Джек Лондон «Белый клык» 100 лучших книг всех времен:
http://www.100bestbooks.ru
Сан-Франциско доктору Никольсу. Вы не обижайтесь, доктор, мы вам верим, но для этой
собаки надо сделать все, что можно.
— Ну, разумеется, разумеется! Я понимаю, собака этого заслуживает. За ней надо ухаживать,
как за человеком, как за больным ребенком. И следите за температурой. Я загляну в десять
часов.
И за Белым Клыком ухаживали действительно как за человеком. Дочери судьи с
негодованием отвергли предложение вызвать сиделку и взялись за это дело сами. И Белый
Клык вырвал у жизни тот единственный шанс, в котором ему отказал хирург.
Но не следует осуждать хирурга за его ошибку. До сих пор ему приходилось лечить и
оперировать изнеженных цивилизацией людей, потомков многих изнеженных поколений.
По сравнению с Белым Клыком все они казались хрупкими и слабыми и не умели цепляться
за жизнь. Белый Клык был выходцем из Северной глуши, которая никому не позволяет
изнежиться и быстро уничтожает слабых. Ни у его матери, ни у его отца, ни у многих
поколений их предков не было и признаков изнеженности. Северная глушь наградила Белого
Клыка железным организмом и живучестью, и он цеплялся за жизнь и духом и телом с тем
упорством, которое в былые времена было свойственно каждому живому существу.
Прикованный к месту, лишенный возможности даже шевельнуться из-за тугих повязок и
гипса, Белый Клык долгие недели боролся со смертью. Он подолгу спал, видел множество
снов, и в мозгу его нескончаемой вереницей проносились видения Севера. Прошлое ожило
и обступило Белого Клыка со всех сторон. Он снова жил в логовище с Кичи; дрожа всем
телом, подползал к ногам Серого Бобра, выражая ему свою покорность; спасался бегством от
Лип-Липа и завывающей своры щенков.
Белый Клык снова бегал по безмолвному лесу, охотясь за дичью в дни голода; снова видел
себя во главе упряжки; слышал, как Мит-Са и Серый Бобр щелкают бичами и кричат: «Раа!
Раа!», когда сани въезжают в ущелье и упряжка сжимается, как веер, на узкой дороге. День
за днем прошла перед ним жизнь у Красавчика Смита и бои, в которых он участвовал. В эти
минуты он скулил и рычал, и люди, сидевшие около него, говорили, что Белому Клыку
снится дурной сон.
Но мучительнее всего был один повторяющийся кошмар: Белому Клыку снились трамваи,
которые с грохотом и дребезгом мчались на него, точно громадные, пронзительно воющие
рыси. Вот Белый Клык, притаившись, лежит в кустах, поджидая той минуты, когда белка
решится наконец спуститься с дерева на землю. Вот он прыгает на свою добычу… Но белка
мгновенно превращается в страшный трамвай, который громоздится над ним, как гора,
угрожающе визжит, грохочет и плюет на него огнем. Так же было и с ястребом. Ястреб
камнем падал на него с неба и превращался на лету все в тот же трамвай. Белый Клык видел
себя в загородке у Красавчика Смита. Кругом собирается толпа, и он знает, что скоро
начнется бой. Он смотрит на дверь, поджидая своего противника. Дверь распахивается, и
страшный трамвай летит на него. Такой кошмар повторялся день за днем, ночь за ночью, и
каждый раз Белый Клык испытывал ужас во сне.
Наконец в одно прекрасное утро с него сняли последнюю гипсовую повязку, последний
бинт. Какое это было торжество! Вся Сиерра-Виста собралась около Белого Клыка. Хозяин
почесывал ему за ухом, а он пел свою ворчливо-ласковую песенку. «Бесценный Волк» —
назвала его жена хозяина. Это новое прозвище было встречено восторженными криками, и
все женщины стали повторять: «Бесценный Волк! Бесценный Волк!»
Он попробовал было подняться на ноги, сделал несколько безуспешных попыток и упал.
Выздоровление так затянулось, что мускулы его потеряли упругость и силу. Ему
было стыдно своей слабости, как будто он провинился в чем-то перед богами. И, сделав
героическое усилие, он встал на все четыре лапы, пошатываясь из стороны в сторону.
— Бесценный Волк! — хором воскликнули женщины.
Судья Скоп бросил на них торжествующий взгляд.