жизненной силы, следовательно, смерти не бывает». Эти положения до некоторой степени
могут быть не лишены смысла, но в практическом отношении они неприемлемы, как это
тотчас становится очевидным, если захочется вывести из
них определенные заключения,
например: «Следовательно, свет зажигать не надо», или: «Следовательно, все организмы
бессмертны». Далее, отнесением незаметного к категории сознательного достигается только
то, что психическое вообще лишается своей единственной непосредственной достоверности.
Сознание, о котором ничего не известно, кажется мне гораздо более абсурдным, чем
бессознательное душевное. И, наконец, такое приравнивание незаметного к бессознательному
осуществлялось, очевидно, без учета динамических отношений, которые были
определяющими для психоаналитического понимания. Ибо при этом остались неучтенными
два факта; во-первых, то, что очень трудно уделить достаточно внимания такому незаметному
–
для этого требуются большие усилия; во-вторых, если это и удалось, то все, что прежде было
незаметным, не узнается теперь сознанием, а довольно часто кажется ему совершенно чужим,
противоположным и наотрез отвергается им. Таким образом, сведение бессознательного к
мало заметному и незаметному – лишь производная предубеждения, для которого
идентичность психического с сознательным раз и навсегда установлена.
Однако в ходе дальнейшей психоаналитической работы выясняется, что и эти различия
недостаточны, неудовлетворительны в практическом отношении. Из
наиболее важных
ситуаций, которые свидетельствуют об этом, стоит выделить следующую как решающую. Мы
сформировали у себя представление о связной организации душевных процессов в личности и
называем эту организацию
Я личности. Это Я связано с сознанием, оно владеет подступами к
системе подвижности, то есть к отводу возбуждений во внешний мир; это та душевная
инстанция, которая контролирует все частные процессы, которая ночью отходит ко сну и все
же руководит цензурой сновидений. От этого Я исходят также вытеснения, благодаря
которым известные душевные стремления должны исключаться не только из
сознания, но
также из других областей влияния и действий. То, что было устранено вследствие вытеснения,
противопоставляется в анализе Я, и перед анализом стоит задача устранить сопротивление,
оказываемое Я изучению вытесненного. Во время анализа мы наблюдаем, что больной
испытывает затруднения, когда мы ставим перед ним определенные задачи; его ассоциации
отказывают, когда они должны приблизиться к вытесненному. В таком случае мы говорим
ему, что он находится во власти сопротивления, но он ничего об этом не знает, и даже когда по
своему чувству неудовольствия он должен был догадаться, что теперь в нем
действует
сопротивление, он не может назвать его или указать на него. Но так как сопротивление,
несомненно, исходит из его Я и относится к нему, мы оказываемся в непредвиденной
ситуации. В самом Я мы обнаружили нечто такое, что тоже является бессознательным, ведет
себя прямо как вытесненное, то есть оказывает сильное воздействие, само при этом не
осознаваясь, а для его осознания требуется особая работа. Следствием этого опыта для
психоаналитической практики является то, что мы попадем в
бесконечное множество
неясностей и затруднений, если будем придерживаться привычных способов выражения и
захотим, к примеру, свести невроз к конфликту между сознательным и бессознательным.
Исходя из наших представлений о структурных соотношениях душевной жизни, вместо
этого противопоставления мы должны ввести другое: противопоставление между связным Я и
отколовшимся от него вытесненным.
Однако следствия для нашего понимания бессознательного еще более значительны.
Динамическое рассмотрение привело нас к первой корректировке, структурное понимание
дает нам вторую. Мы видим, что
БСЗ не совпадает с вытесненным; остается верным, что все
вытесненное является
БСЗ , но не все
БСЗ есть вытесненное. Также и часть Я – Бог весть,
какая важная часть Я, – должна быть и, несомненно, является
БСЗ . И это
БСЗ в Я не
латентно в смысле
ПСЗ, иначе его нельзя было бы активизировать, не сделав
СЗ, а его
осознание не доставляло бы таких больших трудностей. Таким образом, если мы видим
необходимость постулировать наличие третьего, не вытесненного
БСЗ , мы должны признать,
что характер бессознательности теряет для нас значение. Он становится многозначным