Безлюдное место
Глава 12. Вырастить мужика
жүктеу/скачать 2,85 Mb.
|
| Глава 12. Вырастить мужика
После ареста Михаил Попков все время беспокоился о своей семье. Он соглашался говорить об убийствах со следователями без диктофона и камеры — чтобы записи не попали в прессу и не отразились на его близких. Он с гордостью рассказывал сокамерникам о своей дочери, которая тогда работала школьной учительницей. И с ней, и с женой он первые годы, пока шло следствие, общался постоянно — они писали ему письма, делали передачи, приезжали с домашней едой на следственные действия. И сами ходили к оперативникам на допросы. Елену Попкову, супругу убийцы, вызвали к следователям одной из первых — через два дня после его ареста. Она вела себя спокойно: «Не было такого, чтобы она разревелась или стала вопить „Ой, Миша, что ты наделал?“ или „Почему вы думаете, что мой муж маньяк?“ — вспоминает Артем Дубынин. — Она вообще никаких вопросов не задавала». Попкова вспомнила, что муж очень переживал, когда в марте его попросили сдать биологический образец, — якобы потому что боялся, что его заподозрят в преступлении, которого он не совершал. Сам убийца до сих пор уверен, что его поймали случайно, просто потому что брали генетический материал у всех подряд, — он сравнивает следователей с артиллеристами, которые бомбардируют большой участок земли: «Они не знают, где цель, но им надо всю территорию накрыть». Жена убийцы подтвердила многие факты, которые следователи уже знали, — например, о марках машин, которые водил Попков, — но сказала, что доверяла мужу и никогда не проверяла, где он и что делает, когда он не ночевал дома или приходил очень поздно (а такое случалось регулярно). Тем более что она была в курсе всех его подработок: от перепродаж ворованного бензина до перегона машин с Дальнего Востока. В особенно голодные годы, как рассказывала Попкова, ее муж по вечерам часто таксовал. Он вообще всегда любил машины — одалживал у знакомых покататься, когда еще не было своей, а когда наконец купил себе, всегда держал в чистоте и тщательно мыл. В бардачке, по воспоминаниям жены, Попков всегда хранил презервативы, в багажнике — топор и штыковую лопату, а под водительским сиденьем — сумку с ключами, отвертками и ножами и другими предметами, которые могли пригодиться в дороге или когда они всей семьей ездили в лес на шашлыки. (На деле Попков использовал все эти предметы в том числе для того, чтобы убивать своих жертв.) Еще муж Попковой любил свою милицейскую форму — и носил ее, даже когда не был на службе. На допросах Елена назвала Попкова отличным семьянином, заботливым отцом и настоящим другом — притом что, по ее словам, никаких друзей на работе у него не было и все свое время он проводил с ней и дочерью. Муж всегда держал себя в хорошей спортивной форме, занимался лыжами, ездил на велосипеде; никогда не проявлял агрессию по отношению к Елене и дочери; пил редко и мало — и даже когда был пьян, вел себя вежливо. Никакого женоненавистничества Попкова за мужем тоже не замечала и вообще считала его добрым и бесконфликтным человеком. Едва ли не единственной странностью, о которой Елена рассказала следователям, была почти болезненная чистоплотность мужа — он испытывал брезгливость к тем, кто плохо соблюдал правила гигиены. При этом знакомые семьи Попкова рассказывали на допросах, что, когда мужа не было рядом, она становилась более раскованной и открытой — «чувствовалось, что с ним она жила в напряге». Сам Попков на допросах о жене говорил неохотно и ее причастность к убийствам отрицал. Однако оперативники в какой-то момент начали сомневаться в том, что он говорит правду, — в особенности из-за того, что у одной из жертв двойного убийства, которое Попков совершил в 1998 году неподалеку от деревни Зуй, были обнаружены различные по глубине колото-резаные раны, которые можно было нанести только двумя разными по размеру и ширине лезвия ножами. «Было ощущение, что одну из жертв просто потыкали ножом — не причинив ей смертельных ран, — говорит Артем. — По крайней мере скончалась она не от этого. Тогда мы провели Попкову полиграф, и у него „стрельнуло“ на жену». В современной криминалистике идет много споров о том, насколько вообще достоверны допросы с применением так называемого детектора лжи, — однако после того, как сработал полиграф, Попков и сам сообщил оперативникам, что совершил это убийство вместе с женой. Свои действия он никак не объяснил, но, как предполагают Дубынин и его коллеги, убийца мог заставить женщину нанести жертве эти ранения, чтобы «повязать ее кровью», заставить держать язык за зубами. Чтобы убедиться в непричастности Попковой, ей самой предложили пройти полиграф — Дубынин объяснил ей, что у следствия есть информация о ее участии в убийстве. Женщина долго отказывалась, а когда наконец согласилась, уже на третьем вопросе начала истерически плакать. Ее пришлось отпаивать водой, а допрос — прервать. Попкова объяснила, что у нее случился нервный срыв: ей стало стыдно, что она жена убийцы, и окружающие на нее как будто «пялятся» и показывают пальцем (допрос на полиграфе проводился в отдельной комнате, где не было никого, кроме Попковой и специалиста по этой технологии). Это была первая истерика Попковой — во время допросов она всегда вела себя спокойно и даже хладнокровно, чем даже удивляла следователей и оперативников, которые между собой называли ее женщиной с железными нервами. Поэтому ее реакция на полиграф всех и насторожила. Когда через некоторое время ей предложили пройти тест повторно, она наотрез отказалась, объяснив это тем, что он вызывает у нее слишком болезненную реакцию. Так или иначе, выдвигать обвинения Елене Попковой следствие не стало: доказать ее причастность было бы очень сложно, а сама женщина категорически отрицала, что что-то подобное произошло. В итоге официальная версия следствия по этому убийству — в том, что Попков сам убивал жертву двумя ножами. Сотрудники «маньячной группы» считают, что, даже если никакого совместного убийства не было, шансов на то, что Елена Попкова не догадывалась, чем занимался ее муж, мало. «Как можно убить человека топором, вернуться домой и при этом не вызвать вопросов у близких? — недоумевает один из оперативников. — Один или два раза можно сказать, что подрался, но ведь не будешь же рассказывать эту сказку 80 раз, да еще и супруге, которая работает с тобой в одном здании». Артем Дубынин приводит в качестве одного из аргументов в пользу того, что семья была в курсе преступлений Попкова, тот факт, что родные бывшего милиционера согласились на адвоката по назначению: по мнению оперативника, если бы они верили в невиновность Попкова, они бы потратились на хорошего юриста. Впрочем, есть среди следователей и другие мнения. Один из моих собеседников считает, что жена могла не знать о преступлениях Попкова просто потому, что вообще не интересовалась жизнью мужа. «Ей фиолетово было, что он делал, — рассуждает оперативник. — Если бы она знала, [что он совершал убийства], она бы предприняла все меры, чтобы сохранить собственную жизнь. Я на 100 % уверен, что такой информации у нее не было. Маньяки ведь все одиночки. Они никогда никому не поведают о своих делах — ни за что в жизни, ни под каким предлогом. Тем более близкому человеку. В данном случае не по душе близкому, а просто по ситуации — они вместе жили, и, какими бы ни были их отношения, у них была дочь, которую они воспитывали в меру своих способностей». «Было ощущение, что после ареста Попкова его семья вздохнула с облегчением, — рассказывает Артем Дубынин. — Жена его так вообще расцвела: поменяла прическу, начала более женственно одеваться, купила себе новые платья и блузки, стала краситься. Даже сам Попков заметил, что она помолодела, и сказал ей однажды: „Что-то ты, Лена, так молодо выглядишь?“ Когда мы его задержали, она была похожа на забитую серенькую мышку. А после того, как его посадили, она вдруг зажила в свое удовольствие». Именно тогда, судя по всему, у Попковой сложились близкие отношения со следователем Василием Доморадовым. Когда делом после Доморадова стал заниматься Иван Антонов, Елену удалось вывести на более откровенный разговор о муже. В итоге она призналась, что боялась супруга: после ее измены в 1992 году он превратился в настоящего деспота, часто припоминал ей «предательство», нередко поднимал на нее руку, а однажды ночью чуть не задушил. «Он пришел в себя, только когда Елена закричала, — рассказывает Артем. — Оделся и ушел из дома на несколько часов. Может, в тот день он кого-то другого убил». Сам Попков, вспоминая об этом эпизоде, рассказывал, что не раз видел сон, в котором убивает жену и дочь, — после чего в ужасе просыпался и бежал проверять, живы ли его близкие. Родителям Елены Попковой, которые все это время жили на Сахалине, зять никогда не нравился. Ее мать рассказала на допросе, что Попков сразу показался ей «забитым» и «находящимся под влиянием своей матери» мужчиной, да и всю его семью она считала «алчными, прижимистыми, скупыми и нечистыми на руку людьми». Вероятно, отчасти поэтому дочь с семьей никогда не приезжала в гости к родителям — общались они только по телефону. Еще один родственник Попкова — бывший муж его сестры Александр Литвиненко, вместе с которым убийца рыл могилы, — тоже запомнил алчность Попкова: по его словам, милиционер был способен пойти ради денег на убийство, причем превыше всего даже ставил не свое богатство, а финансовое благополучие семьи; прежде всего — дочери, которую он любил беззаветно. Куда более доброжелательно отзывались о Попкове его самые близкие родственники. Его родная сестра Елена вспоминала, как в детстве родители часто ставили старшего брата ей в пример — он всегда отлично учился, был аккуратным и старательным. Хорошие отношения сохранялись у них и дальше; потом Елена вспоминала, что семья брата казалась ей идеальной, а в то, что жена могла ему изменять, не верит до сих пор. В 1999 году Елена вместе с мужем переехала из Ангарска к родителям в Липецкую область, и с тех пор они с братом почти не общались. Поэтому она очень удивилась, когда в апреле 2012 года — через несколько недель после того, как по требованию полиции сдал генетический материал в Ангарске, — Михаил внезапно приехал к ней в Москву, куда она отправилась на заработки, и очень тепло пообщался с сестрой: такое поведение показалось ей нехарактерным. После встречи с сестрой Попков поехал в село под Липецком — навестить мать, которую он не видел несколько лет. Антонина Егоровна обратила внимание, что сын изменился к лучшему — стал мягче и заботливее. Попков прожил у нее две недели, рассказывал о своей жизни и проблемах на работе, а потом уехал. Через несколько месяцев его семья узнала, что Михаила обвиняют в убийствах нескольких десятков женщин. Никто из родственников Попкова не согласился поговорить со мной для этой книги. О его дочери Екатерине я знаю совсем немного — на момент ареста отца она работала учительницей информатики в школе в Ангарске, а потом переехала с матерью в Новосибирск и вскоре родила сына. Один из сотрудников «маньячной группы», который занимался перлюстрацией переписки Попкова, рассказал мне, что до 2015 года дочь регулярно писала ему письма, где рассказывала о своей жизни, спрашивала, «на кого он ее оставил», просила «побороться» и говорила, что по-прежнему уверена, что он самый лучший отец, — и ей все равно, «что он сделал и в каком количестве». Тогда же, в 2015 году, Елена и Екатерина Попковы пришли на программу «Пусть говорят» на Первом канале — выпуск был целиком посвящен преступлениям ангарского маньяка. Михаила Попкова к тому моменту уже признали виновным, но его жена и дочь отрицали его причастность к убийствам. Елена уверяла, что чувствовала себя за мужем как за каменной стеной и никогда не замечала за ним никаких странностей — а ведь на его одежде, которую она стирала, должны были оставаться пятна крови. Екатерина называла себя «папиной дочей» и рассказывала, как вместе с отцом ездила в детстве кататься на велосипеде, как они вместе коллекционировали машинки, как он встречал ее со школы и института. «Мы с ним родственные души, — сказала она. — Каждой частичкой своего тела и души я с ним». Ходили в телевизор и мать, и сестра Попкова — и тоже вспоминали его детство и молодость и настаивали на невиновности родственника. Антонина Попкова рассказывала, что в детстве сын был отличником, любил готовить, был чистюлей — и всегда слушал мать: «Я старалась вырастить мужчину, мужика. Он даже как-то хотел откосить от армии, я ему сказала — нет, а мое слово для него закон был». Елена говорила, что у брата была идеальная семья, и ни о каких проблемах она от него никогда не слышала. «Миша, ты бы какой-то знак, что ли, подал: делал ты это или нет, — обратилась к сыну Антонина Попкова. — И почему? Что случилось? И зачем? Все-таки с сестренкой рос, семью завел, дочку сильно любит, жену. Идти на такие вещи — значит лишиться семьи, не видеть дочку, не видеть родных. Он разве этого не знал?» Она заключила, что всегда будет любить сына, но, если он действительно совершил то, в чем его обвиняют, «пусть отвечает». Отношения самого Попкова с матерью после того, как его задержали, фактически прервались — писем от нее он не получает, а сам написать не решается: только передает приветы через сестру. Зато Екатерине — а также жене и сестре — он много лет писал регулярно. Поначалу они отвечали часто, потом — все реже и реже, в последние годы коммуникация разладилась совсем: никто из родных не приезжает к Попкову на свидания, денежные переводы и передачи ему тоже присылать перестали. Попков на родных не обижается — говорит, что у них есть дела поважнее, да и вообще: «Нежелательно, чтобы на них вся эта ситуация как-то отразилась». Особенно Попков переживает, чтобы его история никак не отразилась на судьбе внука. Ему в 2020 году исполнилось пять лет, и назвали его в честь деда — Михаилом. жүктеу/скачать 2,85 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|