы столкнулись с большим разнообразием реакций, 
которые отличались между собой лексическим значением, грамматической форма, частью 
речи и т.д. Было отмечено большое количество собственных «авторских реакций. Это 
фразеологизмы, разные мысли, отрывки из стихотворений, сводки из истории, отрывки из 
собственного сочинения и т.д. Например, данный отрывок представило большой интерес: 
Мен оралманмын, оралғанмын. 
Отаным деп алып-ұшып оралғанмын,  
атамның қаны тамған топырақтан, нәр алып,  
гүл егем деп оралғанмын (1) 
Репатрианты  были  очень  активны.  Индивидуальность  была  не  только  в  каждой 
группе, т.е. у репатриантов по отдельной стране приезда, но и внутри этой группы. Материал 
получился очень разнообразным и интересным для анализа, и в какой-степени сложным, так 
как мы работали с литературным казахским языком. Проблему помогли решить специалисты 
по казахской филологии. 
Наиболее  частотными  указаны  қандастар  (соотечественники),  достар  (друзья), 
патриот,  шетелден  келу  (приехать  из  зарубежья),  уйге  келу  (приехать  домой),  оралу 
(вернуться),  сӛзі  ұнамайды  (не  нравится  слово),  тарих  (история),  люди,  қазақтар,  отан 
(родина)  и  т.д.  Среди  основных  причин  возвращения  этнических  казахов  на  родину  нужно 
отметить,  желание  жить  на  родине;  сохранить  казахскую  идентичность,  традиции,  обычаи, 
культуру  и  язык;  улучшение  социально-экономических  условий;  получение  доступного  и 
качественного образования и т.д. Все эти настроения отразились в данном лингвистическом 
материале. 
Наиболее  интересными  оказались  следующие  реакции,  характерные  для  групп 
репатриантов  из  Китая,  Монголии,  Узбекистан,  прожившие  не  более  1  года  в  стране, 
құқығын  қорғау  (защищать  права),  азап  (трудность),  қашу  (убежать),  келу  (вернуться), 
туысқандар  (родственники),  орыс  тілін  білмейтін  (не  занющий  русского  языка),  қазақ 
тілдің  болашағын  ойлайтын  (переживающий  за  будущее  казахского  языка),  қазақ  тілдің 
мәртебесін  кӛтеруге  үшін  оралған  халық  (народ,  вернувшийся  для  того,  чтобы  поднять 
статус родного языка), отанды сүйетін (любящий родину, патриот), отанның болашағын 
ойлайтын  (переживающий  за  будущее,  судьбу  родины),  ӛз  елін  мақтан  ететін  халық  

 
220 
(гордый  за  свой  народ),  бір  тұған  халық  (один  единый  народ),  ата-мекенге  оралған 
азаматтар (люди, вернувшиеся на родину), «оралман емес қандастар деуі керек!» («нужно 
говорить  не  оралман,  а  соотечественники!»),  туыс  (родственники),  тұған  (родной), 
бӛлінбес  адам  (неделимый  народ),  ӛз  ұлтын  сақтап  қалу  (сохранить  свои  традиции  и 
обычаи),  ұлтын  сүю  (любить  свой  народ,  национальность)  и  т.д.  Данный  материал 
свидетельствует о том, что именно репатрианты серьезно думают о будущем нашей страны, 
языка  и  народа.  Как  обидно  бы  это  не  звучало,  но  именно  они  более  патриотичны.  Их 
любовь  к  родине,  языку,  народу  более  возвышенна,  пламенна  и  крепка.  Также  в  данном 
лингвистического материале встречаются лексемы, которые можно включить в одну группу 
с  общим  значением  «трудности  и  проблемы,  с  которыми  сталкивается  репатриант  после 
приезда  на  историческую  родину»,  например,  құқығын  қорғау  (защищать  права),  азап 
(трудность), қашу (убежать), келу (вернуться), орыс тілін білмейтін (не знающий русского 
языка),  нақты  қазақ  салтымен  ӛмір  сүретін  жандар  (люди,  живущие  по  правильным 
(точным) традициям и обычаям), жырақта жүрсе де ел жүрегінен шығармайтын жандар 
(несмотря на то, что живешь на чужбине, никогда не оставляешь народа в своем сердце), 
оралманбыз,  отан  үшін  оралған  (мы  оралманы,  вернувшиеся  ради  родины)  и  т.д.  Причины 
могут  следующими:  незнание  одного-двух  языков,  чаще  всего  полное  незнание  русского 
языка,  что  становится  барьером  на  пути  качественной  интеграции  репатриантов  в 
казахстанское общество. Оралманы не могут вступить в диалог, не могут реализовать себя и 
свой  багаж  знаний,  поделиться  своим  опытом  и  т.д.  Они  теряются  и  создается  не  только 
языковой,  но  и  своего  рода  психологический  барьер  при  адаптации,  который  выражен  в 
вышеуказанных  реакциях,  имеющих  негативную  окраску.  С  данной  проблемой  репатриант 
также  сталкивается  при  поиске  работы  и  трудоустройстве,  что  вызывает  сложности  в 
успешном интегрировании в рынок труда, а также включении в социальную и культурную 
жизнь  Казахстана.  «Этнические  казахи  едут,  −  как  отмечает  Ж.А. Нуршаихова,  −  образно 
говоря,  чтобы  «припасть  к  корням»,  а  здесь  они  встречаются  с  «кроной  древа»,  которое 
растет  не  так  и  выросло  совсем  не  так.  То  есть,  они  встретили  здесь  родных  по  крови,  но 
совсем  других  людей,  с  другой  культурой  и  ментальностью.  Даже  язык  другой,  весь 
пересыпанный русскими и английскими словами, другая графика» [6].   
Таким  образом  реакции  на  слово-стимул  «оралман»  весьма  неоднозначны, 
индивидуальны. Репатрианты были отмечены большой активностью. Их материал оказался 
достаточно  ярким,  выразительным  и  живописным.  Они,  не  ленясь,  приводили  примеры  из 
стихотворений, активно выражали собственнное мнение. Все это свидетельствует, о том, что 
репатриантам  не  безразлична  судьба  родины,  языковая  ситуация  в  стране  и  т.д.    Большая 

жүктеу/скачать 3,14 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: