Архетипы национальной культуры в прозе с. Муратбекова

УДК 821.0 (078.5) 

 

АРХЕТИПЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ В ПРОЗЕ С. МУРАТБЕКОВА 

 



Ж.Т. Кадыров

1

, Ж.С. Таласпаева

2

, С.С. Агибаева

3 

1, 2

 кандидат филологических наук, и.о. профессора, 

3 

кандидат филологических наук, доцент 

Северо-Казахстанский государственный университет им. М. Козыбаева (Петропавловск), Казахстан 

 

Аннотация.  В  данной  статье  рассматриваются  архетипы  национальной  культуры  в  прозе  

С. Муратбекова. 

Ключевые слова: архетип, мироощущение, язык, творчество, фольклор. 

 

Одной  из  важнейших задач литературы  является  передача  национального мироощущения средствами  ху-

дожественного языка, богатейшим источником которого является народное словесное творчество. В отечественном 

литературоведении  остается  общепризнанным  факт  образного  и  стилистического  тяготения  казахской  прозы  к 

фольклору.  З.  Ахметов  в  монографии  «Роман-эпопея  Мухтара  Ауэзова»  (1997)  писал:  «Характерным  является  в 

казахской прозе, как в романах некоторых братских народов Средней Азии (например, кыргызского народа), частое 

использование устных фольклорных мотивов, что ...объясняется непосредственной связью сравнительно молодого 

прозаического  жанра  с  народнопоэтическими  традициями...»  [1,  с.  224].  Б.А.  Байтанаев  в  работе  «Устно-

поэтические  традиции  в  художественной структуре  казахского романа»  (1994) выделяет два  направления  воздей-

ствия казахского фольклора на сюжетостроение литературы: сказочно-эпическое и песенно-лирическое.  

Несомненны  фольклорные  истоки  первых  казахских  рассказов,  повестей  и  романов  М.  Дулатова,  Ш.  Ку-

дайбердиева,  М.  Кунанбаева,  Ж.  Аймауытова,  М.  Жумабаева.  Ещё  более  очевидно  присутствие  фольклорно-

поэтических  текстов  в  произведениях  С.  Муканова,  М.  Ауэзова,  И.  Есенберлина,  А.  Алимжанова.  Казахстанский 

литературовед С. Ашимханова, анализируя текстуальные связи прозы Г. Мусрепова, выявляет «общие для творче-

ства  казахских  классиков  контексты»:  «Особо  значим  глубинный  онтологический  контекст,  в  частности,  мифо-

ритуальный и психологический архетипы, которые претворяются в прозе…и в строго традиционных формах, и с 

новаторскими вариациями» [3, c. 46]. Но каким образом архетипы формируют онтологический, т.е., бытийный кон-

текст национальной литературы?  

Термин  «архетип»  впервые  ввел  швейцарский  психоаналитик  и  исследователь  мифов  К.Г.  Юнг.  У  Юнга 

понятие архетипа означало первичные схемы образов, воспроизводимые бессознательно, проявляющиеся в мифах и 

верованиях, в произведениях литературы и искусства. Юнг предполагал, что архетипы присущи роду, этносу, чело-

веческой общности или всему человечеству в целом, т. е., наследуются (С. Аверинцев). В дальнейшем известный 

ученый Е.М. Мелетинский ввёл понятия архетипического мотива и сюжета. Среди последних можно выделить ар-

хетипические сюжетные схемы, характерные как для фольклора, так и для современной литературы: «утрата  – по-

иск – обретение», «смерть – ад – воскресение».  

Ярким примером реализации архетипического мотива бессмертия является древний «Эпос о Гильгамеше», 

а  в  казахской  словесности  тот  же  мотив  воплотился  в  легенде  о  Коркуте  и  поэме  «Искандер»  Абая  Кунанбаева. 

Гильгамеш, Коркут, Искандер бегут от смерти, борются с ней, но физического бессмертия все же не обретают. В 

данном архетипическом мотиве закрепилась мечта человечества о свободе, об избавлении от страха перед смертью.  

Изучение  этнического  многообразия  фольклорно-мифологических  сюжетов,  образов  и  мотивов  позволит 

нам  вычленить  архетипическое  ядро  национальной  культуры.  Этот  комплекс  текстов  не  будет  абсолютно  ориги-

нальным, поскольку архетипы иллюстрируют фундаментальные, общечеловеческие представления. Однако нацио-

нальная картина мира формируется в рамках категории архетипа.  

В  повести  С.  Муратбекова  «Горький  запах  полыни»  мы  выделяем  несколько  архетипических  образов  и 

сюжетных ситуаций: 

1.

 

Образ Аяна, сироты и талантливого рассказчика. Аян принадлежит к характерному для казахской куль-

туры архетипу человека «не от мира сего», акына и сказителя. Абай в эпопее М. Ауэзова так определяет сущность 

народного певца: «На свете есть люди, которые отличаются от других особенной остротой чувств, тончайшей чут-

костью, способностью глубоко проникать в жизнь. Это – акыны» [2, c. 334]. В сказках Аяна чудесно преображается 

действительность, у саней при луне вырастают крылья, а мальчишки мчатся на битву с врагом верхом на фантасти-

ческих скакунах, размахивая волшебными саблями [4,  c. 19-22]. Сам Аян – необыкновенный, удивительный, вос-

принимается как некий герой. Он побеждает драчуна Есикбая, и не случайно автор тут же отсылает нас к древней 

казахской  легенде,  согласно  которой  «сила  врага  должна  перелиться»  в  мышцы  победителя  [4,  c.  12].  Оттеняют 

образ Аяна и ненароком упомянутые в мальчишеской болтовне батыр Кобланды и летающий конь Тайбурыл. 

Народный эпос «Кобланды-батыр» очерчивает культурный фон повести. Новаторство С. Муратбекова в том, 

что он «вписывает» в фольклорный текст свою сказку – сказку Аяна. Героем её оказывается не богатырь, а мальчик-

                                                 

© Кадыров Ж.Т., Таласпаева Ж.С., Агибаева С.С. / Kadyrov Zh.T., Talaspaeva Zh.S., Agibaeva S.S., 2016 

сирота, и в помощниках у него не могучий Тайбурыл, а  уродливый жеребёнок со складными крыльями.  Сказка в 

метафорической форме указывает на архетипическую ситуацию прохождения героем посвятительных испытаний. 

Жеребёнок говорит мальчику-сироте: «Видишь высокую гору? Она самая высокая в мире. Но мне она нипочем. У 

меня есть складные крылья. Надо только дождаться, когда наступит ночь. А днём даже птица не может перелететь 

через неё, потому что боится опалить свои крылья под лучами солнца. Гора-то, вон, до самого солнца, видишь? Но 

когда солнце сядет и станет прохладно, мы перелетим. Только смотри, не упади, держись покрепче…» [4, с. 29].  

Предупреждение сказочного жеребёнка оборачивается для Аяна множеством бед. Мальчик падает дважды, 

тяжело повреждая ногу; переживает смерть бабушки и получает извещение о гибели отца, голодает, терпит побои. 

Символическим «падением» можно считать и попытку самоубийства.  

2.

 

О какой горе говорится в сказке Аяна? Через какую вершину должен перелететь мальчик-сирота? В по-

вести есть две горы: поросшая полынью Ешкиольмес и сказочная гора-символ, гора-препятствие. 

Бабушка рассказывает Аяну, что родила его отца на Полынном холме. В книге Р. Насырова «Южный Ка-

захстан» читаем: «Запах степи – это всегда запах полыни. И тот, кто хоть раз почувствовал ее густой, терпкий, бе-

редящий душу аромат, тот уже  навечно полюбит и неоглядные просторы седых степей, и одинокую юрту с дым-

ком, стоящую на взгорке, и доносимое откуда-то издалека прерывистое, искаженное шалым ветром ржание воль-

ных лошадей. И будет потом вспоминать все это как что-то светлое и радостное, озарившее душу. Невзрачен стебе-

лек  полыни,  а  вот  поди  ж  ты,  как  властвует  он  над  чувствами  человека,  возвышая  его  духовно  и  укрепляя  нрав-

ственно» [5, с. 201]. 

Запах полыни в повести – это запах родины, в круг смыслов которой прочно вписаны образы Ешкиольмес, 

бабушки, отца, друзей  Аяна.  «Гора  потихоньку раскачивается под…ветром, поднимаясь и опускаясь при вдохе  и 

выдохе, точно тундук юрты», – говорит рассказчик [4, с. 29].  

Символизм горы в мировой культуре широк. Согласно В.Н. Топорову, гора выступает в качестве варианта 

мирового древа, это образ мира и модель вселенной. Мировая гора трехчастна. На вершине горы обитают боги, под 

горой живут злые духи, принадлежащие к царству смерти, а на земле  – человеческий род. В казахском фольклоре 

шаманы-баксы в поисках исцеления для заболевшего человека облетают все 3 яруса мироздания. По мнению фоль-

клористов, акынская поэзия восходит к ритуальным песням баксы, к обрядам камлания. Подобно целителю-баксы, 

Аян верхом на жеребенке взлетает над вершиной горы, «самой высокой в мире». 

В сказке под горой обитает злой дух, одноглазое чудовище. Одноруким оказывается «озверевший» Туржан, 

жестоко избивший мальчика. Возникает соблазн посчитать монстром Туржана, но Аян называет войну виновницей 

всех бед. Война – то чудовище, что живет под горой, с которым бьётся мальчик-сирота.  

Согласно  современным  исследованиям,  архетип  горы  в  тюркской  мифологии  также  актуализирует  идею 

Праматери. Земледельческие народы отождествляли погребенного в земле человека с посеянным зерном, которое 

прорастет из матери-земли. Курганное погребение было характерно для кочевников. Тюркские курганы отмечались 

копьем или шестом, и такая структура означает мужское начало. Структура с шестом или копьем на вершине явля-

ет образ Матери-Горы и рожденного ею Сына-героя.  

Аян – зерно, брошенное в землю, сын Полынной горы. Прощаясь, жена Бапая говорит мальчику: «Ты про-

рос от хороших семян» [4, с. 44]. Архетипическая ситуация прохождения героем посвятительных испытаний, ини-

циации, завершается с отъездом Аяна из аула. 

Кольцевая  композиция  повести  С.  Муратбекова  подчеркнута  лейтмотивом  горького  полынного  запаха  – 

запаха степи, суровой родины сказочника Аяна.  

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 

1.

 

Ахметов, З. Роман-эпопея Мухтара Ауэзова / З. Ахметов. – Алматы, 1997. – 288 с. 

2.

 

Ауэзов, М. Путь Абая / М. Ауэзов. – Алматы, 1988. – T.I. – С. 397. 

3.

 

Ашимханова, С. А. Интекстуальность в прозе Г. Мусрепова / С. А. Ашимханова // Вестник Казахского националь-

ного университета им. Аль-Фараби. – Алматы, 2001, №16(50). – С.43–47. 

4.

 

Муратбеков, С. Запах полыни. Повести, рассказы / С. Муратбеков. – Алматы, 2010. – 624 с. 

5.

 

Насыров, Р. Южный Казахстан / Р. Насыров. – Алматы, 1988. – 250 с. 

 

Материал поступил в редакцию 01.03.16. 

 

 

ARCHETYPES OF NATIONAL CULTURE IN S. MURATBEKOV’S PROSE 

 

Zh.T. Kadyrov

1

, Zh.S. Talaspaeva

2

, S.S. Agibaeva

3 

1, 2 

Candidate of Philological Sciences, Acting Professor, 

3 

Candidate of Philological Sciences, Associate Professor 

North Kazakhstan State University named after M. Kozybaev (Petropavlovsk), Kazakhstan 

 

Abstract. The paper deals with the archetypes of national culture in S. Muratbekov’s prose. 

Keywords: archetype, mental outlook, language, creative work, folklore.