Глава 14. Вперед, Черный плащ
После первой психиатрической экспертизы Попков прошел еще несколько — и в итоге был признан вменяемым: гомицидомания не болезнь, а расстройство влечения, патология. Врачи заключили, что, совершая свои преступления, убийца не страдал от временного психического расстройства или слабоумия, не находился в состоянии аффекта и мог контролировать себя. При этом обследования показали, что Попков хоть и склонен к самоанализу, но — из-за невысоких интеллектуальных способностей — едва ли может относиться к себе критически и осмыслять свои эмоциональные переживания. Психиатры описали ангарского маньяка как человека педантичного, требовательного к другим, склонного к нравоучениям, расчетливого, а также эмоционально холодного и невосприимчивого к переживаниям других людей.
Сам Попков не принял свой диагноз и до сих пор настаивает на том, что влечения убивать людей у него никогда не было. «Я не убивал всех подряд без разбора и каждый день, не ездил специально по городу кругами и не выбирал жертв, — говорил он на допросе следователям. — У меня все это получалось как-то спонтанно, женщины сами попадались мне на пути, просили их подвезти, садились в машину — силком туда я никого не тащил. И убивал я не каждую женщину, были случаи, и их было много, что я даже бесплатно подвозил женщин домой — если они производили на меня хорошее впечатление».
По словам Артема Дубынина, сотрудники «маньячной группы» пытались разыскать других пассажирок Попкова и даже давали об этом объявление — просили всех, кого однажды подвозил этот человек, обратиться к ним. Но никто так и не позвонил — впрочем, оперативник объясняет это не тем, что убийца врет, а тем, что люди просто не хотели связываться со следствием.
И в разговоре со мной, и на допросах Попков много раз повторял мысль о том, что судьба женщины зависела от ее поведения и образа жизни и что он хотел «проучить и наказать [своих жертв за аморальное поведение], причем сделать это и в назидание другим, чтобы другие не вели себя так либо боялись вести себя подобным образом, потому что за свою легкомысленность и распущенное поведение можно поплатиться жизнью». Женщины «положительного поведения», как утверждал Попков, его жертвами не становились — кроме Елены Дороговой, которая шла на вокзал встретить мать. «Иногда я думал, что в результате моих действий сократилось количество женщин такого поведения, но не в результате их убийств, а потому что другие станут бояться появляться в непристойном виде в ночное время», — заключил маньяк на одном из допросов.
Оперативники, которые занимались делом Попкова, относятся к этим объяснениям по-разному. «Версия о том, что Попков чистил город от порока, — блеф», — говорит Карчевский. По его словам, у жертв маньяка было мало схожих черт и только несколько из них вели маргинальный образ жизни: занимались проституцией или употребляли наркотики. У всех остальных были семьи, мужья, дети. Схожим в каждой ситуации был лишь сценарий, по которому шло общение между женщиной и убийцей: «Подсела к нему девушка, он задает ей пару вопросов, от ответов на которые зависело дальнейшее развитие событий: либо ее живую довезут до дома, либо вывезут за пределы автомобильной дороги, где она и закончит свой жизненный путь», — рассказывает Карчевский. Криминалист Антонян тоже считает, что убийства Попкова были вызваны ненавистью к женщинам вообще.
Артему Дубынину, напротив, кажется, что версия с «чистильщиком» лучше всего объясняет мотивы Попкова: «Если женщина соглашалась вступить с ним в половую связь, а не ехать домой к своей семье, детям, мужу, то он считал такую женщину падшей и решал, что она не имеет права дальше жить, то есть выносил ей приговор. Ехал с ней в лес, распивал спиртное. Если она ему нравилась внешне, вступал с ней в половую связь, потом убивал. А если женщина говорила „Нет, мне надо домой“, то он ее довозил и даже денег не брал с нее».
По мнению врача-сексолога Института имени Сербского Михаила Каменского — еще одного эксперта, который обследовал маньяка, — с каждым годом симптомы расстройства Попкова усугублялись. Он постепенно усложнял способ убийства, сочетая удары ножом или отверткой с удушением, мог нападать на несколько женщин одновременно. Со временем в его действиях даже появился определенный символизм — он задирал одежду своих жертв, оголяя половые органы; руководствовался Попков уже не столько оценкой поведения жертвы, сколько собственным внезапным желанием совершить убийство. Сдерживать себя ему становилось все труднее.
«Его подогревало ощущение безнаказанности и русский авось, — говорит Карчевский. — Раз убил, два убил — все, крылья растут. Вперед, Черный плащ. Чувство безнаказанности окрыляло его для дальнейших действий. Окрыляло в прямом смысле этого слова. Представьте, человек, будучи на дежурстве, в форме садится в служебный автомобиль, едет по городу, замечает девушку, сажает ее к себе в машину, увозит, убивает — а потом возвращается на дежурство. А утром читает сводку: „О, трупик нашли, ничего себе, как же так? Ай-ай-ай“. Ему и интересно было, и одновременно он тешился над бессилием правоохранительных органов — и не отрицает это». На одном из допросов Попков рассказывал Карчевскому, что в последние годы стал лучше продумывать свои преступления и анализировать ошибки, чтобы на него труднее было выйти.
Тот факт, что женщины садились в машину к Попкову и соглашались продолжать с ним вечер, следователь объясняет так: «В 1990-е и 2000-е годы не каждая женщина могла похвастаться стабильной половой жизнью с мужчиной, который ей нравился, — это я знаю из допросов женщин, с которыми общался Михаил Викторович и с которыми вступал в интимную связь». Бывшие любовницы Попкова рассказывали оперативникам, что тот «нравился бабам»: был подтянутым, спортивным, опрятным, вежливым. «Женщина, чей мужик с большим пузом был всегда, или с похмелья, или с мужиками пиво пил в гараже, хотела внимания, какой-то ласки, заботы, пусть и сиюминутной, — продолжает следователь. — Попков выглядел как мужчина, который мог ей это дать».
Дубынин тоже считает, что именно безнаказанность вскружила Попкову голову: если до 1999 года он убивал, чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности, то в дальнейшем получал адреналин от того, что его не могли поймать. «Все это время он игрался с системой, считал себя грамотным, умным, неуязвимым — настоящим супергероем», — говорит Артем, который уверен, что жертв могло бы быть гораздо меньше, если бы не безразличие милиции и обычных людей. На одном из допросов он спросил маньяка, что он испытывал, когда о его преступлениях начали писать газеты. «Он ответил: „Я знал, что меня не поймают“, — вспоминает оперативник. — А я теперь думаю, что никакого Попкова вообще могло бы не быть».
Михаил Попков отрицает, что насиловал своих жертв. По его словам, некоторые женщины сами предлагали ему заняться сексом; когда контакт происходил по его инициативе, насилие он не применял; а многие жертвы ему просто не нравились. И следователи, и суд считают, что это ложь — убийцу признали виновным более чем в 10 изнасилованиях.
Дубынин описывает обычную схему преступления так: сначала женщина соглашалась поехать с Попковым за город, но в последний момент — как об этом говорил сам убийца — «начинала ломаться». Обычно это заканчивалось тем, что Попков оглушал жертву ударом по голове, насиловал, а потом убивал. «Однажды он попробовал вступить в половую связь с уже убитой, но еще теплой жертвой, — рассказывает Дубынин. — Получилось так, что она начала сопротивляться, и он не успел заняться с ней сексом до того, как убить, поэтому он ее раздел и попытался совершить половой акт с трупом. По словам Попкова, это было всего раз и ему не понравилось — из заднего прохода начали вываливаться всякие массы».
Сексологи не нашли у Попкова отклонений, но Дубынин считает, что вряд ли его сексуальное поведение можно назвать нормальным. «В некоторых случаях сперму Попкова находили не только во влагалище жертв, но и в анальном отверстии и в ротовой полости — то есть он либо три раза совершал половой акт в различных позах, либо, совершив половой акт, тыкал своим половым членом в жертву, — рассуждает он. — Не думаю, что это здорово, зная, что ты сейчас этого человека убьешь. Возможно, эксперты все же что-то упустили».
Сам Попков в разговоре со мной говорил только о психологическом эффекте убийств — и о преодолении страха перед мертвыми. «Когда я только начал работать в милиции и мне приходилось выезжать на места преступления, я на трупы совсем неадекватно реагировал, даже тяжело. Я потом день или два не в своей тарелке себя чувствовал, кушать не мог. Заснуть не мог», — вспоминал убийца (Карчевский считает эти слова лукавством: как может бояться трупов человек, копавший могилы с 15 лет?). «Какое удовольствие человек может получать от убийства? — продолжил Попков. — Ударил два раза, побыстрее сел в машину и удрал с места происшествия. Чисто физиологически, с точки зрения медицины, в этот момент ты получаешь такую дозу адреналина, что головной мозг начинает работать, как четырехъядерный, восьмиядерный процессор».
При всем при этом маньяк действовал достаточно ловко, хоть сам он это и отрицает: «Когда я слышу, что я работал в милиции и поэтому умел заметать следы, мне смешно становится. Я механик по образованию, простой сержант милиции, как я могу стольких людей с такими звездами [на погонах] водить за нос?» Тем не менее за 20 лет не появилось ни одного свидетеля, который мог бы описать его внешность или назвать номер машины, — хотя многие видели, как женщины в нее садились. Убийства совершались неподалеку от города — как объясняет Карчевский, везти жертву куда-то дальше было опасно: машину могли остановить на посту или увидеть случайные свидетели. Попков всегда возил с собой набор предметов, которым можно было бы убить очередную жертву, — топор, отвертку, нож, биту или еще что-нибудь. Сумка с инструментами для удобства стояла у него прямо под сиденьем — а пополнял он ее предметами, которые брал в отделении милиции, где работал. На досмотрах у правонарушителей регулярно изымали ножи, отвертки, топоры и прочее потенциальное оружие — если они не представляли ценности как вещественные доказательства, инструменты складывали в коробку, которая стояла на подоконнике между этажами. За содержимым этой коробки никто не следил, и сотрудники часто разбирали инструменты на свои нужды. Большинство своих жертв ангарский маньяк убил инструментами из этой коробки.
Попков утверждает, что никогда ничего не похищал у убитых им женщин: ни золото, ни деньги, ни другие ценные вещи. Судя по всему, это тоже ложь. Родственники жертв часто заявляли о пропаже ювелирных украшений, а братья Мамедовы, которые в 1990-х скупали лом драгметаллов в Иркутске, заявили следствию, что Попков часто сдавал им женские ювелирные украшения. Они хорошо запомнили мужчину, потому что он приезжал к ним прямо в милицейской форме. Обратили внимание Мамедовы и на то, что Попков постоянно улыбался — но за этой улыбкой «был виден оскал». Дубынин не сомневается, что маньяк сбывал ювелирные украшения, принадлежавшие жертвам, — по его словам, на это указывает еще и благосостояние семьи Попковых в 1990-х: «В те времена на иномарках ездили либо очень богатые люди, либо коммерсанты, либо бандиты». Вместе с коллегами оперативник даже ездил к матери преступника — у нее дома искали тайник с украшениями, который, как предполагали следователи, преступник мог оставить на черный день, но не нашли.
Попков почти никогда не пытался избавиться от трупа или скрыть следы убийства — только одну свою жертву он закопал (тело нашли только в 2015 году), еще два трупа пытался сжечь, чтобы их было сложнее опознать. При этом он не раз возвращался на места своих преступлений, чтобы проверить не оставил ли он там улик. Чаще всего он приезжал туда на велосипеде, чтобы не привлекать внимания.
Летом 2000 года Попков убил Марину Лыжину и Лилию Пашковскую. Он, как обычно, спросил у женщин, не подвезти ли их до дома, а они, по словам преступника, предложили ему продолжить вечер. Сначала они выпивали на берегу реки Китой, а потом выехали за город — там, на поляне, Попков убил Лыжину 18 ударами ножа в голову. Пашковская получила около 70 ударов
На следующий день убийца обнаружил, что потерял свой милицейский жетон, который в память о работе в органах носил на шее. В этот раз на место убийства он решил поехать на машине — остановил ее в 300 метрах от поворота на поляну, где накануне оставил трупы, а дальше пошел пешком. Жетон действительно нашелся рядом с одним из тел — забрав его, Попков собрался уходить, как вдруг заметил, что одна из девушек пошевелилась. Сумки у него с собой не было, и он попытался задушить женщину, но не смог. Тогда убийца побежал к машине, взял оттуда лопату, вернулся и добил жертву.
Когда его задержали через 12 лет, Попков поначалу утверждал, что именно это убийство стало для него последним, поскольку он перенес «сильнейший стресс». Это снова было ложью. Следственной группе удалось доказать в суде, что маньяк продолжил убивать как минимум до 2007 года — впрочем, ни Карчевский, ни Дубынин не верят, что и после этого Попков остановился. Артем утверждает, что у следствия есть схемы, на которых маньяк указал места на трассе Иркутск — Владивосток (Попков перегонял по ней машины), где он совершал преступления с 2004 по 2012 год, а также как минимум две явки с повинной об убийствах на Дальнем Востоке — уголовное дело по ним так и не возбудили. По словам Дубынина, руководство не разрешило им с коллегами выехать на место, чтобы изучить уголовные дела; отказались и этапировать туда Попкова, чтобы проверить его показания на месте. «Нам сказали: „Пускай он сначала съездит на тюрьму, поймет, что все серьезно, а потом вернется к этой теме“», — вспоминает Артем.
Оперативники считают, что убийца может продолжить «вспоминать» о новых жертвах, чтобы его возили из колонии в Ангарск. «Какой интерес человеку на пожизненном сидеть? — рассуждает один из участников „маньячной группы“ Виктор Маслаков. — Посидит в колонии годик-два и вернется обратно, возможно, поедет в другие регионы, если с ним кто-то захочет работать».
Как и сокамерники Попкова, люди, которые расследовали его преступления, уверены: маньяк ни о чем не жалеет и ни в чем не считает себя виноватым. «Он как у нас говорит: „О чем жалеть? У человека в жизни все и так ясно. У нее жизнь была лишена смысла, она конченый человек, у нее нет будущего, и у ее детей нет будущего. Таким людям жить незачем“. Это цитата из допроса, — вспоминает Карчевский. — Разговора о жалости не было никогда».
По словам участников «маньячной группы», Попков может испытывать любовь или жалость только к определенному кругу людей: в первую очередь к себе и к дочери, во вторую — к жене, матери и сестре. На этом список заканчивается. «Прежде всего он дорожит жизнью, благосостоянием и благополучием своей дочери, которую он холит и лелеет, — продолжает Карчевский. — Остальные люди — так. Кто за остальными — те вообще никак, мусор. У него же друзей никогда не было, одни знакомые».
В 1999 году Катя Попкова рассказала отцу, что в школе собирают деньги на похороны ее учительницы музыки Марины Власовой. Попков быстро понял, что это одна из его жертв, и подумал, что, возможно, перед смертью занимался с ней сексом. Нужную сумму он дочери дал, но больше ни о каких эмоциях, которые бы пережил в этой ситуации, в разговоре со следователями не упоминал.
«В одной жизни я был обычным человеком, состоял на службе в милиции, затем работал, имел положительные отзывы по службе и по работе, у меня была хорошая семья, мои жена и дочь считали меня хорошим мужем и хорошим отцом, что соответствовало действительности, — рассуждал Попков на одном из допросов. — В другой жизни в этот период времени я совершал убийства женщин, что тщательно скрывал ото всех, понимая, что это является уголовно наказуемым деянием. Мои жена и дочь никогда ничего не знали о совершенных мной преступлениях и даже не подозревали об этом».
Мне убийца рассказал о том же чуть иначе — с типичной для себя двойственностью и риторическими вопросами. «Я воспринимаю себя как нормального человека с точки зрения психиатрии, а то, что я натворил, то натворил, я за это наказание несу, — сообщил Попков. — Конечно, я ненормальный, раз такое совершил. Логичный ответ? Конечно, нормальный, раз несу ответственность и получил пожизненное лишение свободы».
Так или иначе, к родственникам убитых Михаил Попков на суде решил не обращаться. «А для чего? Что это изменит? Обо мне знаете, как думают? Меня на куски готовы разорвать, на фарш пустить, что для них мои слова? — спрашивает он. — Когда человек в чем-то кается, признает, всегда можно заподозрить его в том, что он преследует какую-то цель или же изображает из себя кающегося. Чтобы повода не было даже так подумать, лучше вообще ничего не говорить. Если не можешь ничего сказать, лучше промолчи».
10 декабря 2018 года суд признал доказанными еще 57 убийств и повторно приговорил Михаила Попкова к пожизненному заключению — едва ли не впервые в истории российского правосудия. Тогда же его лишили звания младший лейтенант милиции и пенсии. У 18 из этих 57 жертв нет даже имен — следствию не удалось установить, кому принадлежали останки, обнаруженные на месте убийства.
Через полгода после приговора маньяка этапировали в колонию в Мордовии. Около года он провел в двухместной камере: по вечерам читал, а днем работал за швейной машинкой. Сначала пришивал карманы к спецодежде, а во время пандемии коронавируса начал шить маски.
«Иногда я начинаю себя накручивать, что я теперь никогда не выйду отсюда, — признает Попков. — С другой стороны, зачем мне себя накручивать, если есть возможность отключить образы и мысли? Себя ведь можно приучить к определенному распорядку, к определенным мыслям, определенному алгоритму. Себя можно контролировать, собой можно руководить. Я стараюсь не думать».
В июле 2020 года Михаил Попков признался в еще двух убийствах, которые совершил в Ангарске в 1995 и 1998 годах. Из Торбеевского централа в Мордовии его этапировали в Иркутск, где предъявили обвинение. Расследованием убийств занимается Евгений Карчевский.
Перед тем как Попкова этапировали в Мордовию, Карчевский спросил у него, о скольких преступлениях убийца еще не рассказал.
— Терпение, мой друг, — ответил Попков и улыбнулся.
Достарыңызбен бөлісу: |