Александр Дюма Граф Монте-Кристо Часть первая I. Марсель. Прибытие
жүктеу/скачать 15,74 Mb.
|
| XI. Приглашение
В тот же день, примерно в то время, когда г-жа Данглар была на описанном нами приеме в кабинете королевского прокурора, на улице Эльдер показалась дорожная коляска, въехала в ворота дома № 27 и остановилась во дворе. Дверца коляски отворилась, и из нее вышла г-жа де Морсер, опираясь на руку сына. Альбер проводил мать в ее комнаты, тотчас же заказал себе ванну и лошадей, а выйдя из рук камердинера, велел отвезти себя на Елисейские поля, к графу Монте-Кристо. Граф принял его со своей обычной улыбкой. Странная вещь: невозможно было хоть сколько-нибудь продвинуться вперед в сердце или уме этого человека. Всякий, кто пытался, если можно так выразиться, насильно войти в его душу, наталкивался на непреодолимую стену. Морсер, который кинулся к нему с распростертыми объятиями, увидев его, невольно опустил руки и, несмотря на приветливую улыбку графа, осмелился только на рукопожатие. Со своей стороны, Монте-Кристо, как всегда, только дотронулся до его руки, не пожав ее. – Ну, вот и я, дорогой граф, – сказал Альбер. – Добро пожаловать. – Я приехал только час тому назад. – Из Дьеппа? – Из Трепора. – Ах да, верно. – И мой первый визит – к вам. – Это очень мило с вашей стороны, – сказал Монте-Кристо таким же безразличным тоном, как сказал бы любую другую фразу. – Ну, скажите, что нового? – Что нового? И вы спрашиваете об этом у меня, у приезжего? – Вы меня не поняли; я хотел спросить, сделали ли вы что-нибудь для меня? – Разве вы мне что-нибудь поручали? – спросил Монте-Кристо, изображая беспокойство. – Да ну же, не притворяйтесь равнодушным, – сказал Альбер. – Говорят, что существует симпатическая связь, которая действует на расстоянии; так вот, в Трепоре я ощутил такой электрический ток; может быть, вы ничего не сделали для меня, но, во всяком случае, думали обо мне. – Это возможно, – сказал Монте-Кристо. – Я в самом деле думал о вас, но магнетический ток, коего я был проводником, действовал, признаюсь, помимо моей воли. – Разве? Расскажите, как это было. – Очень просто. У меня обедал Данглар. – Это я знаю; ведь мы с матушкой для того и уехали, чтобы избежать встречи с ним. – Но он обедал в обществе Андреа Кавальканти. – Вашего итальянского князя? – Не надо преувеличивать. Андреа называет себя всего только виконтом. – Называет себя? – Вот именно. – Так он не виконт? – Откуда мне знать? Он сам себя так называет, так его называю я, так его называют другие, – разве это не все равно, как если бы он в самом деле был виконтом? – Оригинальные мысли вы высказываете! Итак? – Что итак? – У вас обедал Данглар? – Да. – И ваш виконт Андреа Кавальканти? – Виконт Андреа Кавальканти, маркиз – его отец, госпожа Данглар, Вильфор с женой, очаровательные молодые люди – Дебрэ, Максимилиан Моррель и… кто же еще? Постойте… ах да, Шато-Рено. – Говорили обо мне? – Ни слова. – Тем хуже. – Почему? Вы ведь, кажется, сами хотели, чтобы о вас забыли, – вот ваше желание и исполнилось. – Дорогой граф, если обо мне не говорили, то, стало быть, обо мне много думали, а это приводит меня в отчаяние. – Не все ли вам равно, раз мадемуазель Данглар не была в числе тех, кто о вас там думал? Да, впрочем, она могла думать о вас у себя дома. – О, на этот счет я спокоен; а если она и думала обо мне, то в том же духе, как я о ней. – Какая трогательная симпатия! – сказал граф. – Значит, вы друг друга ненавидите? – Видите ли, – сказал Морсер, – если бы мадемуазель Данглар была способна снизойти к мучениям, которых я, впрочем, из-за нее не испытываю, и вознаградить меня за них, не считаясь с брачными условиями, о которых договорились наши семьи, то я был бы в восторге. Короче говоря, я считаю, что из мадемуазель Данглар вышла бы очаровательная любовница, но в роли жены, черт возьми… – Недурного вы мнения о своей будущей жене, – сказал, смеясь, Монте-Кристо. – Ну да, это немного грубо сказано, конечно, но зато верно. А эту мечту нельзя претворить в жизнь, и для того, чтобы достичь известной цели, необходимо, чтобы мадемуазель Данглар стала моей женой, то есть жила вместе со мной, думала рядом со мной, пела рядом со мной, занималась музыкой и писала стихи в десяти шагах от меня, и все это в течение всей моей жизни. От всего этого я прихожу в ужас. С любовницей можно расстаться, но жена, черт возьми, это другое дело, с нею вы связаны навсегда, вблизи или на расстоянии, безразлично. А быть вечно связанным с мадемуазель Данглар, даже на расстоянии, об этом и подумать страшно. – На вас не угодишь, виконт. – Да, потому что я часто мечтаю о невозможном. – О чем же это? – Найти такую жену, какую нашел мой отец. Монте-Кристо побледнел и взглянул на Альбера, играя парой великолепных пистолетов и быстро щелкая их курками. – Так ваш отец очень счастлив? – спросил он. – Вы знаете, какого я мнения о моей матери, граф: она ангел. Посмотрите на нее: она все еще прекрасна, умна, как всегда, добрее, чем когда-либо. Мы только что были в Трепоре; обычно для сына сопровождать мать – значит оказать ей снисходительную любезность или отбыть тяжелую повинность; я же провел наедине с ней четыре дня, и, скажу вам, я чувствую себя счастливее, свежее, поэтичнее, чем если бы я возил в Трепор королеву Маб или Титанию. – Такое совершенство может привести в отчаяние; слушая вас, не на шутку захочешь остаться холостяком. – В этом все дело, – продолжал Альбер. – Зная, что на свете существует безупречная женщина, я не стремлюсь жениться на мадемуазель Данглар. Замечали вы когда-нибудь, какими яркими красками наделяет наш эгоизм все, что нам принадлежит? Бриллиант, который играл в витрине у Марле или Фоссена, делается еще прекраснее, когда он становится нашим. Но если вы убедитесь, что есть другой, еще более чистой воды, а вам придется всегда носить худший, то, право, это пытка! – О, суетность! – прошептал граф. – Вот почему я запрыгаю от радости в тот день, когда мадемуазель Эжени убедится, что я всего лишь ничтожный атом и что у меня едва ли не меньше сотен тысяч франков, чем у нее миллионов. Монте-Кристо улыбнулся. – У меня уже, правда, мелькала одна мысль, – продолжал Альбер. – Франц любит все эксцентричное; я хотел заставить его влюбиться в мадемуазель Данглар. Я написал ему четыре письма, рисуя ее самыми заманчивыми красками, но Франц невозмутимо ответил: «Я, правда, человек эксцентричный, но все же не настолько, чтобы изменить своему слову». – Вот что значит самоотверженный друг: предлагает другому в жены женщину, которую сам хотел бы иметь только любовницей. Альбер улыбнулся. – Кстати, – продолжал он, – наш милый Франц возвращается; впрочем, вы его, кажется, не любите? – Я? – сказал Монте-Кристо. – Помилуйте, дорогой виконт, с чего вы взяли, что я его не люблю? Я всех люблю. – В том числе и меня… Благодарю вас. – Не будем смешивать понятий, – сказал Монте-Кристо. – Всех я люблю так, как господь велит нам любить своих ближних, – христианской любовью; но ненавижу я от всей души только некоторых. Однако вернемся к Францу д’Эпине. Так вы говорите, он скоро приедет? – Да, его вызвал Вильфор. Похоже, что Вильфору так же не терпится выдать замуж мадемуазель Валентину, как Данглару мадемуазель Эжени. Очевидно, иметь взрослую дочь – дело нелегкое; отца от этого лихорадит, и его пульс делает девяносто ударов в минуту до тех пор, покуда он от нее не избавится. – Но господин д’Эпине, по-видимому, не похож на вас; он терпеливо переносит свое положение. – Больше того, Франц принимает это всерьез: он носит белый галстук и уже говорит о своей семье. К тому же он очень уважает Вильфоров. – Вполне заслуженно, мне кажется? – По-видимому, Вильфор всегда слыл человеком строгим, но справедливым. – Слава богу, – сказал Монте-Кристо, – вот по крайней мере человек, о котором вы говорите не так, как о бедном Дангларе. – Может быть, это потому, что я не должен жениться на его дочери, – ответил, смеясь, Альбер. – Вы возмутительный фат, дорогой мой, – сказал Монте-Кристо. – Я? – Да, вы. Но возьмите сигару. – С удовольствием. А почему вы считаете меня фатом? – Да потому, что вы так яростно защищаетесь и бунтуете против женитьбы на мадемуазель Данглар. А вы оставьте все идти своим чередом. Может быть, вовсе и не вы первый откажетесь от своего слова. – Вот как! – сказал Альбер, широко открыв глаза. – Да не запрягут же вас насильно, черт возьми! Но послушайте, виконт, – продолжал Монте-Кристо другим тоном, – вы всерьез хотели бы разрыва? – Я дал бы за это сто тысяч франков. – Ну так радуйтесь. Данглар готов заплатить вдвое, чтобы добиться той же цели. – Правда? Вот счастье! – сказал Альбер, по лицу которого все же пробежало легкое облачко. – Но, дорогой граф, стало быть, у Данглара есть для этого причина? – Вот она, гордость и эгоизм! Люди всегда так – по самолюбию ближнего готовы бить топором, а когда их собственное самолюбие уколют иголкой, они вопят. – Да нет же! Но мне казалось, что Данглар… – Должен быть в восторге от вас, да? Но как известно, у Данглара плохой вкус, и он в еще большем восторге от другого… – От кого же это? – Да я не знаю; наблюдайте, следите, ловите на лету намеки и обращайте все это себе на пользу. – Так, понимаю. Послушайте, моя мать… нет, вернее, мой отец хочет дать бал. – Бал в это время года? – Теперь в моде летние балы. – Будь они не в моде, графине достаточно было бы пожелать, и они стали бы модными. – Недурно сказано. Понимаете, это чисто парижские балы; те, кто остается на июль в Париже, – это настоящие парижане. Вы не возьметесь передать приглашение господам Кавальканти? – Когда будет бал? – В субботу. – К этому времени Кавальканти-отец уже уедет. – Но Кавальканти-сын останется. Может быть, вы привезете его? – Послушайте, виконт, я его совсем не знаю. – Не знаете? – Нет; я первый раз в жизни видел его дня четыре назад и совершенно за него не отвечаю. – Но вы же принимаете его? – Я – другое дело; мне его рекомендовал один почтенный аббат, который, может быть, сам был введен в заблуждение. Если вы пригласите его сами – отлично, а мне это неудобно; если он вдруг женится на мадемуазель Данглар, вы обвините меня в происках и захотите со мной драться; наконец, я не знаю, буду ли я сам. – Где? – У вас на балу. – А почему? – Во-первых, потому что вы меня еще не пригласили. – Я для этого и приехал, чтобы лично пригласить вас. – О, это слишком любезно с вашей стороны. Но я, возможно, буду занят. – Я вам скажу одну вещь, и, надеюсь, вы пожертвуете своими занятиями. – Так скажите. – Вас просит об этом моя мать. – Графиня де Морсер? – вздрогнув, спросил Монте-Кристо. – Должен вам сказать, граф, что матушка вполне откровенна со мной. И если в вас не дрожали те симпатические струны, о которых я вам говорил, значит, у вас их вообще нет, потому что целых четыре дня мы только о вас и говорили. – Обо мне? Право, вы меня смущаете. – Что ж, это естественно: ведь вы – живая загадка. – Неужели и ваша матушка находит, что я загадка? Право, я считал ее слишком рассудительной для такой игры воображения! – Да, дорогой граф, загадка для всех, и для моей матери тоже; загадка, всеми признанная и никем не разгаданная; успокойтесь, вы все еще остаетесь неразрешенным вопросом. Матушка только спрашивает все время, как это может быть, что вы так молоды. Я думаю, что в глубине души она принимает вас за Калиостро или за графа Сен-Жермена, как графиня Г. – за лорда Рутвена. При первой же встрече с госпожой де Морсер убедите ее в этом окончательно. Вам это не трудно, ведь вы обладаете философским камнем одного и умом другого. – Спасибо, что предупредили, – сказал, улыбаясь, граф, – я постараюсь оправдать все ожидания. – Так что вы приедете в субботу? – Да, раз об этом просит госпожа де Морсер. – Это очень мило с вашей стороны. – А Данглар? – О, ему уже послано тройное приглашение; это взял на себя мой отец. Мы постараемся также заполучить великого д’Агессо,53 господина де Вильфора; но на это мало надежды. – Пословица говорит, что надежду никогда не следует терять. – Вы танцуете, граф? – Я? – Да, вы. Что было бы удивительного, если бы вы танцевали? – Да, в самом деле, до сорока лет… Нет, не танцую; но я люблю смотреть на танцы. А госпожа де Морсер танцует? – Тоже нет; вы будете разговаривать, она так жаждет поговорить с вами! – Неужели? – Честное слово! И должен сказать вам, что вы первый человек, с которым моя матушка выразила желание поговорить. Альбер взял свою шляпу и встал; граф пошел проводить его. – Я раскаиваюсь, – сказал он, останавливая Альбера на ступенях подъезда. – В чем? – В своей нескромности. Я не должен был говорить с вами о Дангларе. – Напротив, говорите о нем еще больше, говорите почаще, всегда говорите, но только в том же духе. – Отлично, вы меня успокаиваете. Кстати, когда возвращается д’Эпине? – Дней через пять-шесть, не позже. – А когда его свадьба? – Как только приедут господин и госпожа де Сен-Меран. – Привезите его ко мне, когда он приедет. Хотя вы и уверяете, что я его не люблю, но, право же, я буду рад его видеть. – Слушаю, мой повелитель, ваше желание будет исполнено. – До свидания! – Во всяком случае, в субботу непременно, да? – Конечно! Я же дал слово. Граф проводил Альбера глазами и помахал ему рукой. Затем, когда тот уселся в свой фаэтон, он обернулся и увидел Бертуччо. – Ну, что же? – спросил граф. – Она была в суде, – ответил управляющий. – И долго там оставалась? – Полтора часа. – А потом вернулась домой? – Прямым путем. – Так. Теперь, дорогой Бертуччо, – сказал граф, – советую вам отправиться в Нормандию и поискать то маленькое поместье, о котором я вам говорил. Бертуччо поклонился, и так как его собственные желания вполне совпадали с полученным приказанием, он уехал в тот же вечер. жүктеу/скачать 15,74 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|